Мне показалось, она меня не услышала.
— Он насиловал меня каждый день, — сказала она, глядя в одну точку. — Я должен отхлестать тебя плетьми, а затем привязать к позорному столбу на базарной площади, и пусть бы в тебя кидали камнями, как поступали с блудницами, — повторила она слова, что, видимо, говорил её насильник, — но мы уже не в семнадцатом веке, я знаю способ лучше. — Молись, сука! Молись громче!
Она замолчала. Я сглотнула. Вот сейчас она точно казалась мне бесноватой, что бы это ни значило для моего деда. В моём понимании — крыша у неё слегка текла, или она что-то принимала, отчего и казалась не от мира сего, но после всего, что ей пришлось пережить, наверное, это было объяснимо. Наверное, это даже было естественно. Ожидаемо. Неминуемо.
Что я могла ей сказать? Посоветовать хорошего психотерапевта? Я и сама ни одного не знала. И пока раздумывала, чем могу помочь, она вдруг сказала:
— Я очень его любила. Я отдала бы ему не только невинность — всё, что у меня было. Но ему от меня ничего было не надо. Он меня никогда не любил. Трахнул и забыл.
Я открыла рот. Потом закрыла. Она сейчас о ком? О Кирсанове? Или она ещё кого-то также сильно и безответно любила? Кого-то другого, кому подарила свою невинность?
И про другого было очень сомнительно, только Андрей сказал, что у них ничего не было и не могло быть.
Я ни черта не понимала, но сейчас меня беспокоило другое.
— Тот человек, что тебя изнасиловал, кто он? — спросила я.
Глава 37
— Я не могу, — покачала она головой. — Не могу сказать.
— Он заставлял тебя молиться. Он священник?
Слишком часто в последнее время я слышала подобные истории, чтобы подумать о ком-то другом. И все они были похожи, как под копирку. И все об одном и том же человеке.
— Это было в нашем монастыре? — не оставляла мне разночтений ни Русалочья заводь, в которой она хотела утопиться, ни Настины откровения, ни деревенская больница, куда отвёз Настю Кирсанов.
Мне кажется, я даже помнила день, когда деду позвонили и он вдруг завёл катер и умчался. Это и была та мутная история, что я не могла вспомнить, что была связана с женой Кирсанова.
Очевидно, Катя тоже искала ответов в монастыре. Откровения. Благословения.
Она дала согласие нелюбимому мужчине, её это мучило, беспокоило, терзало. Её неуверенность была объяснима.
— А если я скажу, что знаю, кто он? Если назову имя? Если скажу, что знаю, как заставить его заплатить за всё, что он сделал?
Конечно, немного погорячилась я, но была уверена, о ком бы она ни говорила, в бумагах Кирсанова можно найти компромат на кого угодно. И вряд ли женившись на девушке, над которой надругались, Илья Андреевич просто от этого отмахнулся.
— Тогда тебя убьют. Илью убили, Андрея убили и тебя тоже убьют, — сглотнула она слёзы, но они всё равно потекли, а потом она и вовсе разрыдалась.
Я ёрзала на лавке, не зная, что мне делать: обнять её или не стоит, молчать или сказать?
— Андрея не убили, — выдохнула я.
Мне только сейчас пришло в голову, что, возможно, она в трауре вовсе не по его отцу, она потрясена и буквально не в себе, потому что в реке нашли машину Андрея.
Машину человека, которого она когда-то любила, а возможно, любит до сих пор.
Она считает, что он умер. Его больше нет. Она его потеряла.
И вот сейчас для меня сложилось. Далеко не всё, но это сложилось.
— Андрей жив? — повернулась Катя.
У неё было такое выражение лица, словно её жизнь зависит от моего ответа.
— Я не могу сказать наверняка, но три дня назад он был жив, — пожалела я бедную девочку. Смотреть на её горе было невыносимо.
— Ты его видела? — смотрела она на меня с надеждой. — После аварии?
— Видела. Он повредил плечо, получил сотрясение мозга, переохлаждение, три дня пролежал в отключке, но выкарабкался.
Она выдохнула. Закрыла глаза, зашептала:
— Господи, слава богу! Слава богу!.. А где он сейчас? — открыла она глаза и посмотрела на меня. — У тебя?
— Нет, — покачала я головой. — Он ушёл.
Она всматривалась в моё лицо.
— Он просил мне сказать, что жив? Поэтому ты здесь?
«Он просил никому не говорить. Ничего. О нём. О нас. Особенно о нас», — крутилось в голове. Но «о нас» я ничего и не сказала.
— Я здесь, потому что земля, которую вы оспариваете в завещании, принадлежит мне. Земля, на которой стоит монастырь. Я здесь, потому что пришла тебе сказать, что в завещание она попала случайно, её там быть не должно.
— Она твоя? — удивилась Катя. — Земля монастыря?
— Да, и мой юрист на днях уведомит ваших юристов об этом. Я надеюсь, тебя это не сильно расстроило? — не могла я понять её эмоции.
— Расстроило? Она же… Ты… — словно хотела она что-то сказать, но потом подумала и не сказала. — Андрей знает? Он всё это время был у тебя? На озере? У деда в доме? — сыпались из неё вопросы, но, похоже, из всего, что я рассказала, её интересовал только Андрей. И я её понимала.
— Почти. Когда его машину нашли, он ушёл.
— Я хотела ему сказать… — она стиснула руки. — Я так много хотела ему сказать. Он думает, что я ненавижу его за то, что потеряла ребёнка. Думает, что это был ребёнок его отца. Но я… — заламывала она пальцы. — Я просто хотела его защитить.
— От кого?
— От того, кому нужна его земля. Но если ты… если эта земля принадлежит тебе…
— Андрея оставят в покое? — смотрела я на её мертвецки бледное лицо.
Дорого бы я дала, чтобы узнать, о чём она сейчас думает. А впрочем, нет, я знала о чём: плевать она хотела на меня, на землю, на наследство, на то, насколько сама в опасности, всё, что ей было нужно — Андрей. Спасти, защитить, уберечь. А мне был нужен всего один короткий ответ.
— Кать, если этой земли у него не будет, ему перестанут угрожать? Его… — я не успела договорить: оставят в покое?
— Екатерина Викторовна, — раздался рядом мужской голос, — с вами всё в порядке?
Этот мужчина тоже был в форме охранного агентства, но выглядел куда опаснее первого, он был не просто в форме, а вооружён. Портупея, кобура, воронёная сталь пистолета.
— Что со мной может быть не в порядке? — ответила Катя. Я бы непременно хмыкнула, фыркнула, усмехнулась, но она ответила обжигающе ледяным тоном. — Да, всё в порядке.
Её щёки, к счастью, вновь порозовели, но выглядела она всё равно как Снежная королева после обморока.
— Тамара Львовна просит вас вернуться в дом. Холодает, дождь собирается, — посмотрел мужчина в отчаянно безоблачное голубое небо, — не хочет, чтобы вы простыли. Да и гостье вашей уже пора, — посмотрел он на меня более чем выразительно.
— Да, конечно, — встала я. — Мне действительно пора.
Я посмотрела на Катю. Мне нужен был ответ: Андрея оставят в покое, если у него не будет чёртовой земли?
Она выразительно кивнула.
Я кивнула, давая понять, что её услышала.
— Пока! — махнула я.
— Пока! — махнула мне Катя, и я одна пошла к выходу.
Глава 38
Езерский был прав, наверное, не надо мне было к ней ездить.
Да ещё так открыто заявить о связи моего деда с её мужем охране.
Меня обязательно проверят, пробьют по номеру машину, узнают, где я работаю, кто мои родители. Я всегда гордилась тем, что мне нечего скрывать, даже не ставила пароли, но сейчас мне было немного не по себе.
Надо срочно перепрятать компромат, — решила я, возвращаясь домой.
Не знаю, много ли видела и слышала её охрана, но то, что за всем этим стоял человек очень влиятельный, сомневаться не приходилось. И он так запугал бедную девочку, которой уже и терять нечего, что она словно кукла, которую дёргают за ниточки.
Эта жуткая костлявая тётка, что контролирует каждый её шаг.
Эта вооружённая до зубов охрана.
