– Но теперь Нейв служит у шерифа!
– Да, слышал. – Отец задумчиво поскреб подбородок и убрал бутылку на место. – Долго он там не задержится.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж знаю.
Он кивнул, словно разговаривал с самим собой, – и в этот миг Шелби впервые в жизни поняла: быть может, отец не такой уж честный и неподкупный служитель закона, каким представляется. Быть может, он и посторонними людьми манипулирует так же, как своей дочерью.
—Он был в армии, – добавила она. – Дослужился до сержанта.
– Да, да, слышал. Знаю, что тебе сейчас трудно в это поверить, но пойми, девочка: люди не меняются. Какой ты в двадцать лет, таким и сойдешь в могилу. Не хочу сказать, что Нейв дурной человек от природы – нет, просто так уж воспитан, что совесть и ответственность для него пустой звук.
Он опрокинул бокал; глухо звякнули кубики льда. Шелби хотелось стать на защиту Нейва, но она понимала, что спорить с отцом бесполезно. Когда речь заходила о приятелях дочери, судья Коул становился настоящим тираном.
– Ну что, договорились? – спросил он, опускаясь в свое любимое кресло – глубокое «вольтеровское» кресло у камина, обтянутое потертой и выцветшей от времени коричневой кожей.
Судья клялся, что только в этом кресле ему удобно и покойно. Он вообще любил эту комнату – просторную, с рядом высоких окон, откуда открывался с высоты птичьего полета вид на сад и бассейн.
Сквозь притворенные застекленные двери, выходящие на площадку задней лестницы, Шелби видела дверь в другую любимую комнату отца – бильярдную. Почетное место в ней, как легко было догадаться, занимал громоздкий бильярдный стол, обтянутый зеленым сукном. Раз в неделю узкий круг друзей судьи собирался здесь распить бутылочку и погонять шары. В такие дни Шелби запрещалось выходить из своей комнаты наверху, однако порой она подслушивала у вентиляционного отверстия и слышала много такого, что не предназчалось для девичьих ушей.
– Шелби! – окликнул ее отец.
Шелби моргнула, возвращаясь к реальности. Отец встал и выпрямился во весь свой немалый рост, не сводя с нее испытующих глаз.
– Детка, мы поняли друг друга? С Нейвом Смитом ты больше не встречаешься.
– Вот когда мне будет восемнадцать...
– Тогда и продолжим разговор. А пока что держись от него подальше. – Он стоял спиной к неразожженному камину, и Шелби казалось, что отполированные оленьи рога над каминной полкой растут у него из головы. – В самом деле, ты уже большая девочка. Мне не хотелось бы запирать тебя дома или отбирать у тебя машину.
– И не придется, – солгала Шелби.
Свой новенький лимонно-желтый «Порше» она обожала – почти так же, как Дилайлу, кобылу аппалузской породы. Но, разумеется, чувства к машине (или к кобыле) не шли ни в какое сравнение с ее любовью к Нейву Смиту. В глубине души Шелби порой признавалась себе, что «любовь» – сильно сказано, что Нейв и вправду ей не пара, и встречается она с ним прежде всего из желания позлить отца. Но дух мятежа в ней был сильнее гласа рассудка. Шелби смертельно устала от роли «принцессы», образцовой юной леди, любимой дочурки самого богатого человека в городе; ей хотелось забыть об отцовском надзоре и пожить немного по своим правилам.
И потом, говорила она себе, взбегая по лестнице наверх, Нейв на самом деле не так уж плох. Да, когда-то он был юным хулиганом, грозой всего города, но с тех пор много воды утекло. Теперь он служит у шерифа – защищает закон. И, кажется (тут она суеверно скрестила пальцы), шериф им доволен.
У портрета матери Шелби остановилась, вглядываясь в царственно прекрасное лицо. Ослепительная блондинка с чудными зелеными глазами, единственная и обожаемая дочь нефтяного магната, Жасмин Алисия Фолконер Коул по собственной воле ушла из жизни за несколько дней до своего двадцать восьмого дня рождения.
– Будь ты жива, мама, все было бы по-другому, – прошептала Шелби и вошла к себе в спальню.
Шелби хотела бы думать, что ненавидит притворство, но истина заключалась в том, что одна мысль о тайных свиданиях приводила ее в восторг. Вот и сейчас у нее дух захватывало при мысли, что сегодня она снова увидит Нейва. А на отцовские наставления и запреты ей наплевать!
Ночь выдалась жаркой; воздух, казалось, потрескивал от напряжения. Откинув верх своего желтого «Порше», то и дело косясь на часы, Шелби мчалась по улицам Бэд-Лака со скоростью бури, которую предсказывали сегодня в прогнозе погоды.
– Смотри, Шелби, не пропусти поворот! – крикнула с заднего сиденья, где она устроилась со своим дружком Тоддом, ее приятельница Лили Инглс – подруга на вес золота, единственный человек в классе, которому Шелби могла доверять. – Сюда, направо!
Шелби вывернула руль, и машина, визжа тормозами, обернулась вокруг своей оси и остановилась перед домом подруги.
– Господи, Шелби, ты что, прикончить нас решила? – воскликнул Тодд.
Волосы у парня растрепались и торчали под самыми странными углами; от него пахло дешевым вином, сигаретами и марихуаной. Сегодня он повеселился на славу и собирался продолжить веселье в постели со своей подружкой.
– С этим вы, ребята, и без меня справитесь!
Лили захихикала. Парочка вывалилась из машины; у калитки Тодд попытался облапить подружку, но Лили отступила на шаг, и он врезался в ограду.
– Точно не хочешь зайти? – спросила Лили. Ее белое платье в свете фонарей отливало голубизной, волосы падали на лицо, закрывая один глаз.
Нет, – твердо ответила Шелби. В другое время она не отказалась бы посидеть с друзьями, но сегодня... – Я же говорила, у меня свои планы на вечер.
Но...
– Ладно, идите в дом, пока мы всех соседей не перебудили! Тодд наконец поднялся на ноги и обхватил Лили за плечи. Та едва не рухнула под такой тяжестью. Шелби взглянула на часы – без двадцати пяти двенадцать.
– Ну, если ты уверена...
– Идите!
– Хорошо, хорошо.
Тодд повис на Лили, и парочка, шатаясь, словно два матроса в десятибалльный шторм, с хохотом побрела к задней двери. Когда они скрылись в доме, Шелби времени терять не стала; скинула короткую юбку, натянула вместо нее обрезанные джинсовые шорты, валявшиеся на пассажирском сиденье, а босоножки сменила на любимую пару сапог для верховой езды.
Затем дала задний ход и в тот миг, когда в доме Лили зажглись огни, уже выезжала на улицу.
На первой скорости Шелби мчалась прочь из города. И старалась не замечать угрызений совести, твердящих, что она совершает большую ошибку. Причем уже не первую в списке. Сегодня она соврала трижды – отцу, родителям Лили и Нейву. Воспоминание об этой последней лжи заставило ее закусить губу. Шелби прекрасно знала, почему Нейв не хочет встречаться с ней наедине – понимает, что не стоит нищему безродному ковбою связываться с дочкой судьи.Но сделанного не воротишь. Они уже связаны. По крайней мере Шелби уже не мыслит жизни без этого угрюмого несговорчивого парня. Весь сегодняшний день она ходила как в тумане, в ожидании мига, когда наконец, раскинув руки, бросится ему на шею и прильнет к его губам в страстном, беззаветно жарком поцелуе. Нейву не нравится, что они прячутся от судьи, – тем хуже для него! Сама Шелби презирала осторожность.
