Когда эти женщины говорили, я поражалась их храбрости, так откровенно делится самыми гнусными деталями, произошедшего с ними. Я слушала, что они становятся сильнее, поделившись своими ужасами, и я вспомнила, как Рэйчел говорила мне, выпустить из себя все.
Когда я встала, все в комнате посмотрели на меня с тихим ожиданием.
— Привет. Я Промиз.
Я сделала паузу, глядя на каждого из них, в свою очередь, черпая силы от их добрых лиц.
— Меня принудили вступить в брак с человеком, который уже имел четырех жен. А потом, в течение нескольких дней, я неоднократно была изнасилована и избита им. Я сбежала из отеля. Мне повезло.
Они не задыхались и не раскрывали свои глаза в шоке. Они слушали, как я выплескивала всю гадость. Ужасы моей жизни с Уинстоном. Жестокое открытие о судьбе моей сестры.
И когда я закончила говорить каждая из тех женщин, по очереди обняла меня, пока я плакала. Но потом вдруг я прекратила плакать. Я подняла голову, вытерла слезы и поблагодарила их.
***
Грейсон уже ждал меня. Он сидел на бордюре, рядом с его мотоциклом, лениво играя с перочинным ножом. Я подумала, как долго он ждал. И были ли у него вообще какие-то дела в Паркере.
— Эй, ты, — он нежно улыбнулся. — Хорошо прошло?
Я забарабанила пальцами по коже сиденья мотоцикла. — Да.
— Ты голодна?
— Чертовски проголодалась.
Он громко рассмеялся. — С каких это пор ты так говоришь?
— С тех пор как я, бл* могу.
Он продолжал смеяться. — Ну, бл*, не переусердствуй.
Я села рядом с ним, вдруг став серьезной. — Спасибо, Грейсон.
— Знаешь, можешь называть меня Грей.
— Хорошо, Грей. Знаешь, сейчас другая ночь.
Он сложил нож. — Что?
— Ты сказал, что расскажешь о себе другой ночью. Сейчас другая ночь.
— Так оно и есть.
Он поднялся на ноги и потянулся, притягивая меня. — Хорошо, мисс Промиз, я куплю тебе долбанную пиццу и расскажу тебе все о гребаном себе.
***
У Грейсона была постоянная привычка играть с близлежащими вещами, как если бы он не мог постоянно не двигаться. Он снова и снова поворачивал стеклянную солонку в руках, пока мы ждали еду в местной пиццерии. Он, казался почти застенчивым, мы спокойно сидели друг напротив друга.
— Итак, что же это значит? — Спросила я.
Он был смущен. — Что ЧТО это значит?
Я указала на его левое плечо. — Крест под майкой. «Ни один человек не может судить меня.» Правильно?
Он поднял рубашку и уставился на темный крест, словно он забыл, что там. — Да. Это означает, что когда-то я был подростком с высокими мыслями о том, кто я и где я буду.
Я сделала глоток содовой. — В Нью-Йорке?
— В Нью-Йорке. Квинс. Ты когда-нибудь слышала о Квинсе?
(Прим. Куинс или Квинс (Queens) — территориально самый крупный (280 кв.км) и второй (послеа Бруклина) по колличеству населения район Нью-Йорка. Расположен на острове Лонг-Айленд. На побережье Атлантического океана).
Я была раздражена. — Да, я слышала о Квинсе.
Он ослепительно улыбнулся. — Извини. Не плохой район, чтобы повзрослеть, все равно мои предки закрывали глаза на нас в любом случае.
Он начал катать солонку по столу, пока рассказывал, что он взрослел в комфорте.
— Моя мама, она была дочерью кардиохирурга с Лонг-Айленда. Он был не слишком доволен, когда она связалась с доминиканским иммигрантом из Бронкса. Но моя мать не позволила никому удерживать её против воли. Она осталась с моим отцом, было много хорошего, когда они были вместе.
Он внезапно сник, и его голос стал хриплым. — Они ехали в Катскилз (Прим.1) за месяц до моего окончания средней школы, в давно запланированное юбилейное путешествие. Другой автомобиль двигался не в ту сторону по Taconic State Parkway.(Прим.2) Мой папа умер на месте, и мама умерла в тот же день.
Прим 1. Катскильские горы (Catskill Mountains) – горный массив в штате Нью-Йорк (New York), восточный отрог Аллеганского плато)
Прим 2. Taconic State Parkway. Нью-Йорк. Автострада Таконика. Называемая просто «Таконик», это самая длинная автострада в штате Нью-Йорк.
Я сглотнула. — Это ужасно, Грей. Мне так жаль.
Он молчал, не поднимая глаз, до того момента, пока не принесли пиццу за наш столик. — У тебя есть братья или сестры?
Вопрос, казалось, причинил ему боль. — Сестра. Каллиста. Она была, и есть, она на три года младше меня. Она уехала жить к нашим бабушке и дедушке на северный берег. Папа моей мамы никогда по-настоящему не принимал меня. Думал, что я был слишком похож на моего отца и приносил неприятности. Но это было нормально. У меня была ученая стипендия в Нью-Йоркском университете. Я мог бы жить на территории кампуса, и все было бы в порядке.
Он посмотрел в окно и лучи заката. — Все было бы хорошо, — повторил он.
Но я знала, что все обернулось иначе: — Что случилось?
Он начал играть с солонкой снова. Никто из нас не прикоснулся к пицце.
— Однажды ночью появился парень из соседских. Да, я знал, что он был в дерьме и я не хотел этого касаться, но он был другом. Друг, — он покачал головой. — Он реализовывал плохие брикеты, и припрятал свой мусор у меня. Мужчина скончался от того дерьма, что он продал. Когда запахло жаренным, он назвал им мое имя.
Он внезапно замолчал и улыбнулся мне. — Это своего рода чужой язык для тебя, не так ли?
— Какой, английский? Нет, — я взяла кусок пиццы. — Так что я справлюсь. Ты был неправомерно осужден.
Он иронически хмыкнул, глядя с мрачным выражением. — «Ни один человек не может судить меня», — сказал он мрачно. — Пока сам этого не сделал.
Я не хотела видеть его в таком состоянии. Огорченный и грустный.
— Это было в Нью-Йорке, да? Как ты попал сюда?
Он улыбнулся без юмора. — Даже заключенным дают чертову работу в нынешней корпоративной аристократии. Штат Нью-Йорк решил, что дешевле отправить кучку в частное учреждение в малообеспеченную часть страны.
— И вот, тогда ты встретил Каспера.
— Да, вот где я встретил Каспера.
— Так ты когда-нибудь разговаривал с сестрой?
Вопрос причинил ему боль. Он заерзал на стуле и посмотрел вниз.
— Она не разговаривает со мной, — сухо сказал он. Он выпрямился и резко повернул солонку снова. Я накрыла его руку своей, жест комфортный и дружественный.
— Ты знаешь, пицца сама не съест себя, — сказала я, наконец.
Грейсон покачал головой с улыбкой. — Моя мама имела обыкновение говорить подобное дерьмо.
— Он вдруг посмотрел мне в глаза. — Ты бы ей понравилась.
— Она была белая? — Просто выпалила я. Я не имела в виду ничего такого, но после того, как слова повисли в воздухе, они прозвучали ужасно грубо. Я убрала руку и положила на свою сторону.