– Дела служащих, Ева. Он может их проверить, составить список женщин, работающих на меня и подходящих под описание. А у меня освободилось бы время для других дел.
– Ладно, только он должен понимать, что отчитываться ему придется передо мной. И что я буду выколачивать из него все дерьмо, когда нужно, как из любого своего подчиненного. А что, это мысль. Работа покажется не такой нудной.
– Ты чертовски здорово делаешь свою работу.
– Да, у меня неплохо получается. – Ева окинула взглядом армию машин, направляющихся на север, тоненький ручеек пешеходов, текущий по тротуару или пробивающийся через перекресток. – Никто ничего не замечает. Не замечают других людей. Конечно, если кто-нибудь выпрыгнет из верхнего окна и приземлится им на головы, это заставит их задуматься… на минутку. Но когда женщину силой сажают в машину или в фургон, никто даже не вздрогнет. Разве что она поднимет крик до небес. А так все идут по своим делам, смотрят только под ноги.
– И еще тебе здорово дается цинизм. Ты могла бы, наверно, вести мастер-класс. На самом деле не все люди такие. Не все смотрят только под ноги. Не всегда.
Ева пожала плечами.
– Ну, допустим, не всегда. Он действует очень ловко. А может, у него есть какое-то прикрытие. Люди его не замечают. Если бы она подняла шум, тогда да, конечно, кто-нибудь заметил бы. Может, они не придут ей на помощь, но заметить – заметят. Значит, на улице не было никакой явной борьбы. Есть версия, что он их накачивает наркотой, а не берет силой. Быстрый укол, – добавила она. – Обнимает ее за плечи. «Привет, Сари, как дела?» Просто парень провожает до машины накачанную дурочку, помогает ей сесть внутрь. Машина должна быть где-то поблизости. Прямо там, на месте, где он ее берет. Завтра придется облазить кучу гаражей.
Наконец они проехали в ворота. Давно Ева так не радовалась, увидев внушительный и одновременно элегантный особняк Рорка. Во всех окнах приветливо горели огни.
– Приму душ и чего-нибудь перехвачу на скорую руку прямо в кабинете.
– Тебе надо перехватить пару часов сна, – поправил ее Рорк. – Ты спеклась, Ева.
Это было чистой правдой, но Еве стало досадно, что он ей об этом говорит.
– У меня еще есть силы.
– Чушь! Ты не спала больше тридцати шести часов. И я тоже, если на то пошло. Нам обоим нужно поспать.
– Я придавлю пару часов, когда поставлю доску и просмотрю кое-какие записи.
Рорк предпочел промолчать: он смертельно устал, у него не было сил спорить. Он силой затащит ее в постель. Можно смело предположить: стоит ей пробыть в горизонтальном положении тридцать секунд – и она отключится.
Ева остановила машину у входа и схватила сумку с файлами.
Она знала, что Соммерсет поджидает их в вестибюле, и он ее не разочаровал.
– Проинформируй своего ходячего покойника лично, – бросила Ева, не давая Соммерсету раскрыть рот. – Я первым делом приму душ, потом начну работать.
Она двинулась прямо наверх, даже не сняв пальто, не перекинув его, как обычно, через столбик перил. А знала ведь, что Соммерсета это злит до чертиков. Только скрывшись за поворотом лестницы, Ева позволила себе протереть словно засыпанные песком глаза и широко зевнуть.
Душ, наверно, покажется ей чудом.
Ева бросила сумку в спальне, выскользнула из пальто. В тот самый миг, как она расстегивала кобуру, ее взгляд упал на кровать. Ну, может, на пять минут.
На пять минут снять тяжесть с ног. А потом она примет душ, не рискуя в нем утонуть.
Отбросив кобуру в сторону, Ева взобралась на возвышение, на котором стояла белая и мягкая, как невесомые облака рая, кровать, и рухнула поперек постели лицом вниз.
Рорк не угадал: она отключилась ровно через десять секунд.
Он вошел в спальню пять минут спустя и увидел ее на постели. Толстый кот растянулся у нее на попке.
– Ну что ж, – вздохнул Рорк, обращаясь к Галахаду, – по крайней мере нам не придется из-за этого драться. Но скажи мне, Христа ради, почему она не сняла ботинки? Как она может так спать?
Он сам снял с нее ботинки. Она даже не шелохнулась. Тогда Рорк стащил ботинки с себя, вытянулся на постели рядом с ней и обнял ее за талию.
Он отключился почти так же быстро, как и Ева.
Во сне была белая простыня, расстеленная на черной земле, а на ней лежало изуродованное тело. Стоял лютый холод, в небе пробивались первые лучи рассвета, и небоскребы в восточной части города проступали на их фоне черными силуэтами.
Ева стояла, спрятав руки в карманы черной куртки, похожей на морской бушлат, и низко надвинув на лоб вязаную черную шапочку.
Тело лежало между нею и большими черными часами с белым циферблатом. На циферблате тикала секундная стрелка, и каждое ее движение громом отдавалось в воздухе.
Во сне рядом с ней был Фини. В неестественно ярком свете прожекторов, заливавшем место преступления, было видно, что в его рыжих волосах нет серебра и морщины на лице еще не так глубоки.
«Я тебя учил видеть то, что нужно увидеть, и находить то, что скрыто под видимостью».
Она присела, раскрыла полевой набор.
«Вид у нее отнюдь не умиротворенный, – подумала во сне Ева. – Люди часто говорят так о мертвецах. На самом деле ничего подобного».
Но ведь смерть – это не сон. Это нечто совсем иное.
И тут убитая открыла глаза.
«Я Коринна Дагби. Мне было двадцать девять лет. Я родилась в Дэнвилле, штат Иллинойс, и приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой. Я работала официанткой. Надо же как-то жить. У меня был парень. Он заплачет, когда вы ему скажете. Я мертва. Заплачут и другие: мои родные, мои друзья. Я купила новые туфли за день до того, как он захватил меня. Теперь мне не суждено их надеть. Он сделал мне больно, он просто мучил меня, пока я не умерла. Разве вы не слышали, как я кричала?»
Ева стояла в морге, и Моррис держал окровавленной рукой скальпель. Его волосы, заплетенные в аккуратную косичку, были не такими длинными, как в жизни. Склоняясь над телом, он бросил взгляд на Еву.
«Она была здоровой и крепкой, у нее было хорошенькое личико, пока он ее не изуродовал. Она напевала под душем и пританцовывала на улице. Все мы так поступаем, пока не попадаем сюда. Но в конце концов все мы попадаем сюда».
В углу тикали большие черные часы с белым циферблатом. Каждое движение секундной стрелки эхом отдавалось в помещении морга.
«Они не попадут сюда, если часы остановятся, – подумала Ева. – Если я остановлю часы. Они будут напевать под душем и пританцовывать на улице, они будут есть пирожные и кататься на поезде, если я остановлю часы».
«Но ты не остановила часы. – Коринна вновь открыла глаза. – Разве ты не видишь?»
Имена и тела менялись, одно перетекало в другое, а часы все отсчитывали время, стуча как молот. От этого стука у нее заломило виски, она зажала уши ладонями, чтобы заглушить этот стук.
