— Постойте! — Гарри повернулся к ней. — Вы хотели иметь детей?
— Гриффин и я пытались два года.
Она пожала плечами, и ее нижняя губа снова задрожала, а Гарри в очередной раз осознал, что ему далеко не безразлично то, что она ему сообщила.
— Я прошла почти все положенные в этом случае тесты, пока меня не признали бесплодной. Господи! Как я ненавижу это слово! Врачи полагают, что причина в том, что в шестом классе я переболела скарлатиной. Возможно, это осложнение.
Так вот как? Теперь вся история приобретала иную окраску. Гриффин Ламонт начал бракоразводный процесс не потому, что его жена не хотела и отказывалась иметь детей. Ламонт ее оставил потому, что она не могла иметь детей. Сукин сын!
— Господи! — сказал Гарри. — Мне так жаль. Не могу поверить, что вы с Ламонтом пытались взять ребенка из приюта и вам отказали.
— Гриффин не хотел. Я попыталась это сделать, только когда мы разошлись. Там есть ребенок, девочка Джейн Доу. Вы можете поверить, что в больнице кто-то назвал ее так? Она едва ли сможет когда-нибудь ходить, и ей еще надо сделать несколько операций на сердце — у нее врожденный порок. Но я ее люблю, а они там считают, что в приюте ей будет лучше, чем со мной. Вот почему я взбесилась, когда поняла, что моя новая одежда погибла.
— Одежда?
— Ну, когда взорвалась эта бомба в машине, — пояснила Алессандра. — Когда еще я вам врезала…
— Да, — сухо ответил он, — прекрасно помню.
— На следующее утро меня пригласили на собеседование, чтобы решить, смогу ли я стать приемной матерью для Джейн. — Губы Алессандры снова задрожали. — Я думала, если буду выглядеть хорошо, то понравлюсь им, произведу хорошее впечатление и они мне разрешат ее взять. Я рисковала жизнью из-за этих новых тряпок, и в тот момент мне не пришло в голову, что у меня больше нет дома.
— А мне тогда показалось, что вы рехнулись, — усмехнулся Гарри.
— Возможно, вы правы. Если от любви к ребенку можно сойти с ума, то значит, так оно и было. — Алессандра подняла на него полные слез глаза. — Теперь я никогда больше не смогу ее взять.
Этого Гарри не мог вынести. Робко, нерешительно, понимая, что совершает ужасную ошибку, он потянулся к ней и положил руку ей на спину.
— Мне жаль, — сказал он.
Алессандра выпрямилась, повернулась и прижалась к нему.
— Я хочу домой, пожалуйста! Не можете ли вы отвезти меня? — Она словно забыла, что вместо дома у нее теперь была куча щебня и пепла, огороженная желтой лентой, протянутой полицейскими.
Гарри неуклюже похлопал ее по спине.
— Я не могу этого сделать, Барбара.
— Боже! Не называйте меня так!
— Но теперь это ваше имя! Вы должны приучить себя к нему.
— Я не хочу к нему привыкать! Я хочу домой! Хочу навещать Джейн. Пожалуйста, Гарри!
Его сердце детектива болезненно сжалось.
— Я не могу вас туда отвезти.
— Не можете или не хотите?
Размазанная тушь теперь потекла по ее щекам двумя черными струйками.
— Я не должна там появляться, да? Но вы не можете меня заставить. Или можете?
О черт! Он не позволит ей сделать это!
— Конечно, вы имеете право выбора, но…
— Может быть, мне попытать счастья и объясниться с Майклом Тротта?
Гарри крепче прижал ее к себе.
— Вы хотите умереть? Вы хотите именно этого?
— Но я не думаю, что Майкл действительно хочет меня убить. Мне трудно в это поверить… После того как я вернула деньги… — Она вытерла глаза и попыталась объяснить:
— Если я останусь здесь, ко мне будут поступать только те сведения, которые ФБР позволит мне узнать. А вдруг вы окажетесь не правы?
Гарри продолжал обнимать ее за плечи, боясь выпустить и тем дать понять, что ей позволяется уйти. На самом деле в любой момент она могла подняться с места и отправиться прямо в лапы к Тротта, который непременно убьет ее.
Гарри не хотел, чтобы она умирала.
— Вы не правы.
— Но неужели непонятно? Я могла бы тогда вновь обрести свою жизнь.
Он привлек ее еще ближе к себе, крепко прижал к своей груди, понимая, чего она хочет, понимая, что она чувствует. Это было несправедливо. У нее отняли жизнь. Эта несправедливость была ужасной.
— Нет, Элли, не можете. У вас нет больше дома. У вас ничего больше нет.
Алессандра покачала головой, будто пыталась отгородиться от его слов.
— Мне нужна моя жизнь. Я хочу ее вернуть. — Она издала странный звук, нечто среднее между смехом и рыданием. — Господи! Иногда мне кажется, что я даже была бы рада вернуть Гриффина, если бы это было возможно.
— Но это невозможно, — решительно возразил Гарри. — Гриффин умер. Отправляйтесь на Лонг-Айленд — и последуете за ним.
Она вцепилась в его куртку.
— Если я останусь, то стану Барбарой Конвэй, а Алессандра Ламонт умрет.
— Да, и, вероятно, наступило время, когда вам пора от нее избавиться.
При этих словах она подняла голову. Ее глаза были широко раскрыты, на ресницах дрожали слезы. Нос Гарри находился в нескольких дюймах от ее носа, а рот настолько близко от ее рта, что он мог бы поцеловать ее. Только тут он внезапно осознал, что держит ее в объятиях, а также то, что эти объятия предназначались не для одного лишь утешения.
Теперь он ощущал ее как женщину, тело которой было нежным, а груди высокими и полными. Он также ощутил упругость ее бедра, его изгиб. Все это воспринималось как обещание чего-то невероятного.
Внезапно он словно утратил свою неуклюжесть — одна его рука обнимала ее талию, другая оказалась на шее под волосами. Обнимать ее было приятно и удобно, будто он занимался этим всю свою жизнь.
Для него не составило бы большого труда наклониться и поцеловать ее в губы. От нее пахло кофе и шоколадом, и он знал, что на вкус ее губы окажутся сладкими.
Но Гарри не сделал этого последнего движения, и она тоже не двигалась. В течение некоторого времени они так и оставались неподвижными, будто их подвесили в воздухе, и едва осмеливались дышать.
Тикали часы, шли секунды, минуты… Почему она не отстранилась? Хотела, чтобы он поцеловал ее? Черт возьми! Что же он делает? Поцеловать ее было бы чистым безумием.
Гарри медленно наклонил голову, и она не отстранилась, напротив, подняла к нему лицо и…
За их спиной отворилась входная дверь. Алессандра отпрянула от него и вскочила на ноги.
Во взгляде Джорджа Гарри прочел, что от напарника не ускользнуло стремительное движение Алессандры.
— Все чисто. Ник ждет вас в доме.
Алессандра вытерла ладонью все еще влажное лицо и без особого успеха попыталась привести в порядок волосы, хотя понимала — пока ей не дадут умыться и сменить одежду, она по-прежнему будет выглядеть убого.
