Словом, хозяин обиделся отчего-то на Татьяну и сердито пробурчал под нос:
— Отдайте собаку.
— Конечно-конечно, — сказала она. — Извините. Ну, пес, давай пять — до свидания.
Пес лапу вежливо подал, она ее церемонно потрясла и ушла, оставив обоих в состоянии крайнего недоумения. Наконец хозяин пришел в себя и спросил строго и внушительно:
— Так, Барри, и что это было?
Собака смущенно отвернулась, и толстяк дал себе зарок завтра же спустить ее на инструктора и посмотреть, что из этого выйдет.
* * *
Доброжелательная собака немного улучшила ей настроение, но на самом деле на душе кошки скребли.
И оказывается, чтобы разогнать их, одного ротвейлера недостаточно.
Татьяна шла по залитой солнцем улице и думала о том, что грех Бога гневить — она тут, прав врач, хоть он и бывший двоечник. Мир прекрасен, и все еще будет. Как минимум полжизни впереди, что совсем не плохо, особенно если учесть, что в школу ходить больше не придется. За истекший отчетный период (лет с пятнадцати) разума прибавилось, а морщин — почти нет. В незабываемые восемнадцать возвращаться не хочется, даже если бы кто-то и предложил такой фокус: она там уже была, и в свои тридцать пять чувствует себя значительно лучше и уверенней. Наверное, в восемнадцать ноги были все-таки лучше, и талия тоньше, да и волосы пышнее. Что говорить — молодость. Но, как ни странно, она бы не поменяла нынешнюю уверенность и самодостаточность, трезвомыслие и душевный покой на когдатошнюю свежесть и красоту, которых так и не хватило для настоящего счастья.
И только мерзкий червячок точил ее сердце — недавний приговор, короткое слово «никогда», перечеркивающее жирной линией все ее планы на будущее, отменяющее смысл существования.
Впрочем, Татьяна знала о себе одну важную вещь: что бы она ни думала сию минуту, какую бы боль ни испытывала — все равно чуть погодя она встанет, отряхнется как ни в чем не бывало и снова пойдет вперед. Маленький, стойкий оловянный солдатик неизвестной армии.
Она привыкла, что к ней подходят на улице, но все же не с такой частотой.
Милый, приличного вида пожилой человек, прижимающий к груди объемистый пакет, преградил ей дорогу уже на следующем перекрестке:
— Девушка! Можно вас на одну минутку?
— Всеконечно, — приветливо и немного старомодно откликнулась Татьяна. — Я вас слушаю. Чем могу помочь?
— Скажите, — совершенно серьезно спросил мужчина, — только честно: если бы у вас завелся енот, как бы вы его назвали?
— Полей, — ответила она, не колеблясь ни секунды.
— А отчего же именно Полей?
— Енот, — пояснила она, смеясь и забавно морща нос, — он по определению полоскун. По-дружески, Поля.
— Прелестно, прелестно, — обрадовался прохожий. — Видите ли, мне срочно нужно пристроить в хорошие руки симпатичного и милого енота. По-видимому, полоскуна. Не возьмете, раз уж вы такой енотовед?
— …и енотолюб, — не удержалась она. — А как же вы?
Мужчина растерянно развел руками:
— Обстоятельства, понимаете ли. Впрочем, даже и не пытайтесь понять. Мне крайне необходимо удостовериться в том, что он попал именно в хорошие руки.
И добыл из шуршащего бумажного пакета большого желтого енота с печальной и одновременно веселой улыбкой. Игрушка доверчиво протягивала лапы к Татьяне, словно живое существо, и она порывисто прижала его к себе, не слишком даже понимая, что делает.
Это именно Поля.
— Держите своего енота и счастье в придачу, — сказал он немного торжественно, крепко пожал еноту лапу, а Татьяну поцеловал в лоб. Через несколько шагов он обернулся, чтобы увидеть, как она все еще стоит посреди улицы, обнимая енота, и машет ему рукой.
По правде говоря, он хотел сделать такой неожиданный сюрприз какому-нибудь ребенку, но увидел эту женщину и понял, что отдаст игрушку ей и только ей. Он изредка позволял себе такие милые и добрые чудачества, хоть и не так часто, как хотелось бы, а только когда удавалось сэкономить нужную сумму, откладывая каждый месяц понемногу со скромной пенсии.
Он стоял и радовался тому, что сегодняшний сюрприз вышел самым удачным за последнее время, и совсем не обратил внимания на синий «БМВ», водитель которого чересчур уж пристально разглядывал смеющуюся женщину с желтым енотом на руках. Впрочем, оборачивались на нее многие. А машина — что ж машина? Мало ли их теперь. Вон, на каждой улице километровые пробки.
* * *
Это оказался очень старый дом: тяжелые двери, прохладное парадное размером с танцевальный зал, темный коридор, старинный лифт с решетчатой шахтой, дубовые перила, мраморные лестницы. Около двери, со вкусом украшенной множеством звонков и бронзовых табличек, высилась фигура в черном и невнятном одеянии, торопливо копавшаяся со связкой разнокалиберных ключей.
Если то и был домушник, то новичок, дилетант и аматёр. Причем напрочь лишенный всякого таланта к этому сложному делу. Он очень долго подбирал нужный ключ, поминутно чертыхаясь сквозь зубы. Руки тряслись, связка опасно гремела, ключ упорно не попадал в скважину, а в парадном время от времени раздавались шорохи, от которых незнакомец боязливо подпрыгивал, как тревожная суриката, застигнутая коршуном вдалеке от норы, и косился опасливо на соседние двери. Наконец судьба смилостивилась над неудачливым грабителем, и ему удалось неуклюже открыть замок. Он еще подергал на себя несколько раз ручку, прежде чем понял, что двери распахиваются внутрь, и робко заглянул в прихожую. Даже самый невнимательный наблюдатель давно бы понял, что человек пытается попасть не к себе домой. На его счастье, наблюдателей не было.
В прихожей оказалось темно. Более того, на незнакомца навалилось неприятное и непривычное ощущение огромного свободного пространства, распахнувшегося перед ним. Вероятно, что-то подобное чувствовал Одиссей, попавший в пещеру циклопа, где тоже наличествовали трудности с освещением и явный избыток квадратных метров.
Человек снова чертыхнулся и зашелестел по карманам длиннополого плаща, разыскивая фонарик. Он точно помнил, что брал с собой фонарик, только не помнил, куда его положил. Ничто не длится вечно — фонарик был найден, и неяркое пятно света побежало по стенам, освещая длинный извилистый коридор, уходящий в неизвестность.
Незнакомец застыл, как Геркулес на распутье, но внезапно из мрака появилась хрупкая фигурка почтенной дамы с кастрюлькой в руках. Дама двигалась, очевидно, как летучая мышь, на эхолокаторе, ибо света не включала. Внезапное появление незнакомца ее не смутило, и она уж было приготовилась побеседовать с ним, но он шарахнулся от этого неожиданного видения, выскочил за двери, больно стукнувшись плечом о притолоку, и скатился кубарем по скользкой лестнице.
