— Нет. Вы же не нарочно! Вы же не знали!
— А ты нарочно? Ты знала?
Вопросы меня изумили. Действительно, я не нарочно и не знала.
— Вот именно, — кивнул Руслан. — Так почему ты себя судишь по одним законам, а остальных по другим? Это называется двойная мораль.
Рассуждение выглядело удивительно логичным и привлекательным. Как я, оказывается, недооценивала Руслана! Он вечно был с Лешей и вел себя, словно тоже из марсиан. А на самом деле нет. На самом деле он нормальный. Могла бы и раньше догадаться: я ведь видела, как он долго беседовал о чем-то с Митей, а Митю дурак вряд ли заинтересует.
Руслан между тем изменившимся голосом продолжил:
— Я, конечно, лезу не в свое дело, но… Ты ведь Леху почти не знаешь…
Меня поразило, что я только что произнесла про себя то же самое имя. Однако дальнейшее поражало еще больше.
— Он вовсе не такой, каким кажется здесь. Здесь он… короче, он растерялся и не знает, как лучше, поэтому получается хуже. А на самом деле он очень хороший мужик. Не какой-то там марсианин, а самый нормальный. Тебе кажется, что он ничего не чувствует, а на самом деле чувствует, просто со стороны не видно. Я это не к тому, чтобы ты его не посылала подальше… ну, просто имей в виду — он переживает. Если можешь как-то поделикатнее…
Руслан с трудом выдавливал слова, почти заикался, и мне было неловко слушать. Разумеется, мужская дружба — это прекрасно, однако ее проявления не всегда легки для всех заинтересованных сторон. Слава богу, монолог прервал появившийся на пороге регистратуры Арсений. Он был мрачен.
— Не думаю, что даже при сложившихся обстоятельствах кто-то имеет право вмешиваться в нашу личную жизнь, — прокомментировал он.
Непонятное, прямо-таки загадочное упорство!
— Да, — поддержал Андрей, — устраивают много шума из ерунды.
— Давно ли смерть человека стала ерундой? — съязвила Бэби.
— Я фаталист, Аня. Каждому назначен свой срок, и его не изменить, если не изменишь сперва себя. Петр Михайлович был человеком низшего разряда, закосневшим в своих заблуждениях. Возможно, в следующей жизни он образумится. Что касается этой его жизни, я бы удивился, если б она длилась долго. Какой в ней смысл?
— А в твоей жизни какой смысл?
— Самосовершенствование, разумеется.
Бэби скривилась и дальше спорить не стала.
Меня вызвали в регистратуру одной из последних. Майор Ильин устало поздоровался и предложил сесть, лейтенант Савченко корпел в углу над какими-то бумажками.
— Ну, что скажете нам нового, Ольга Денисьева?
Я подумала и спросила:
— А родные Петра Михайловича знают о… о том, что случилось?
Ильин изумленно поднял голову.
— Что? А, родные. Да, его жене сообщили. Но она, похоже, не больно-то спешит приезжать сюда за телом. Впрочем, сейчас самый сезон, и билетов не достать. Да и цены кусаются, на самолет особенно. Он ей фактически давно не муж, так чего ради платить такие деньжищи? К тому ж не у каждого они есть.
— Вы имеете в виду… а… но ведь надо похоронить? — заикаясь, выдавила я.
— Ну, поверх земли еще никто не оставался, — поделился мудростью милиционер. — Ладно, что-то мы не о том. Так вспомнила чего нового али нет?
Мне в голову навязчиво полезло видение Юрия Андреевича, с перевернутым лицом стоящего неподалеку от места убийства. Однако убили ведь те двое, так зачем я стану втягивать неповинного человека! Но точно ли убили те двое? Может, есть доказательства? Какие обычно бывают доказательства… да, отпечатки пальцев на орудии убийства! И у меня вырвалось:
— А нож нашли?
— Если бы! Вот интересно, и кто кого допрашивает, а?
Но в интонациях не чувствовалось раздражения. Интереса тоже. Я неуверенно предположила:
— Если б я его убила… ну, в таком месте… я бы и нож кинула прямо туда.
— Куда?
— В туалет. В дырку. Самое подходящее место. Туда ведь никто не полезет, правда?
— Интересная мысль, особенно для такой романтичной девушки. Кстати, о девушках. Твоя подруга Анна… что у нее с ним было?
— Ничего, — быстро ответила я.
— А врать-то нехорошо, — заметил Ильин.
— Я не вру. Она ему нравилась, конечно, но она многим нравится. А он ей нет. То есть, она хорошо к нему относилась, но не так.
— А так, насколько я понял, относилась Лидия Сергеевна Бабич, да?
Я предпочла пожать плечами, и разговор был окончен. Выйдя на улицу, я увидела, как Митя рассказывает что-то Бэби. Его руки совершают скупые, но точные и изящные жесты, чем-то похожие на танец. А глаза Бэби горят. Я постеснялась к ним подойти, однако Митя заметил меня и позвал.
— Ну, как ты это пережила, Оленька? Приятного, конечно, мало.
— Мне кажется, — сообщила я, — что за ним никто не приедет. Ни жена, никто. Я думаю… может быть, нам надо собрать деньги? На похороны. Я плохо представляю, как все это организуется…
— Еще не хватало, чтобы ты хорошо себе это представляла, — возмутился Митя. — А Петя работает… работал на Балтийском заводе. Это большой завод, он еще не совсем развалился, и там наверняка есть профсоюз или соцотдел, а у них деньги на социальные нужды. Переведут сюда по безналу на… на транспортировку тела, — он поперхнулся, это произнося, — ну, а в Питере все-таки должна подсуетиться жена. В конце концов, она наследует квартиру. Я считал, что все это организуют менты. Ну, если им лень поднять трубку, так на завод могу позвонить и я. Умница, что об этом подумала, а теперь больше не беспокойся. Я за всем прослежу.
И по окончании допросов он и впрямь отправился в регистратуру и пробыл там довольно долго, а, появившись, принес неплохие новости. И завод, и жена проявили понимание и готовность, так что вопрос лишь в сроках.
Милиция оперативно действовала не только в этом. После обеда мы с недовольством обнаружили, что наш, извините, туалет закрыт и приходится тащиться бог знает куда. А потом я увидела специальную ассенизаторную машину, и мое недовольство испарилось. Неужто ищут нож? А вдруг я неправа в своих предположениях о его местонахождении — и, скорее всего, так оно и есть? Впрочем, я же никого не заставляла, правда?
Бэби потащила меня на пляж, уверяя, что надо как можно скорее войти в привычный ритм жизни, а не разводить бесполезные сантименты.
— И, пожалуй, — заявила она, — пока не найдут тех двоих, нет смысла обдумывать, кто виноват. Пусть сперва майор Ильин разберется с ними. В конце концов, это его работа, ему за это деньги платят. Может, эти типы во всем признаются? Правда, в таком случае я бы без суда посадила их в психушку.
Я, как обычно, послушалась подругу, однако внутри по-прежнему болело. Вечером я попросила у Мити гитару. Она, конечно, не заглушает тоску, скорее наоборот, но зато как-то ее… кристаллизует, что ли? И в полчаса, уединившись, я сочинила песню с такими словами.
