— Да, Алиса.
И я отвез её домой.
Алиса сидела в гостиной, зарывшись лицом в ладони, и смотрела на меня — женщина, на которую я столько смотрел, но так и не разглядел, которую я знал, но так до конца и не понял. Стараясь унять дрожь в голосе, она сказала:
— Все дело только в ключе, Джонни. Они хотят получить его как можно быстрее.
— Плевать мне на этот ключ! Я думаю только о Полли.
— Должно быть, тебе сейчас тяжелее чем мне, — сказала Алиса. — Мне трудно это признать. В том смысле, что я не могу допустить даже мысли о том, что кто-то на свете может сейчас страдать больше, чем я. И все же умом я понимаю, что тебе ещё тяжелее. Умоляю тебя, держись, Джонни.
— Я стараюсь.
— Ключ… Мы должны сейчас думать только про этот ключ, Джонни. Будь он у нас в руках, мы бы хоть имели возможность поторговаться. Теперь же у нас не осталось ничего. И это страшно.
— Что толку сейчас ломать голову из-за ключа?
— Есть толк, — настаивала Алиса. — Взгляни на случившееся с другой стороны. Допустим, мы сообщим в полицию или в ФБР — так ведут себя разумные люди, когда похищают их ребенка. Ты про это читал. Я тоже. Пойдем к ним и все расскажем. Потом, когда нам позвонит Монтес…
— Нам никто до сих пор не позвонил. Ни Монтес, ни кто-либо другой.
— Позвонит, Джонни, можешь мне поверить. Еще и часа не прошло, как они похитили Полли. Но давай подумаем, сможем ли мы через это пройти. В полиции нам скажут: «поговорите с похитителем, составьте какой-нибудь план.» Они начнут прослушивать наш телефон. Но Монтес — воробей стреляный, его на мякине не проведешь. Он позвонит таким образом, что напасть на его след полиции не удастся. Ему нужен ключ. Мы договариваемся о встрече. Полицейские отдают нам свой ключ и велят, чтобы мы соглашались на все условия похитителей. Мы оставляем ключ в условном месте. Монтес его забирает. Потом…
— Что — потом?
— Нет, это глупо. Будь Монтес обыкновенным жуликом, наш план удался бы, но ведь он дипломат. На что он рассчитывает? Ведь ему это с рук не сойдет.
— Я тоже тщетно пытался это понять, — кивнул я. — Но меня уже заклинило: о чем бы я ни думал, ответ получается один и тот же. — Я метнул на Алису затравленный взгляд.
— Кто-то должен произнести это вслух, — прошептала она.
— Ты хочешь сказать, что они убьют Полли?
— Да.
— Что бы мы ни сделали? Отдадим мы им ключ или нет? В любом случае?
— Да, Джонни. В любом случае. Только — на этом они не остановятся.
— На чем?
— На убийстве Полли. Разве ты не понимаешь?
— Нет! — выкрикнул я.
— Джонни, возьми себя в руки. Мы вынуждены говорить о самом страшном. Я прекрасно понимаю, как это тебе тяжело, но, поверь — мне тоже несладко. Джонни, для тебя такое в новинку, но мне было двенадцать лет, когда немцы бомбили Лондон. Представляешь, каково находиться под бомбардировкой двенадцатилетнему ребенку? Как будто весь мир вдруг обезумел и рассыпался на куски. И нужно было сохранять выдержку для таких разговоров: «Ты знаешь, кажется, бабушка погибла». «Ты думаешь?». «Я точно не уверена. Но у неё нет головы». И вот представь, каково жить в таком мире. Гротескном, вывернутом наизнанку. Но приходилось о нем думать и разговаривать, в противном случае — выжить было невозможно.
— Но ведь наш мир не обезумел. Нас окружают цивилизованные люди.
— В самом деле, Джонни? Разве не эти люди задумали убить Полли лишь потому, что им понадобился ключ? Да, ключ стоит денег. Им нужны деньги. Значит, они должны убивать. Нет, Джонни, мы живем не в цивилизованном мире. Это мир, в котором гремят ядерные взрывы, а на городских улицах ежедневно режут и стреляют людей. Еще не родившихся детей приговаривают к смерти всякий раз, когда русские или американцы взрывают очередную атомную бомбу. Цивилизованные…
— Господи, хоть сейчас не читай мне лекцию!
— Я никогда прежде не читала тебе лекций, Джонни, — горько произнесла Алиса. — Просто мы оба должны срочно повзрослеть.
— А что толку?
— Наша Полли попала в руки к очень скверным людям, Джонни. Нужно смотреть правде в глаза.
— Почему ты так уверена, что они решили её убить?
— Во мне говорит обыкновенный здравый смысл, Джонни. Они зашли уже слишком далеко и теперь у них не остается иного выхода, как убить Полли, тебя и меня. Всех нас троих.
— Как ты можешь такое говорить? Почему?
— Потому что им безразлично, скольких человек убить, а, оставив нас в живых, они непомерно рискуют.
— А почему они так уверены, что мы не обратимся в полицию?
Алиса покачала головой.
— Судя по твоим словам, Джонни, мистер Монтес — весьма проницательный и влиятельный человек. Он играет по крупному. Он ведь даже не мужчина, Джонни. Его безразличие к сексу, использование жены как шлюхи, лукулловы замашки — все это говорит о том, что он не человек, а ходячая бомба. Он нацелен на саморазрушение, но свято верит, что деньги очистят его от грехов. Он, конечно же, убежден, что мы не обратимся в полицию. Если мы это сделаем, Полли погибнет. И он прекрасно понимает, что мы это сознаем.
— Но что случится, если мы все-таки обратимся в полицию?
— Ему все равно придется убить нас. Другого выхода у него нет. Не забудь, что он обладает дипломатической неприкосновенностью и вдобавок представляет в ООН страну, которая в глазах всего мира и так много страдает от пренебрежительного отношения Америки. Думаю, что убрав всех нас с дороги, он будет в полной безопасности. Да и кто выдвинет против него обвинение?
— Мы бы могли.
— Мертвые — нет. К тому же я не хочу покупать себе жизнь ценой жизни Полли. У нас есть ещё несколько часов и мы должны придумать какой-то выход. Господи, если бы только у нас был ключ!
— Если все то, о чем ты говорила — правда, то нам лучше обойтись без ключа. Я не думаю, что Монтес посмеет тронуть Полли до тех пор, пока у него не будет ключа. Ему нет смысла убивать Полли, если ключ не попадет к нему в руки — тогда он лишится единственного своего оружия.
— Да, а нашим оружием был ключ, да и тот мы утратили, — вздохнула Алиса.
— Но они-то этого не знают. Попробуем сблефовать. Нельзя дать им понять, что у нас нет ключа.
— Да, Джонни, ты прав…
Ее прервал телефонный звонок.
— Я сниму параллельную трубку в спальне, — внезапно охрипшим голосом сказала Алиса. — А ты в ту же секунду возьми свою. — Она вихрем пронеслась в спальню и выкрикнула: — Давай, Джонни!
Я схватил трубку — как мне показалось, одновременно с Алисой; щелчка, во всяком случае, я не услышал. Звонил сам Портулус Монтес.
— Мистер Кэмбер? — спросил он шелковым голосом.
— Я вас слушаю.
— Мне очень приятно снова разговаривать с вами. В наше время редко выпадает удача познакомиться с цивилизованной личностью, а каждое расставание с ней несет за собой горечь утраты.
