— Почему? — Я едва заметно улыбнулся — она хотела сказать «добром не кончаются» или «заканчиваются плохо». Ох, эти милые ошибки в русском языке! — Почему, интересно, они «не заканчиваются хорошо»?
— Потому что они заканчиваются плохо. Иногда — очень плохо, — произнесла она не допускающим возражения тоном.
Я тщетно пытался спрятать скептическую улыбку.
— Не смейся, — сказала Кэтрин очень серьезно. — У нас, в Штатах, людей, которые запятнали свое имя «красно-коричневыми» связами, в приличных домах даже на порог не пустят, не возьмут на работу в государственные учреждения, в крупный банк или на биржу. У нас это — дурной тон.
— У нас это тоже не приветствуется, — подтвердил я, — но, Господи, это же была шутка малолетних придурков, которым нечего делать! Кто в наше время обращает на это внимание? Тем более сейчас, когда кругом такой бардак!
— Не знаю, не знаю, — с сомнением протянула Кэтрин. — И это в вашей стране, где столько жертв и от «коричневого» режима, и от «красно-коричневого»… Кажется, в один прекрасный день все это может вызвать большой резонанс, если внезапно всплывет на поверхность.
— Каким образом? — спросил я. — Слабо представляю.
— Ну, подумай сам, — медленно сказала Кэтрин, сосредоточенно глядя на огонь оплывавшей свечи. — Возьмем, к примеру, недавний случай — гибель банкира Абалкина. Если информация о том, что директор крупного банка состоял в профашистской организации, попадет в газеты — это может вызвать большой общественный и даже экономический резонанс.
— Каким образом? — ухмыльнулся я. — Всем, ну или почти всем, известно, что Абалкина убрали близнецы или их сподручные. Обычные криминальные разборки — что-то они там не поделили между собой.
— Ну, это еще, как говорится в хорошей русской поговорке, вилами по воде писано… А каким образом достичь желаемого резонанса — могу объяснить.
— Будь добра, — хмыкнул я.
— Например, информация о членстве Абалкина в «коричневой» организации, пусть хотя бы молодежной, попадает в прессу. Естественно, те круги, которым банк Абалкина мешает спокойно функционировать, или его конкуренты мгновенно поднимают вой: мол, наш, русский, банк финансируется западными профашистскими организациями, и истинная задача теневых владельцев банка — дестабилизировать обстановку в стране и вызвать правительственный переворот, который приведет к власти «красно-коричневые» круги… Такая информация даже не потребует документального подтверждения — вся ее суть в моральной подоплеке.
— Ну и что? — Я недоуменно пожал плечами.
— А вот что. — Кэтрин, скрестив на груди руки, медленно прошлась по комнате. — Правительство, обеспокоенное шумихой, отзывает часть кредитов от банка Абалкина или вообще решается временно отобрать лицензию на проведение финансовых операций — впредь до полного выяснения обстоятельств. Банк и та промышленная группа, которая стоит за ним, терпят гигантские убытки. Счета клиентов заморожены — естественно, они недовольны и пытаются оттянуть свои капиталы в более надежные места. Банк не допускается к залоговым аукционам, на которых можно по дешевке скупить лакомые кусочки госсобственности, — еще прямые убытки. Под шумок не возвращаются уже выданные кредиты, и соответственно госкредиты тоже на замке. В итоге — огромный ущерб, который не компенсируется ничем, никем и никогда, потому что имя банка, гарант стабильности, втоптано в грязь, и ему уже никогда не подняться. А затрат — всего ничего, небольшая статья в центральной прессе. Очень эффективно для конкурентов.
— Но статьи-то не было, — резонно возразил я и поправился: — Во всяком случае, я ничего такого не слышал.
— Не было? — переспросила Кэтрин. — Тогда, возможно, Абалкина убрали только затем, чтобы она не появилась.
— Ну да! — удивился я. — Да кто станет пачкаться из-за какой-то статьи, которая будто бы вызовет шумиху! К тому же в нашей стране… Когда воруют миллиардами и ходят в героях, когда воры в законе становятся губернаторами… Никого и не удивит подобная мелочевка. Максимум — просто пожмут плечами. Кто в жизни не ошибался!
— Но ведь его все-таки убили! Значит, было за что!
— Да, убили, — согласился я. — И его жену убили, Ингу, бывшую, правда, жену. Но это совершенно из другой оперы. Это дело рук своих. Ее просто убрали.
— Убрали? — Кэтрин вопросительно подняла брови.
— Ну, убили, убрали — так иногда говорят по-русски… Убрали, прикончили, хлопнули, порешили, укокошили… Короче, лишили жизни насильственным путем. А может, и не насильственным… Может быть, мы напрасно спорим с тобой, и все это обыкновенный несчастный случай.
Я улыбнулся и притянул к себе Кэтрин, чтобы, наконец, закончить этот дурацкий разговор.
— И ты уверен в том, что смерть Абалкина случайна? — отстраняясь, спросила Кэтрин без малейшей тени улыбки. — Случайно вокруг слива из ванны был намотан токонесущий провод? Нет, не думаю. Когда-нибудь ты поймешь, что я была права… Но как бы не было слишком поздно…
— Посмотрим, — смеясь, отмахнулся я и начал разливать по бокалам шампанское, еще остававшееся в бутылке. В голове шумели и лопались веселые пузырьки. — Выпьем за нас с тобой. — Хрусталь отозвался на прикосновение бокалов веселым звоном.
— Да, выпьем за нас с тобой, — сказала Кэтрин. И мы выпили.
Норд внимательно следил за нами черными блестящими глазами. Правда, потом, когда я обнял Кэтрин и стал целовать ее запрокинутое лицо, он тактично отвернулся мордой к стене и сделал вид, что спит. Умная собака!..
О новой трагедии, случившейся накануне, мне сообщил Артур Божко. Мы с Кэтрин собирались идти в театр, и пока было время, я освежался под душем после первого жаркого майского дня.
— Кэтрин, сними, пожалуйста, трубку! — прокричал я из ванной, наскоро вытираясь. — Я мигом!..
— Кто это у тебя? — удивленно спросил Артур, как только я подошел к телефону.
— Так, одна знакомая, — неохотно буркнул я.
— Я ее знаю?
Ну и нахал, терпеть не могу подобную наглость, даже от друзей!
— Думаю, что нет! — По моему голосу и кретин бы понял, что я не в восторге от подобных вопросов.
— Ладно, познакомишь при встрече…
Черта с два! Еще чего! Если Артуру понравился голос моей подруги, то это не обязывает меня на всех парах спешить их знакомить…
Плохую новость я выслушал молча.
Потом прошел в комнату, налил стакан водки и залпом выпил. Я не мог поверить в случившееся.
— Что произошло? — Голос Кэтрин вывел меня из задумчивости. Она выглядела встревоженной.
Я молча смотрел на нее, не в силах выговорить страшное слово — «погиб», и только смог выдавить из себя невразумительное:
