Рита замолчала, кажется, снова задремала.
А я, возбужденный непрошенными воспоминаниями, уснуть долго не мог. Вспоминал, как ломило мышцы после дня тяжелой работы, как сто раз хотелось все бросить и уехать куда глаза глядят. Потом вспомнил, как постепенно крепли мои мышцы, из головы выветривалась всякая дрянь, как научился получать удовольствие от долгих прогулок в горах с ружьем, как подружился с Микки Райном, местным руководителем спасательного отряда, как однажды мы выручали заблудившихся туристов и три дня просидели с ними в лесу, без палатки, пока ребята наладили переправу... Я с удовольствием улыбнулся, но тут же вспомнил, что рядом Рита, и с опаской покосился на нее: она спала, или делала вид, что спит. Я догадывался, о чем она сейчас думает.
В аэропорту, перед самым вылетом, я подметил любопытную сценку: у стойки регистрации Рита встретила своих знакомых. Немолодая женщина бросилась ей на шею с благодарностями, а Рита, кажется, даже не сразу поняла, о чем речь. Какие-то акции, которые выкупил приятель Риты, что и позволило им уехать к сыну, в Чехию.
Они заговорили об общих знакомых, и женщина удивилась:
— Разве вы не знаете? Да ведь он опять руководит научной частью. Поверьте, Торопов — прекрасный специалист, и Леонид Яковлевич не пожалеет о том, что пригласил его. А акции... Понимаете, мы ведь — люди, далекие от бизнеса, зачем нам это?
Рита уже простилась с ней, но вдруг решилась и спросила, не нашелся ли какой-то их общий знакомый.
Женщина подняла брови:
— Да он ведь и не терялся! Это только Лида не знала, что у него роман на стороне. Негодяй, бросил жену, даже не объяснившись с ней, и о детях слышать не хочет!
Рита кивнула на прощанье, и в лице ее появилось странное выражение, как будто она вспомнила, что не выключила утюг.
Всучив мне перепуганного Мишку, она судорожно нашарила телефон.
Ей ответили, и она закричала на весь зал:
— Почему ты молчал о том, что Игнатенко просто уехал с бабой? Почему не рассказал о том, что на самом деле купил эти чертовы акции? Ты хоть понимаешь, что я считала, что и их, и моя с Мишкой жизнь стали разменными картами в твоей игре?! Почему ты молчишь?
Я заслонил ее от любопытных взглядов, и Рита поняла, заговорила тише:
— Я звоню, чтобы сказать тебе, что я теперь все знаю. Да, это ничего не меняет, и меняет все! Я... — она подбирала слова, а я вдруг отчаянно испугался, что вот сейчас она просто останется, вернется в свою прежнюю жизнь. Я молчал, Рита подняла на меня глаза, справилась. Она твердо сказала:— Я улетаю. Прощай, и спасибо тебе за все. Ни один человек не делал для меня столько, сколько ты. Будь счастлив, если сможешь.
Провожаемые любопытными взглядами, мы прошли за стойку, и Рита положила руку на мою, спросила:
— Ты не сердишься? Я должна была это сделать.
Я кивнул:
— Надеюсь, что здесь у тебя все.
Она нахмурилась:
— Долги розданы, можно начинать жизнь с чистого листа.
Сиэтл встретил нас дождем и туманом, обычными для этого времени года.
Я заранее предупредил о нашем приезде, и Роберт за нами прислал машину.
Устроив Риту с сыном в салоне, я вынул трубку.
— Долетели? — Роберт, как всегда, был деловит. — Слава Богу. Мы с Машей ждем вас.
Я посмотрел на лицо Риты и отказался:
— Давай все переиначим. Мы переночуем в городском доме, завтра заедем к вам, завезем подарки племянникам, а потом уедем домой. Так что успокой Машу, у нас все хорошо.
В трубке появился ее голос:
— Так рада, что вы добрались, и изнываю от любопытства!
Я засмеялся и ласково попросил:
— Потерпи до завтра, сестренка!
Мы подъехали к дому на Лейк-Вашингтон-бульвар. Я купил его лет шесть назад, в период своего недолгого брака с Эллен. До этого я жил с сестрой в старом доме на Лейксайд-авеню, но после их с Робертом свадьбы надумал приобрести собственное жилье. Это был серый трехэтажный особняк, скрытый за каменной стеной, обвитой сверху непроницаемыми зарослями кустарника. Прилегающий к дому участок был украшен рододендронами и азалиями, а из окна открывался великолепный вид на озеро и далее на горы и леса центрального Вашингтона. Дом был построен в начале века шведскими плотниками из кедра, и в нем не было недостатка в предметах роскоши. Дубовые полы были покрыты дорогими коврами. Как и на Лейксайд-авеню, цокольный этаж я отвел для занятий спортом. В доме была огромная модернизированная кухня, а в гостиной имелся большой камин. Несмотря на хорошее расположение, дом мне почему-то не нравился, я находил его довольно мрачным. На стенах не было никаких картин. Жил я здесь довольно редко, поэтому обстановкой дома не занимался вовсе.
Постоянной прислуги в доме не было. Поэтому я помог Рите разместиться в спальне второго этажа, а сам, как обычно, устроился в кабинете. Это было единственное место в доме, где я чувствовал себя хорошо.
Утром я проснулся, услышав какой-то шум внизу.
Я спустился в кухню и замер на пороге.
Вчерашний дождь и туман сменились ярким солнцем, победно заливавшим окрестности. Его лучи веселыми квадратами легли на плиточный пол кухни, отражались в боках пузатого чайника. Я зажмурился.
Рита обернулась ко мне. Она стояла у окна с кофейной чашечкой в руках и любовалась видом на озеро.
— Ты только посмотри, какая красота! — восторженно засмеялась она. — Вид из окна просто потрясающий!
Я кивнул.
— Вот посмотришь тот дом, где мы будем жить, так там точно красота!
Рита спросила:
— Хочешь кофе?
Я отрицательно помотал головой, и она опять засмеялась, забавно сморщив нос.
— И правильно! Кофе у тебя гадкий! Ты вообще раньше чем-нибудь питался? Холодильник совершенно пустой.
— Заедем в магазин и купим, что покажешь. Конечно, дома я практически не ел.
Рита была одета в джинсы и уже знакомую мне маечку. Чистое лицо без косметики, ясные карие глаза. Волосы она стянула в хвост. Я поймал себя на том, что уже с минуту молча разглядываю ее, смутился.
Она успокаивающе сказала:
— Ничего. Наверное, нам обоим стоит лучше присмотреться друг к другу.
Раздался топот, и вниз слетел Мишка. Он был в пижамке, волосы на голове всклокочены и на курносом лице сияла обычная доброжелательная улыбка.
— Мам! Я есть хочу, просто ужасно!
Рита вздохнула:
— Потерпи, сейчас что-нибудь придумаю.
Я взял инициативу на себя:
— Пицца на завтрак тебя устроит? — еще в Москве я заметил, что пицца — Мишкина слабость.
Мишка радостно завопил:
— Чур, мне без анчоусов!
Рита вздохнула:
— Конечно, это не самая подходящая еда, но...
