Элис схватила его за руку.
— Как долго я здесь?
— Сейчас ночь вторника, точнее — утро среды.
— Почти два дня. Но это ужасно! Дандас улыбнулся.
— Да? Я так не думаю. Твоя болезнь нас беспокоит.
— Но Камилла? — закричала она. Он замер.
— Камилла?
— Да! Она у Торпов. Они ее прячут. Надо выяснить. Вот почему я ушла оттуда в полночь. Дандас медленно и мягко сказал:
— Ты не думаешь, что вообразила себе это? Удар был сильный. Ветка свалилась тебе прямо на голову. Хорошо, что она тебя не убила.
В голове Элис все плыло, но она упрямо твердила:
— Дерево на меня не падало. Кто‑то вошел в мою комнату и прошептал: «Камилла здесь». Наверное, сама Камилла, хотя я не могу поверить, что она может так шутить.
— В чем дело?
Элис не хотела рассказывать о привязанных к кровати волосах — это выглядело бы глупо и по‑детски. Даже Дандас, несмотря на всю его доброту, посмеялся бы над ней.
— Неважно. Это всего один эпизод. Но я знаю: там, у Торпов, затевается что‑то страшное. Дэлтон Торп от нее без ума. Он что‑то сделал с ней. — Элис почти кричала. — Не смотри на меня так! Это правда! И кто‑то поймал Уэбстера и убил. Кто‑то боялся, что он расскажет. Дандас, мы должны все узнать!
Он погладил ее по мягким волосам.
— Конечно. Конечно, выясним. Я тоже видел Уэбстера, но, думал, птица убита в драке. У нее повреждена голова.
— Ей свернули шею, — настаивала Элис. Она отчетливо помнила болтающуюся головку, уже ничем не напоминающую Уэбстера. Это была часть кошмара — безжизненно болтающаяся головка.
— Возможно, — согласился Дандас, утешая. — Но не будем говорить об этом сейчас. Два часа ночи, и ничего нельзя сделать до рассвета. Итак, я пойду принесу питье, и ты заснешь. Ты удивишься, насколько днем все покажется тебе другим.
Элис еще раз попыталась заговорить.
— Здесь в доме тоже кто‑то ходит. Ты должен посмотреть.
Дандас улыбнулся.
— Ну, это я. Объяснение простое: я плохо сплю по ночам, встаю и хожу по дому. Маргарет подтвердит. Прости, что я тебя напугал.
Когда Дандас вернулся с двумя стаканами горячего молока на подносе, Элис успокоилась. Он не верил, что Камилла у Торпов. Но даже если она и там, с ней все в порядке, объяснил он спокойно. Да, он прав, ничего нельзя сделать в два часа ночи. И пока она больна. Надо поправиться как можно скорее, снова поехать в высокий элегантный дом Торпов и выяснить, что там происходит на самом деле.
Она подумала, что не стоило убегать оттуда ночью. Феликс засмеет ее. Знает ли Феликс, что случилось? Дандас помог Элис устроиться на подушках, укутал шерстяной пижамной курткой ее плечи. Заботливо, как женщина.
— Вот. Так хорошо и уютно, — сказал он голосом, похожим на черный бархат, теплый и мягкий. — Выпей и перестань думать. Еще будет время.
— ТЫ очень добр ко мне, — слабо пробормотала Элис.
— Нет. Но был бы рад. Благодаря небесам, я нашел тебя.
Элис погрузилась в уют его голоса. Конечно, вопрос, который сидел у нее в голове, был не к месту.
— Феликс знает?
— Феликс Додсуорт? Водитель автобуса? Да. — Дандас понимающе улыбнулся. — Он ворвался сюда, как лавина. Боюсь, он решил, что из того школьного домика исчезают все женщины. Он успокоился, только когда увидел, что ты в порядке. Или почти в порядке. Ты несла всякую чепуху.
— А что я говорила? — осторожно спросила Элис.
— Большей частью то же самое, что и мне сейчас. Насчет того, что Камилла заточена у Торпов.
— О, — сказала Элис, радуясь, что это единственная чепуха, которую она сказала. Она проглотила молоко и подумала: действительно ли Феликс расстроен? Конечно, он будет опечален, если с ней что‑то случится. Но будет ли он страдать?
Абсурдно думать, что Феликс может быть безутешным. Всегда найдется женщина, которая приласкает его.
— Уже лучше, — сказал Дандас приятным тоном. — Ты улыбаешься.
— Я? — Действительно ли она улыбалась, подумав о Феликсе, спросила себя Элис.
Она посмотрела на Дандаса, на его круглое сияющее лицо, и ей вдруг захотелось дотронуться рукой до его щеки. Он такой добрый.
Элис выпила молоко, и кошмары отступили. Головная боль утихла, а веки смежились.
— Ты очень милая, — мягко проговорил Дандас. — И не убегай, ладно?
Кто еще говорил ей, чтобы она не убегала? Элис широко открыла глаза.
— Почему?
— Потому что тебе еще нельзя оставаться одной. Завтра или, если ты еще будешь не в форме, послезавтра, я отвезу тебя в Хокитику. Ты сядешь на поезд и поедешь домой. Я уверен, твоим братьям не терпится узнать, что с тобой приключилось.
— Моим братьям? — недоуменно переспросила Элис.
— Разве ты не говорила, что у тебя шесть братьев?
Элис с раскаянием вспомнила.
— О, я так испугалась. Я дразнила тебя.
— Дразнила?
— Всю жизнь я мечтала о братьях, как и Камилла. Прости, Дандас. Это было глупо.
Светлые глаза с огромными зрачками уставились на нее.
— Значит, у тебя нет семьи?
— Не здесь. Мои родители живут в Англии. Отец занимается дизайном самолетов. Я — единственный ребенок и немного лишняя в той жизни, которую они ведут.
Дандас взял у нее пустой стакан и осторожно поставил его на поднос.
— Как интересно, — проговорил он. — Самолеты. Ну а ты спряталась в кустах…
— Отец будет разочарован своей дочерью.
— Нет, — скачал Дандас с внезапной твердостью. — Я думаю, ты права. Я восхищаюсь тобой еще больше, чем прежде. Но мы обо всем поговорим после. Сейчас не стоит обсуждать чье‑либо поведение или читать мораль. Я и так разрешил тебе слишком много говорить. А тебе надо спать.
Элис легла на спину, подумав, что даже кровать здесь словно из бархата.
— Ты очень хороший, — пробормотала она. — ТЫ не собираешься отослать меня, а?
Дандас потрепал ее по щеке.
— Оставайся, сколько хочешь. Могу тебя заверить…
Его слова были прерваны тяжелыми шагами возле двери. Элис увидела на пороге Маргарет в старом голубом халате. Ее распущенные волосы обрамляли лицо, еще более мрачное, чем обычно.
— Я почувствовала запах горелого, — сообщила девушка. — И опустилась. — Она перевела внимательный взгляд с отца на Элис.
— Посмотри, насколько Элис стало лучше, — сказал Дандас, не обращая внимания на злобу и презрение дочери. — Она прекрасно поправляется. Это, конечно, все от сна. Доктор сказал, что ей нужен хороший отдых. Я напоил ее горячим молоком и теперь ухожу. А она снова засияет.
— Что горит, Маргарет? — спросила Элис.
— Я не знаю.
— Ах, это! — улыбнулся Дандас. — Я только что сжег несколько старых вещиц — ведь я немного гончар, от бессонницы… Очень мило, детка, но я не собираюсь спалить дом. Леди, в кровати!
