За окном зажглись фонари, в покрытыми мелкими каплями стеклах расплывались карамельками липкие отражения рекламных огней.
— Вот так все и произошло, — закончил свой рассказ Эжен. В судьбу я не верю. Просто — жестокая случайность. — Он свернул и спрятал в карман носовой платок, которым промокнул навернувшиеся слезы.
Пять лет назад Эжена перевели в Париж, на должность директора французского филиала банка «Конто». Здесь он встретился с девушкой — капризной, очаровательно-взбалмошной. Дочь крупного бизнесмена Сюзанна Лебланш объездила весь мир, увлекаясь то автомобильными ралли, то самолетами, то лошадьми. Замуж за Скофилда она вышла тоже набегу — между соревнованиями формулы №;1 и конным аукционом в Аргентине. Понимая, что Сюзанне необходим солидный спутник жизни, отец всячески способствовал этому браку. Экстравагантная девица согласилась, вытребовав для себя определенные свободы. А Эжен ничего не замечал — он просто потерял голову от счастья. Два года его брака стали хорошей школой легковерного супруга. Молодожены приобрели шикарную виллу в пригороде Парижа, им также принадлежал дом на Ривьере и ранчо под Мадридом, с обширной коневодческой фермой, куда и зачастила Сьюзи. Чем больше независимости отвоевывала для себя жена, тем сильнее боготворил ее Скофилд. Сына почтенных буржуа, робкого и щепетильного, ужасала и восхищала беспардонная наглость, с которой его жена манипулировала жизнью окружающих людей. Сильные натуры, влекли Эжена.
Смерть Сьюзен, до идиотизма нелепая, потрясла Эжена. Она совершала в воздухе отчаянные пассажи, заставляя плясать свой спортивный самолет, она укрощала арабских скакунов, восхищая бесстрашием завзятых наездников, она рисковала свернуть себе шею сотни и сотни раз. И умерла так просто, так легко, словно доказывая этой простой легкостью, что является всего лишь женщиной — бренным и хрупким комочком плоти.
Однажды теплым летним вечером, сунув в рот крупную янтарную виноградину, Сьюзи нырнула в бассейн своего средиземноморского дома. Рядом в могучих руках чернокожего садовника стрекотала газонокосилка, у бассейна шуршал газетными листами отдыхающий в шезлонге муж, из дома неслись мощные музыкальные пассажи нового диска Фредди Меркури. Когда, удивленный молчанием жены, Эжен поднял глаза от Биржевых ведомостей — все было уже кончено. Тело Сьюзи лежало на кафельном дне бассейна. Сквозь двухметровую толщу голубой воды, казалось, что она улыбается.
Эжен не мог поверить, что это правда, даже когда прибывшие врачи увезли накрытые простыней носилки с телом его жены. Он так долго тормошил извлеченную из воды Сьюзи, так упорно умолял ее прекратить шутку, что даже сидя в машине медицинской помощи, подмигнул врачу:
— Ведь это все розыгрыш, так?
Врач сделал ему успокоительный укол.
Вскрытие показало, что Сюзи просто-напросто, подавилась виноградиной, которая застряла в дыхательном горле, вызвав спазмы. Вода заполнила легкие женщины, прежде, чем она успела вынырнуть.
— Если бы я сразу понял, что это не розыгрыш, — сокрушался Скофилд. — Если бы вовремя позвал соседей, врачей, сделал искусственное дыхание… Ведь Сюзи была еще жива… А я все шлепал ее и кричал: «Вставай, девочка, хватит дурить, уже совсем не смешно!»
— Мне кажется, вам лучше побыть одному, — Дикси слегка сжала руку помрачневшего Скофилда. — Я тоже должна возвращаться домой.
— Прошу вас, Дикси, не оставляйте меня сейчас! — он поймал ее пальцы и умоляюще заглянул в глаза. — Давайте покатаемся по Парижу, я так давно не видел города. Только из окна своего офиса. С таким же успехом я мог бы жить в пустыне.
— Я тоже давно не прогуливалась без цели. Поездки, съемки, постоянные дурацкие дела… — неожиданно для себя поддержала идею Дикси.
Они совершили настоящий туристический вояж. Дикси, казалось, что она вернулась в Париж после долгого отсутствия. Очень забавно было подниматься в ливень на Эйфелеву башню вместе с экскурсией мелких черноголовых японцев и слушать как гид рассказывает им о французской столице. Среди мяукающих напевных звуков мелькали как бусины в горсти песка названия площадей и улиц, имена исторических лиц и живущих здесь знаменитостей.
— Странно, им ничего не сказали о моем банке и забыли сообщить главное — в Париже живет известнейшая звезда — Дикси Девизо! — заметил Эжен.
Ветерок на смотровой площадке пронизывал насквозь. Подхватив своего спутника под руку, Дикси прижалась к нему, с удовольствием отмечая его солидный рост и приятный запах парфюма. Внизу — лавиной драгоценных блесток переливался живой, дышащий, наслаждающийся ночными радостями город.
— Мне, хорошо с вами, Эжен, — призналась Дикси, удивившись этому факту и своему голосу, обретшему былые мягкие модуляции.
На Елисейских полях и Монмартре все ходили в обнимку. Похоже, влюбленные парочки высыпали на улицы, образуя единую демонстрацию солидарности счастливых людей.
— Когда начинаешь замечать чужое счастье, значит, готов к тому, чтобы не прозевать собственное. Вы заметили, Дикси, как модно в этом сезоне целоваться на перекрестках?
— На перекрестках? Мне показалось, что самые смелые предпочитают подножия памятников. Причем наиболее помпезных.
— Честно говоря, я бы выбрал место потише. У меня дома, кстати, прекрасное шампанское и никакой прислуги… Только вот с памятниками…
— Скофилд, вы приглашаете меня к себе, и к тому же прямо сообщаете, что в доме никого нет?! — Дикси посмотрела на часы, показывающие 23.30. — Эрику Девизо такое поведение показалось бы фривольным.
— Вообще-то я считаю себя скромником. Но к тому же — чрезвычайно предприимчивым. Почти авантюристом. Если бы вы знали, какие головокружительные операции проделывает в экономических сферах ваш покорный слуга!
— Жаль, я не сумею оценить ваш талант. Два университетских года, признаюсь, начисто вылетели из моей головы.
— Из вашей прекраснейшей головы, Дикси! — Скофилд сжал в ладонях ее руки и поднес их к губам, едва касаясь пальцев. — У меня решительно не хватает фантазии, чтобы уговорить вас.
— Ладно, я иду в гости. Только не воображайте, что вы соблазнили меня поцелуями. Просто хочется получше заглянуть в удивительный мир банковских авантюр. Вы ведь все расскажете мне, Скофилд? — Дикси высвободила ладонь и коснулась щеки Эжена. Стекла его очков сверкнули, отразив голубой неон вывески бара и ей померещилось, что в светлых глазах блеснули слезы.
Утром она увидела эти глаза без очков — совершенно беззащитные, переполненные восторгом и благодарностью.
