И только когда Лора сообщила, что отправляется в командировку со своим бывшим мужем, Макс признался себе — это ревность.
Невозможно было отнекиваться или выдавать это за что-то другое. Ревность, которая, стоило ей только набрать силу, не давала ему ясно мыслить.
Самолет набрал высоту и встал на эшелон. Назар смотрел в иллюминатор на белоснежное пушистое покрывало облаков. Глаза видели ослепительное солнце, глубокое синее небо, но внутренний взор застила тьма.
Назар ничего не мог с собой поделать. Он то и дело представлял Лору в постели с Максом. Он стискивал зубы, сжимал кулаки, и готов был голыми руками растерзать и Макса, и Лору.
Когда получалось хоть немного успокоиться, Назар понимал, что это бред. Не может Лора оказаться у Макса в постели. Назар не мог представить, что должно случиться, чтобы Лора вдруг простила Макса.
Но с таким трудом обретенное спокойствие тут же сменялось новой картинкой, где Лора вместе с Максом. И любые доводы разума тут же разбивались на осколки.
Никогда Назар не испытывал подобного и не знал, что с этим делать. И это касалось и любви, и ревности. Он был честен перед Лорой, когда рассказывал ей о том, что никого никогда не любил. Так и было на самом деле.
Но не знал Назар, что рядом с любовью обязательно кружат кровожадные демоны: ревность, жажда обладания, ненависть.
И теперь эти три демона начинали понемногу откусывать свои куски от души Назара: он ревновал Лору, он вожделел Лору и ненавидел Макса.
Назару не с чем было сравнивать свои чувства и потому он был уверен, что так и должно быть. Что любовь — это всегда так. Именно так, как чувствует он.
Глава 16. Атака королевой
В зале конгресс-центра пестрило от столов с шахматными досками, повсюду сновали люди. В воздухе витало напряжение.
Конечно, шахматный турнир — это не хоккейный матч, где адреналином и тестостероном пропитываются даже стены, и только диву можно даваться, что не плавится лед.
Это всегда было так увлекательно и захватывающе. Даже не думала, что мне этого так не хватало. Волнения за Макса, нервотрепки шахматного боя и ожидания результата. Из головы выветрились чувства, обиды, вопросы — я вся отдалась турниру.
Особенно, когда дело подошло к решающим партиям. Оттуда, где я находилась, невозможно было толком никого разглядеть. Все смешалось в одну кучу. Потому я смотрела по большей части на огромный экран под потолком, где в фокусе были, как я поняла, только самые интересные события.
И частенько в фокусе оказывался, конечно, Макс Рихтер. Он вел себя так, как всегда вел на турнирах. Ему было безумно скучно. Он делал ход и вставал из-за стола. Бродил по залу, подходил к другим столам, наблюдал за партиями. И когда его соперник, наконец, что-то там придумывал, подходил, практически не глядя на доску, делал очередной ход и снова терял всякий интерес к происходящему.
Когда на экране крупным планом появлялся Макс со скучающим видом, комментатор что-то пробормотал на немецком. Я устала пытаться понять, что он там говорит, открыла на телефоне YouTube и нашла трансляцию турнира. Открыла трансляцию через Яндекс, который умеет переводить видео налету, и, наконец, хоть и криво, но смогла понять, о чем там вообще идет речь.
Первое же, что я услышала бросило меня в жар. «Все мы ждем главного события этого турнира — противостояние Рихтер — Платонов. Никто не сомневается, что именно эти двое будут бороться за звание победителя».
У меня пересохло в горле и вспотели ладошки. «Назар здесь! Черт!», — ругнулась я про себя.
Это было неприятно, если не сказать большего. Я сразу почувствовала себя какой-то грязной, что ли. Назар не мог заглянуть в мою душу, не мог знать моего состояния. Если посмотреть на ситуацию его глазами, получается, что я при первой же возможности прыгнула к Максу в постель.
И то, что у меня два года не было мужчины, не могло служить оправданием. Почему тогда не Назар? Я же сама попросила тогда его забрать меня. Не отталкивала его и даже сама шла на встречу, и здесь такое.
В моей голове ситуация не складывалась таким образом, чтобы я могла считать это изменой. Что-то здесь было не так. Не то чтобы я бессердечная сука, но Макс больше, чем просто бывший муж и, конечно, больше, чем просто мужчина.
Я никак не могла разобраться в своих эмоциях. Я искала глазами Назара в зале конгресс-центра, но не могла найти.
Одно я понимала точно — я виновата перед ним, но почему-то не сожалела о своем поступке. Единственное, о чем жалела, так о том, что не позвонила Назару или не написала и не рассказала все как есть.
Все-таки он заслуживает того, чтобы я была с ним откровенна. Он ничего плохого не сделал, более того, все это время поддерживал меня, был чуток и внимателен. Да, что там говорить, если бы не мое растерзанное сердце, если бы не общее мое состояние, Назар был именно тем мужчиной, с которым я спокойно могла связать свою жизнь.
В этой жизни с ним не было бы той бешеной страсти, что была у меня с Максом. Но что такое страсть? Заслуживает ли она вообще внимания, если в конечном итоге происходит то, что произошло со мной?
Мысли неслись в голове, словно стадо диких мустангов и ни за одну я не могла уцепиться, так, чтобы это почувствовать себя уверенно. Мне было стыдно — только это я понимала точно.
В то же время, мне казалось странным, что Назар не сообщил о том, что будет здесь. Он не мог не знать, что там, куда мы с Максом едем, якобы, в командировку, будет турнир. В том смысле, что не мог знать уже тогда, когда я ему об этом сообщила. Но ничего не сказал.
Не позвонил и не написал, когда уже приехал. Выглядело все так, будто он что-то задумал. «Уж не поймать ли меня с поличным?», — подумала я.
Но все-таки у нас с ним не такие пока отношения, чтобы так себя вести. Да, своим поведением я обозначила определенную и недвусмысленную позицию. Да, я сделала все, чтобы он мог воспринимать меня уже как свою женщину, но все же! Открыто ничего не было сказано, не было никаких обещаний и ничего такого, чтобы считать меня окончательно привязанной к нему.
Ситуация была неприятной. Выхода я не видела и решила, что пускай все идет так как идет. В конце концов, я устала качаться на этих эмоциональных качелях.
Наконец, я увидел в зале Назара. Он вел себя не так как Макс. Видно было, что он сосредоточен, внимателен и тщательно продумывает каждый ход. В нем не было той расслабленности сытого льва, который играет со свой жертвой просто потому, что пресыщен, но и отпустить не может — жертва уже приговорена.
Назар именно что сражался. Это было видно по его собранности и некоторой общей нервозности.
Наконец, наступило главное событие. Как и предсказывали, за шахматной доской оказался Макс Рихтер и Назар Платонов.
Я вперилась в экран, где крупным планом были эти двое. По блуждающим огонькам в ледяных глазах Макса я видела, что скука его улетучилась. Он не был напряжен, но ему было интересно происходящее.
Макс не встал со своего места, как делал обычно, сделав ход, который тут же прокомментировали: «Итак, мы видим классический гамбит Рихтера, решение неодназначное. Сложно поверить, что Платонов не подразумевал такого хода и не просчитал варианты контргамбита».
В отличии от Макса, который хоть и превратился весь во внимание, но был спокоен и уверен, Назар явно был не в своей тарелке. Он нервничал. Я никогда его таким не видела. В его темных глазах было намного больше, чем просто партия, ощущение было такое, что на кону стоит намного больше, чем звание победителя.
Словно сама жизнь Назара сейчас зависела от исхода, так он себя вел. Он то и дело бросал полные, какое-то затаенной злобы взгляды на Макса. Я видела, как он поджимает губы, как играет желваками и временами, когда Макс делает очередной ход, сжимает кулаки. Он будто хотел броситься на Макса.
Я не узнавала Назара, но не узнавала и Макса. Уже спустя несколько ходов что-то изменилось в его поведении. Будто и он почувствовал эту едва сдерживаемую агрессию Назара и сам был готов раздавить того. И раздавить, не только нанеся ему поражение в партии.
