Ознакомительная версия.
– Саша? – услышала я и невольно приостановилась, оглянулась – прямо за моей спиной оказалась девушка в темно-синей куртке и без шапки.
– Ольга… откуда ты здесь? Извини, я… задумалась, – сбивчиво стала оправдываться я, застигнутая врасплох ее появлением, и неожиданно рассердилась на себя – почему я должна объясняться?
– Ты куда-то торопишься, Саша? – спросила Ольга, стряхивая снег с капюшона куртки.
– Нет… я просто…
– Гуляешь? – подсказала она, чуть склонив набок голову, и улыбнулась.
– Нет, за Соней в садик иду.
– Может, пойдем вместе, нам ведь по дороге?
Я пожала плечами и не ответила, пошла вперед, и Ольга торопливо поравнялась со мной, пошла рядом, стараясь приноровиться к моим небольшим шагам. Она молчала, но я чувствовала, как ей хочется задать мне какие-то вопросы. Но я не настроена была разговаривать, более того – появление Ольги именно сейчас вызвало у меня неприязнь – хотелось побыть одной, подумать, а Паршинцева настырно топала рядом и, похоже, настроилась на приглашение на чашку чаю.
– Саша… у тебя неприятности? – спросила Ольга, решившись, и я резко остановилась:
– Тебе не кажется, что это не слишком тактично – вмешиваться в чужую личную жизнь?
– Я не вмешиваюсь… – смутилась Паршинцева, не ожидавшая подобной отповеди. – Мне просто показалось…
– Вот именно – показалось! Всего хорошего, Оля, я уже пришла, – с этими словами я быстро нырнула в ворота детского сада. Зря, конечно, нагрубила, но сил разводить политес у меня сейчас не было. Хотелось домой, в ванную, потом выпить чашку чаю и забраться с головой под одеяло в спальне. Очередная ночь без мужа представлялась мне чем-то кошмарным – я привыкла к тому, что Сашка всегда рядом.
«Если бы тогда, десять лет назад, я не совершил этой подлости и не выложил тренеру всю эту выдуманную чушь, то ведь и жизнь моя пошла бы совсем не так… Совсем не так! Я был бы сэнсэем, мастером – да мало ли кем еще! Но теперь уже что сделано, то сделано».
Мужчина с любовью оглядел меч, бережно протер лезвие специальной мягкой тканью, подышал на него, чтобы сталь запотела, снова протер. Убрав меч в ножны, он обернул оружие толстым одеялом и убрал в темное нутро большого старого шкафа, запер дверь, а ключ убрал в стоявшую на шкафу металлическую вазочку.
Он хорошо помнил момент, когда впервые взял этот меч. Цука (рукоять) мягко легла в ладонь, словно была создана именно для его руки, она была покрыта, согласно традиции, самэ – узловатой кожей ската, а сверху – обмоткой цука-ито – полоской черной шелковой ленты. Черные лаковые ножны радовали взгляд, были строгими и лаконичными, без излишеств. Он не мог объяснить, почему именно этот меч-тати привлек его внимание, но от него исходила какая-то призывная энергия, притянувшая его сердце и руку. Взяв меч в руки, он увидел несколько иероглифов, и сердце бешено заколотилось – он прочел надпись. Возможно, этот меч не был самым дорогим, но по ощущению именно он годился для выполнения задуманного. Настоящий самурайский боевой меч, а не те китайские дешевки из алюминия, что продаются во всех сувенирных лавках. Все-таки хозяин квартиры знал толк в настоящем оружии, разбирался в нем и не держал в доме фальшивок и подделок. А этот конкретный меч имел еще и определенную историю, вспомнив которую мужчина злорадно усмехнулся. Это знание только усилило его желание взять именно этот тати.
Осталось только решить, что делать со связкой ключей на брелоке. Идея пришла моментально – тщательно вытерев каждый ключ, он небрежно бросил связку за стоявшую в коридоре тумбу.
«Вот и прекрасно – решит, что сама туда уронила».
Завернув добычу в покрывало, принесенное с собой, он спрятал ее под полой длинного кожаного плаща и покинул квартиру, захлопнув дверь.
Увезти вечером Соню к отцу не получилось – дочь категорически отказалась ехать к деду, и я согласилась, справедливо решив, что за ночь ничего не произойдет. Да и мне, если уж честно, совершенно не хотелось оставаться одной в пустой квартире. Все-таки присутствие ребенка заставит меня отвлечься от тягостных мыслей. Накормив дочь ужином, я почитала ей книгу и отправила в ванную, а сама присела на тахту, движимая одним лишь желанием – посидеть в тишине хоть минуту.
Но блаженство прервал телефонный звонок. Это оказалась Ольга.
– Саша, прости, что так поздно, я хотела извиниться перед Александром Михайловичем за то, что не смогу завтра прийти на урок. У меня ночное дежурство, я совершенно забыла…
– Это ты извини, Оля, – прервала я, – я нагрубила тебе сегодня, сорвалась. А Александр Михайлович… – я чуть запнулась, не в силах произнести фразу о том, что муж арестован. – Он… уехал на какой-то слет по единоборствам, – нашлась наконец. – Так что пока тебе придется отказаться от дополнительных занятий…
– О… – растерянно протянула Ольга, и в голосе ее я уловила разочарование и досаду. – Ну надо же… Тогда извини еще раз за беспокойство. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – машинально ответила я, опуская трубку на циновку.
Как долго мне удастся скрывать от Ольги то, что мой муж арестован, как потом я объясню ей, что он невиновен, – все эти вопросы одолевали, и в конце концов я даже рассердилась на себя. Почему, собственно, я должна что-то объяснять и чувствовать себя виноватой? Разве мой Акела преступник? Разве это он убивал этих людей, о которых говорил следователь? А Ольга… ну, что ж, ей придется найти себе другого преподавателя или подождать, пока освободят Акелу.
Соня прокричала из ванной, что она готова выбираться и идти в кровать. Провозившись с дочерью до того момента, когда она, как всегда на полуслове, уснула, прижав к груди принесенного Галей зайца Пушишку, я сделала поменьше свет ее ночника и вышла в коридор.
Полумрак в квартире угнетал, и я включила свет во всех комнатах. Я никогда не боялась быть дома одна, но внутреннее ощущение пустоты, вызванное отсутствием Акелы, погружало в уныние. Взяв толстую книгу японских средневековых дневников, я забралась с ногами на низкую тахту в зале, включила еще и плоский настенный светильник и погрузилась в чтение. Но сосредоточиться на тексте не удавалось, пропажа меча все сильнее беспокоила меня.
«Кто и почему взял меч именно из этой пары? Ведь в той же катана-какэ был старинный меч, принадлежавший одному из знатных самурайских родов, Акела говорил, что это настоящий раритет, что коллекционеры могут заплатить за него стоимость новой иномарки. Значит, либо человек не разбирается, либо… Господи, как же болит голова, – думала я, глядя невидящими глазами в черные строчки дневника придворной дамы. – Но кто, кто мог проникнуть в квартиру? И почему тогда ни Акела, ни я не заметили этого? А если Акела все-таки обнаружил пропажу тати – то почему не сказал? Почему не искал?»
Ознакомительная версия.
