Когда они подъехали поближе, Лайон ужаснулся, увидев, в каком состоянии дом: побелка совсем облупилась с дощатой обшивки стен, труба покосилась, старая лошадь в поле с трудом передвигала ноги по скользкому льду, груша так изогнулась, что ветки доставали до земли. В последний раз он был здесь, когда хоронили деда, перед отправкой в Германию, до того, как его мир изменился. И уж точно бабушка тогда не выглядела такой старой. Он вдруг обнаружил, что боится — она поскользнется на ледяной тропинке, пока идет к ним навстречу. Что сломает ребро или ногу или еще что–нибудь похуже. А что, если такое случится с ней, пока она тут совсем одна? Кто спасет ее? Кто будет знать? Старая лошадь Бобби? Барни Кросби, который приходит, чтобы нарубить ей дров?
— Она уже меня ненавидит, — сказала Дори перед тем, как вышли из машины.
Уже издалека она заметила фиолетовое родимое пятно на лице Вайолет Вест и поняла, что могло послужить причиной ожесточения. Те, кто несовершенен, часто бывают сердитыми. Дори знала это по собственному опыту.
— Она смотрит на меня и видит еврейку, укравшую тебя.
— Моя бабушка не такая.
Бабушка Лайона сама выучила алгебру и геометрию, чтобы помогать ему делать уроки. Когда он подал документы в Гарвард, она поехала вместе с ним на автобусе в Бостон и три часа сидела на автобусной станции, поджидая его.
— Все так делают, — сказала Дори.
Когда Лайон сгреб бабушку в объятия, у него было чувство, что в этот самый момент время пролетает мимо него. Глаза Вайолет были мутными. Зрение у нее ухудшалось, и она никому ничего не говорила, потому что кому до этого было дело, кроме нее самой? Когда ей представили Дори, Вайолет поманила ее, чтобы рассмотреть поближе. Дори удивила ее, поцеловав прямо туда, где было родимое пятно.
— Не беспокойтесь, — прошептала Дори. — Я поделюсь им.
Или, по крайней мере, именно эти слова послышались Вайолет.
— Ты ведь наверняка голодный.
Вайолет взяла внука за руку.
— Почему бы тебе не завести Бобби в сарай вместо меня, — бросила она Дори через плечо. — А у меня будет минутка поговорить с Лайоном.
Лайон посмотрел на жену, душа у него разрывалась на части. Там стояла Дори в своем выходном черном платье, в туфельках на высоких каблуках. А тут была его бабушка, тянувшая его к дому.
— Не беспокойся, — махнула им рукой Дори. — Я умею управляться с лошадьми.
Лайон вошел и начал накрывать на стол, как делал всегда, когда был дома. Но на этот раз все было по–другому. В доме было так холодно, что Лайон не стал снимать пальто. Все тарелки были покрыты тонким слоем грязи.
Вайолет стояла у окна. Свет был голубым светом ноября, день торопился скатиться в ночь. Вайолет видела Дори в поле, заросшем душистым горошком. Бобби был вообще–то на редкость упрямой лошадью. Начать с того, что он кусался, ну и всегда не торопился, черт бы его побрал. Он был упрямой скотиной, которую невозможно было сдвинуть с места. Пожалуй, именно за это Вайолет его и любила. Но удивительно, как только Дори хлопнула в ладоши, Бобби направился прямиком к ней. Она накинула веревку ему на шею и повела в сарай.
— Она разбирается в лошадях? — спросила Вайолет.
— Она во всем разбирается, — сказал Лайон бабушке.
Вайолет тут же поняла, с каким серьезным противником ей пришлось столкнуться.
— Я весь день для вас готовила, — сказала Вайолет, обращаясь к Дори, когда та вошла в дом.
Молодая женщина пахла сеном, свои туфельки на высоких каблуках, измазанные в грязи, она оставила у порога. Она давным–давно знала, что никогда не помешает положить в карман несколько пакетиков сахара вместе с маленьким ножичком и достаточно денег, чтобы добраться до ближайшего города. Она давно поняла, что все на свете совершенно не то, чем кажется.
— Не сомневаюсь, — ответила она.
Когда они сели за стол обедать, Дори свернула пальто и положила на сиденье, набитое колючками. Она пошарила в своей чашке и извлекла оттуда камешки, пока Лайон снимал кофейник с плиты. У Вайолет Вест в доме все еще пользовались керосиновыми лампами, а дом грелся от одной–единственной плиты на кухне, которую топили дровами.
— Сегодня ночью вы можете замерзнуть, — сказала она Дори. — Комната Лайона наверху, в мансарде.
— О, я так не думаю, — ответила Дори. — Мне приходилось спать вообще без одеяла, зарывшись в сугроб. Я спала в таких местах, где губы смерзались за ночь и приходилось специально сосредоточиваться на том, чтобы дышать. В мансарде будет прекрасно.
Лайон частенько вспоминал вкуснейшую бабушкину готовку, и тут его снова поджидал сюрприз. Ужин был ужасен. Неудивительно, что Вайолет выглядела такой исхудавшей и изнуренной. Она просто плохо питалась. Возможно, она и у доктора не была с годик, а то и дольше.
— Я беспокоюсь о тебе, о том, что ты тут совсем одна, — сказал Лайон.
Дори настояла на том, чтобы вымыть посуду, она знала, как обращаться с колонкой, и сумела перемыть целую раковину кастрюль крошечным кусочком мыла.
— Может, пришла пора продать этот дом и переехать в город. Ты выглядишь усталой.
Вайолет Вест было почти восемьдесят, но она прекрасно обходилась без посторонней помощи.
— Иди спать, — сказала она Лайону. — Устал как раз ты.
Той ночью Вайолет уснула, сидя в большом кресле у печки.
В разговоре с Лайоном она не упомянула, что теряет зрение, что кости у нее стали такими хрупкими, что, казалось, могут треснуть от холода, когда она выходила по утрам покормить Бобби. И уж конечно, она утаила тот факт, что дважды за этот месяц почти что подожгла сама себя, задремав у плиты. В последнее время она спала урывками, что правда, то правда.
И поэтому вначале, когда Дори спустилась вниз с пчелиным роем, ей показалось, что она видит все происходящее во сне. Начать с того, что Дори накрыла рой белой наволочкой. На мгновение показалось, что жена Лайона несла в руках через всю кухню круг лунного света. Пчелы жужжали, как обычно они делают по ночам. Дори положила рой на кухонный стол и зажгла сигарету. На ней была старая ночная рубашка из хлопка, а волосы на голове торчали сонными вихрами. Она дунула немного дыма в наволочку, и пчелы затихли.
Вайолет Вест выпрямилась в кресле и заморгала глазами, подернутыми пеленой. Она внимательно проследила за тем, как Дори сунула руку прямо в рой и вытащила целую горсть меда. Это был мед с красного клевера и душистого горошка, самый лучший мед на Кейп–Коде. Меда было достаточно, чтобы заполнить небольшую глиняную баночку.
— Я обещала, что поделюсь им с вами, — сказала Дори.
Дори вышла во двор босиком. Там она пристроила пчелиный рой на нижней ветке груши. Потом одним резким движением мгновенно стянула с него белую наволочку и помчалась обратно в дом. Она пахла медом и клевером. Но ноги у нее посинели от холода.
