троллейбусе, рядом с чахлым лесом, чудом уцелевшим в городской черте, находились аптека и магазин ее матери.
Маму Аля любила и благоговела перед нею. С самых первых детских воспоминаний та казалась ей существом из потустороннего мира. Своего отца Аля и Ника никогда не видели, его место занял Пал Палыч – родной брат слишком рано погибшего отца, а других мужчин в жизнь дочерей мать не приводила. Мама была совершенна во всем, но у Али в общении с ней всегда возникала одна проблема. Маме было невозможно врать. Казалось, она видела дочерей насквозь. Сколько бы те ни пытались, ложь никогда не проходила.
Ника поняла это первой и врать матери перестала еще в детстве, между этими двумя существовала особая связь. Ника всегда делала так, как мягко советовала ей мама. Она пошла учиться на биофак, после которого с помощью очередного ухажера открыла вначале один салон красоты, фишкой которого стали «естественность и натуральность», а затем, неожиданно обнаружив в себе талант к бизнесу, построила целую сеть. Все необходимое для процедур красоты Ника закупала у мамы, и они жили в совершеннейшей гармонии.
Аля же всегда подозревала, что является для мамы разочарованием. Даже будучи маленькой, она всегда изворачивалась и избегала смотреть маме в глаза, потому что с детства не любила никого пускать себе в душу. Но с мамой эти уловки не проходили, ей все равно удавалось проникнуть в самую суть.
В том, чтобы сказать матери о настоящем состоянии здоровья Романа, не было ничего плохого, но Але казалось, что, как только она озвучит эту информацию, та станет реальной. А пока об этом никто не знает, кроме нее, врача и Ники, которая будет молчать, если мама ее напрямую об этом не спросит, то ничего, кажется, не происходит. Это все касается кого-то другого, но не их. То же самое касалось и смерти Вовки. Сейчас о ней знает ограниченное количество людей, но как только Аля озвучит эту информацию, та обретет форму, цвет и даже аромат – горя, отчаяния и невосполнимой потери. И Але придется признаться самой себе – друга больше нет.
Идя к троллейбусу, Аля даже потрясла головой – ты взрослая женщина и должна решать проблемы, а не прятать голову в песок, как страус. Соберись и поговори с мамой. Станет легче. От твоего молчания Вовка не восстанет из мертвых, а Рома не исцелится.
Сев на троллейбус, она проехала четыре остановки и, выйдя на конечной, свернула направо – в Лесной переулок, где находилась «Лесная аптека» Анны Лисичанской.
* * *
Анну Лисичанскую за глаза в городе называли ведьмой. За то, что, казалось, последние двадцать лет ее внешность не менялась. За то, что красотой своей она давала фору молодым девушкам. За то, что чарующим обволакивающим голосом могла проникнуть в сердце человека и разлить в нем сладостную отраву. За то, что могла влюбить в себя любого.
Мама, конечно же, рассказывала, что все это благодаря отварам из ромашки, правильному питанию, защищающему ее от потери коллагена, отеков и холестериновых бляшек, а также многолетним практикам медитации, но Аля знала, что благодарить за впечатляющий мамин внешний вид стоит столичных хирургов. Раз в полгода мама отчаливала в «командировку» в столицу в одну клинику, которую называла своими партнерами, но Але удалось проверить эту клинику и узнать о них всю необходимую информацию (она и сама не знала, зачем ей это понадобилось, но с детства у нее существовала потребность контролировать все происходящее. Так мир казался ей более надежным).
Среди разнообразных услуг, которые клиника эстетической медицины предоставляла в избытке: очистка организма, потеря лишнего веса, фитоомоложение и т. д. значилась и пластическая хирургия.
Матери она никогда о своем расследовании не говорила, позволяя ей маленькую слабость.
Анна была высокой, стройной, с роскошными длинными светлыми волосами, которые она передала младшей дочери, пояснив Але, что та уродилась рыжей в бабушку, ее мать, которую Аля никогда не видела.
В Анне не было нарочитой сексуальности – мать никогда не носила короткие юбки или декольтированные наряды, предпочитая им платья в пол из натуральных материалов, но Аля знала, что мужчинам сложно перед ней устоять. Были ли виной тому глубокие зеленые глаза в обрамлении густых темных ресниц, полные чувственные губы, низкий грудной голос и говор, льющийся словно ленивая река, или же то безраздельное внимание, которым Анна окутывала собеседника с первой минуты разговора, но Аля много раз была свидетельницей того, как мужчины теряли над собой контроль, стоило Анне подойти к ним и заглянуть в глаза.
Возраст, финансовое состояние и наличие спутницы рядом не имели никакого значения. Реши Анна Лисичанская увести кого-то из семьи, ей бы это не составило ни малейшего труда. Но она никогда перед собой таких целей не ставила, скорее наоборот – частенько помогала сохранить семьи.
К ней часто обращались за приворотными зельями, которые Анна, конечно же, не готовила и считала полной чушью. Страдающим женщинам она выдавала успокоительные травяные сборы, которые помогали избавиться от отеков и придавали блеск глазам. После ее чаев женщины начинали выглядеть моложе, становились спокойнее и были более расслабленны. Ведь очень часто смена вечного ворчания и бесформенного халата на блеск в глазах и наряды, подчеркивающие аппетитную фигуру, способны творить чудеса и значительно укреплять семейные связи.
– Аля! – Мама, поливающая чудовищные монстеры, которые, казалось, скоро захватят всю аптеку, буквально зажглась при виде дочери. Отставив лейку в сторону, она подошла к ней и обняла. Ей даже не пришлось ничего спрашивать. Окутанная материнским теплом Аля, вдохнув знакомый с детства запах лаванды, моментально разрыдалась.
Спустя пять минут они сидели в материнском кабинете, где в клетках щебетали птицы, повсюду стояли растения с блестящими листьями, создавая антураж тропического сада, а Аля пыталась успокоиться с помощью очередного чудодейственного отвара, который мама сунула ей в руки. Анна присела рядом с дочерью прямо на пушистый ковер и положила теплую руку на Алину ногу. Она заставила дочь снять обувь и теперь медленно массировала ее ступни, нажимая на нужные точки.
– Аля, ты совершенно точно не виновата в смерти Володи, – проворковала она.
– Он же хотел как лучше! А я, дура, поссорилась с ним, перестала общаться. Он ведь в тот день, когда его убили, хотел со мной помириться, а я… – наконец-то Але удалось это сказать, и ее сотрясла очередная волна рыданий.
– Милая, ты же знаешь, что на самом деле ты никогда на него и не злилась. Ты злилась на себя и на болезнь. На себя – за то,
