Но почему-то не пришел.
Ной подождал немного, а потом сел на велосипед и поехал к нему домой. Он еще никогда там не был, но адрес знал.
На свежеподстриженном газоне стояла стремянка, и мужчина с грубым лицом и короткими седыми волосами чинил дождевой желоб, отставший от крыши крыльца.
Ной подъехал к калитке и поздоровался:
– Доброе утро, сэр. Роджер дома?
Отец Роджера обернулся и долго рассматривал его.
– Нет, – сказал он наконец и отвернулся, даже не кивнув.
Почему-то от детей всегда требуют, чтобы они были вежливыми со взрослыми, а взрослые могут хамить, когда им заблагорассудится!
Возмущенный Ной сел на велосипед и уехал домой.
Роджера он увидел только в понедельник.
И был поражен, потому что тот выглядел так, будто столкнулся с автобусом. Под глазом красовался огромный синяк, разбитые губы едва двигались, а ходил он так, словно в штаны была насыпана горсть горячих углей.
– Что с тобой? – спросила Бекки Юргенс.
– Ничего, – буркнул Роджер.
Ной понимал, что это неправда. Он с ужасом смотрел на друга и вспоминал его слова, которые тот сказал еще в начале их знакомства. Он тогда восхищался тем, какие огромные у Уолта руки, и добавил что-то насчет того, что «наверное, если он шарахнет по заднице, потом неделю болит».
Ной тогда посмеялся над невероятностью подобного предположения, но не сделал никаких выводов.
Только сейчас он понял, о чем тогда говорил Роджер. Значит, отец его бьет.
Весь день Роджер избегал Ноя, и только после уроков тому удалось перехватить приятеля.
– За что он избил тебя? – спросил Ной, сразу же перейдя к главному. В горле застрял противный комок страха, потому что он, кажется, уже знал ответ на свой вопрос.
Роджер не стал притворяться, что не понимает, о чем речь. Он не отрицал, что отец основательно его выпорол, но попытался сделать вид, что в этом нет ничего особенного.
– Он всегда лупит меня, когда возвращается домой. Какой-нибудь повод обязательно находится.
Но Ной не позволил ему увильнуть:
– Это из-за того, что ты дружишь со мной? Из-за того, что я черный?
– Да пошел он! – Роджер сплюнул себе под ноги. – Я буду дружить, с кем хочу, и пошел он на..!
Ною хотелось плакать. Но Роджер твердо решил делать вид, что ничего не случилось.
Домой к Ною они все-таки пошли через парк и соседский двор, а не по дороге, где их могли увидеть.
Отец Ноя погиб во Вьетнаме, когда тот был еще совсем маленьким. А через год умерла его мать. От горя, как говорил дедушка, но Ной знал, что она разбилась на машине, потому что слишком много выпила. Возможно, дело было в горе, а, возможно, в простой неосторожности.
При желании Ной мог довести себя до слез, жалея «бедную, маленькую сиротку», но он прекрасно понимал, что на самом деле он гораздо счастливее Роджера. У него есть Уолт и Дот, которые его обожают и скорее умрут, чем поднимут на него руку с зажатым в ней кожаным ремнем.
Всю дорогу до дома Роджер скрипел зубами от боли. Ной несколько раз придумывал предлог, чтобы остановиться, а, когда они пришли, сразу же заставил друга усесться на мягкий диван.
– Посиди здесь. Я хочу кое-что тебе показать, – сказал он и убежал, а вернулся, неся в руках верхний ящик, вынутый из письменного стола дедушки.
Он поставил его на низенький столик, и Роджер увидел, что в нем полно бумаг.
– Что это? – спросил он. – Можно посмотреть?
Ной видел, что ему больно даже протянуть руку, чтобы взять лежащую сверху черно-белую фотографию, на которой был изображен совсем молодой Уолт с группой других летчиков рядом с истребителем WWII. Он протянул фотографию другу и пододвинул столик поближе к дивану.
– Здесь всякие документы, фотографии, письма и все такое, – объяснил Ной. Дедушка хранит все письма с войны. Там есть некоторые очень смешные, я люблю их читать. Бабушка очень дружила с дедушкиной первой женой, Мей, и они писали друг другу письма и все их тоже сохранили. Вот, смотри… Это от дедушки: «Дорогая Дот, ку-ка-ре-ку!»
– Врешь! – не поверил Роджер. – Там такого нет.
– Есть. Смотри. – Ной осторожно, чтобы не задеть приятеля, сел рядом с ним и протянул письмо.
Роджер начал медленно читать, с трудам разбирая торопливый почерк Уолта:
– «Вчера мы немного побеседовали с немцами, и, намочив штаны, они убежали жаловаться мамочке. Вот так-то! Наконец и нам удалось стать одним из винтиков этой огромной боевой машины, созданной для того, чтобы навеки покончить с нацистской нечистью». – Роджер поднял глаза на Ноя: – Здорово! Он пишет так же красиво, как говорит. «Я понимаю, как ты завидуешь мне, и не могу даже рассказать, какое это счастье – бить врага (а тем более я не могу рассказать об этом Мей)». Вообще-то это странно. Он все еще женат на Мей, а письма пишет Дот.
– Они втроем дружили, – объяснил Ной. – Бабушка тоже была летчицей. Она служила во ВЖАП.
Это значит «Вспомогательный женский авиационный полк». До Второй мировой войны женщины только и делали, что сидели дома и воспитывали детей. А потом началась война, и всех мужчин забрали в армию или на флот, а работу-то кто должен был делать? И тогда женщины вышли вперед и сказали: «Мы займемся этим». Бабушка умела летать. Ее первый муж был летчиком еще во время Первой мировой войны, и, когда он умер, она не продала его самолет, а научилась управлять им. Летчиков тогда не хватало – ведь надо было перевозить грузы и перегонять самолеты, а бабушка могла это делать. Так они и познакомились с дедушкой. Она перегоняла самолет на его авиабазу. Она говорит, что они с дедушкой полюбили друг друга только через несколько лет после смерти Мей.
– Ну конечно, а что она должна говорить? Что крутила с женатым мужчиной?
– Нет, – твердо сказал Ной. – Этого не было.
– Ну, ладно.
– Не было.
– Я же говорю, ладно.
– Ты говоришь «ладно», как будто на самом деле это не так. Вот тут есть и письма, и дневники, целый ящик, и они доказывают, что…
– Я верю, – сказал Роджер. – Почитай еще что-нибудь. Я хочу знать, как он убивал нацистов.
– Ну, вообще-то об этом он особенно не пишет…
– Читай, Ной.
Ной откашлялся:
– «Видела бы ты лица пилотов бомбардировщиков, когда мы сели на землю и они обнаружили, что все истребители сопровождения – которые дрались, как черти, и по дороге в Италию и обратно не отдали нацистам ни одного бомбардировщика, – управлялись неграми. Мы здорово воюем, Дот. Это не хвастовство, а правда, и это доказывают результаты полетов. Конечно, мы участвуем в боевых действиях недолго, но за это время мы не потеряли ни одного бомбардировщика. Теперь командир их эскадрильи требует в сопровождение именно нас, и это двойная победа! Я очень горд, что являюсь частью всего этого. Конечно, существует еще много предрассудков и несправедливости. Например, мои офицеры живут в комнатах, пригодных только для животных, а белые летчики селятся в роскошных отелях. Сегрегация здесь стала ТПД, а махровый расизм считается нормой».
