и.. волнения. Правда, я боюсь его, неизбежно боюсь, когда он такой. И в то же время, меня влечет к нему… Жутко влечет…
Молча подхожу.
Он снова неотрывно смотрит, а потом резко хватает меня за руку, придвигает к себе, накрывает второй своей рукой мою промежность и сжимает. Несильно, но существенно, чтобы ощутить… в том числе и болезненную чувствительность после вчерашней ночки…
–Ты еле ноги сводишь вместе, а у тебя еще есть сомнения, что ты не моя женщина?
Отодвигает мои трусы одной своей рукой, продолжая сжимать второй запястье. Вводит палец внутрь.
–Женщина бывает отодранной в трех ситуациях, Камила. Когда она кому-то принадлежит, когда она изнасилована или когда она шлюха. Чего-чего, а насилия между нами вчера не было… Значит остаются два варианта… Если ты не хочешь мне принадлежать, значит, ты шлюха, Камила?
Тянет меня на себя. Теперь я оказываюсь сверху на нем. Он хватает меня за плечи и прижимает к себе, впиваясь жестким поцелуем в мои губы. Я болезненно стону. От беспомощности, страха… Чего-то еще…
Отрывается, наконец, от губ. Резко садится со мной на его руках.
– Пока ты спишь со мной, Камила, ты моя женщина. Как только отпущу тебя, будешь свободна, а пока, будь добра, принимай те правила и условия, которые я тебе устанавливаю. Их не так много, чтобы нос ворочать. И одно из условий- помимо хорошего секса я люблю хорошую еду. Будь добра, учитывай это, когда будешь меня встречать в следующий мой приход.
Пытаюсь от него отстраниться, выставив руки вперед. Какой следующий приход? Какая его женщина?
– Алмаз, мне нужно к маленькому сыну лететь… Ему без меня плохо… Я волнуюсь…
Он смотрит на меня, молча протягивает телефон.
–Звони, по громкой связи. Набирай свою тетю…
Я положила трубку и нервно выдохнула… Тётя говорила так, словно Алмаз заранее ее подкупил и подговорил… Он все прекрасно слышал из динамика- мальчик чувствует себя прекрасно, купается в море, ест и спит хорошо, можно спокойно доделывать свои дела. Не я первая, не я последняя мать, кто оставляла годовалого малыша с родными людьми…
Я нервно закусила губы… Вопрос ведь был не только в том, как чувствует себя без меня Алан. Мое материнское сердце было не на месте… Вот что терзало меня больше всего… Эта разлука.. Эта неизвестность… И что-то еще… Едкое, натирающее мозоль на сердце…
–Если тебе тяжело без него, мы вернем их обратно. Только скажи, Камила… Но отпустить сейчас тебя не проси. Даже не пытайся. Этого не будет… Ты переврала мои слова… Я не обещал, что отпущу, как получу твое тело… Я сказал, что ты должна мне… И долг нужно отдавать… Когда я сочту, что ты мне больше ничего не должна, ты будешь свободна…– его слова были твердыми, непреклонными, категоричными…
–Сколько это займет, Алмаз?– в отчаянии выпалила я…
– Тебе по часам обозначить?-едко ответил он,– не так долго, как ты могла бы подумать, Камила… Не обольщайся… У всего есть срок годности…
А меня просто ножом полоснуло от его слов… И вдруг все сошлось… У всего есть срок годности, кроме моей любви к тебе, Алмаз… И так больно от осознания этого чувства… Я, наконец, поняла, что же меня так сильно внутренне терзает в этой ситуации – то, что мои эмоции к нему, моя тяга, мое желание такие сильные, что подчас даже отодвигают на задний план переживания из-за разлуки с сыном… И где-то в глубине души я была даже рада, что у тети все под контролем… Что Алан не испытывает во мне острую нужду…
Встала, стала убирать со стола. Нужно было чем-то занять руки. Нервы были на пределе. Он перехватил мою руку. Притянул к себе.
–Ну, перестань… Все же нормально там… Хватит этих драм…– это Алмаз со мной говорит? Тот Алмаз, который сейчас так больно дал мне ментальную пощечину своими сравнениям с просроченным товаром?– почему не хочешь, чтобы вернул сына сюда, к тебе? Потом вместе уедете когда… отпущу…
–Нет, Алмаз… Пусть будет в Дубае.. Мне так… спокойнее…
Я не хотела возвращения Алана сюда по нескольким причинам… Во-первых, Капиев… Вся эта ситуация с его разрешением на выезд для ребенка, с моей предполагаемой гибелью в доме Аушерова была для меня не до конца ясна… Я боялась, что мой малыш станет частью новой игры, новым предметом шантажа и торга… А еще я панически боялась приближения Алмаза к Алану… Боялась, что Он поймет… Почувствует.. А я не могла этого допустить… Алан мой. Только мой…
–Что там с моей гибелью в доме Аушерова? Я официально жива или мертва?-решила перевести разговор.
Алмаз одевался на выход и отвечал мне на ходу. Как-то нехотя, не посвящая, словно речь шла не обо мне…
–Пока он ничего не знает… Прибывает в неизвестности… Постараемся максимально затянуть это его состояние… Твой сын в безопасности? Он знает, где они живут с теткой?
Я отрицательно покачала головой, и тем не менее, задумавшись.
–Не должен… Я специально сняла им апартаменты через третьих лиц, чтобы он не мог вычислить…
–Так или иначе, на всякий случай я приставлю к ним охрану… Надежнее будет нам всем… не волнуйся, тетка ничего подозревать не будет. Мои ребята так следят, что никто не замечает…
Я нервно сглотнула и кивнула. Он был прав, так спокойнее. Эта та помощь, которую я готова была принять из-за безысходности своего уязвимого положения.
–За мной ты тоже следил?-спросила тихо, смотря в пол. Все не могла выкинуть из головы его рассказ-разоблачение у Аушерова дома.
Он подошел вплотную. Взял меня за лицо, обжег горячим дыханием, чтобы тут же накрыть таким же горячим поцелуем мои губы.
–За каждым твоим шагом следил, Камила… За каждым… И когда ты спала, и когда купалась в душе, и когда…-поцелуй был таким глубоким, таким страстным. Я невольно почувствовала его нарастающее возбуждение, которое передалось и мне, но тут же отразилось очередным болезненным спазмом в истерзанной плоти…
–Хотел залезть в твою красивую головку и узнать, вспоминала ли хоть иногда обо мне, м? – его пальцы быстро преодолевают рубеж чуть прикрывающей мои ноги толстовки. На мне нет белья, и открытие им этого факта невольно выбивает из него глухой стон.
–Алмаз, нет, пожалуйста, мне больно… Там… После вчерашнего…– предпринимаю неловкие попытки отстраниться, упираясь кулаками в его мощную грудь.
–Блядь, да…– выдыхает мне в волосы, пытаясь восстановить дыхание, понимая, что не лукавлю, что правда болит… На силу все-таки отстраняется,– Иди, отоспись хорошенько.
