Она ожидала увидеть толпу волнующихся друзей и родственников в приемном покое отделения интенсивной терапии, но там никого не было. Коридор был пуст, лишь какой-то мужчина пил воду из фонтанчика. В самом отделении также не было никого, кто бы, тревожась, сидел рядом с постелью профессора.
— Разве вы не известили родных и знакомых профессора о произошедшем? — спросила она, когда оставляла свои личные данные в журнале регистрации посетителей.
— Только вас, — ответила медсестра, направив Кэндис к одной из палат, расположенных полукругом от центральной стойки с мониторами.
Когда она увидела своего старого наставника лежащим на белых простынях, слезы подступили к ее глазам: повязка вокруг его поврежденной головы, капельница, подведенная к его руке, кислородная канюля под носом, пикающий монитор сердцебиения — все это расстроило ее. Цвет его кожи был ужасным: он выглядел не просто старым, а древним.
Она смотрела на его руки, покрытые пятнами и синяками в том месте, куда была введена игла капельницы, и в ее памяти всплыла старая картина: его прекрасные руки, работавшие над древним папирусом, рассыпавшимся на тысячи мелких фрагментов. Профессор проводил часы, складывая их в единое целое, иногда у него уходило несколько недель на то, чтобы соединить два неровных края.
— Смотрите, Кэндис, — показывал он. — Помните свой алефвит. Смотрите же. — Двадцать две буквы древних писаний на иврите профессор называл «алефвит», чтобы отличать его от сегодняшнего «алфавита». Всю свою жизнь он посвятил исследованию эволюции ранней письменной пиктографии в различимую систему букв, и поэтому мог читать тексты на древнем иврите так, словно это была утренняя газета.
Она взяла его за руку, молясь о том, чтобы он восстановил еще много папирусов в своей жизни. Его веки, задрожав, поднялись. Мгновение он смотрел на нее, затем проговорил:
— Кэндис. Вы пришли…
— Тс-с, профессор. Поберегите силы. Да, я здесь.
Его глаза заметались из стороны в сторону, дыхание стало учащенным. Она почувствовала, как холодные сухие пальцы сжали ее руку.
— Кэндис… Помогите мне…
Она наклонилась к нему, чтобы расслышать его шепот.
Детектив расположился за столиком с медикаментами, откуда он мог наблюдать за профессором и его посетительницей.
Когда его вызвали в больницу, медсестра пыталась дозвониться до Кэндис Армстронг, но выяснилось, что все телефоны в каньонах не работали. Возможно, у нее и был сотовый телефон, но никто не знал его номера. Старик путано и взволнованно требовал, чтобы за ней отправили кого-нибудь, а затем потерял сознание. Врач пояснил: «Травма головы, вероятно, субдуральное кровотечение. Сначала нужно стабилизировать его состояние…» и сказал, что, может быть, эта Кэндис Армстронг сможет успокоить старика.
Они нашли ее адрес в бумажнике профессора. Так как дело было срочное, детектив вызвался поехать в непогоду, чтобы привезти ее сюда. И сейчас он внимательно наблюдал за ней. Возможно, ей лет тридцать пять, одета в желто-коричневые шерстяные слаксы и кремовую шелковую блузку, в ямочке под горлом брошка с камеей, на запястье изящные золотые часики — все пронизано женственностью. Ее длинные каштановые волосы забраны сзади в кельтский узел, но несколько прядей выбились и падают на лицо. Возможно, она и красива, но не ему судить об этом.
А вот голос ее был уникальным — как будто медовым.
Не подозревая о том, что за ней наблюдает полицейский, Кэндис наклонилась поближе к профессору, который с трудом произносил слова:
— Мой дом… Езжайте, Кэндис. Скорее. Прежде чем… прежде чем…
— Все в порядке, профессор. Вы поправитесь. Не надо так беспокоиться.
Но он становился все более взволнованным.
— Пандора. Мой дом.
— Пандора? Это ваша кошка? Или собака? Вы хотите, чтобы я покормила ее? Профессор, давайте я кому-нибудь позвоню. Родственнику или коллеге из университета.
— Нет. Только вы. Езжайте. — Он закрыл глаза. — Звезда Вавилона… — прошептал он.
— Что?
Его глаза оставались закрытыми.
— Профессор Мастерс?
Он смог произнести еще три слова: «Пандора. Это ключ…» Потом провалился в забытье.
Когда они с полицейским покидали отделение интенсивной терапии, Кэндис Армстронг чувствовала себя паршиво. Профессор выглядел таким маленьким и беззащитным. Семь лет назад, когда они вместе были в Израиле, он был совсем другим.
У лифта Кэндис открыла сумочку, чтобы достать сотовый.
— Надеюсь, в такое время я смогу вызвать такси, — пробормотала она, набирая номер справочной.
— Я отвезу вас домой.
— Я не еду домой. Мне нужно попасть в дом профессора. Думаю, он хочет, чтобы я позаботилась о его домашнем животном.
— Я отвезу вас. — Предложение было сделано так же неохотно, но она приняла его.
Пока они бежали по автостоянке, дождь продолжал лить с прежней силой.
— Блубелл Лэйн в Вествуде, — сказала она, когда они забрались в машину. — Я не знаю номер, но смогу узнать дом.
Профессор Мастерс жил в элитном районе Лос-Анджелеса. Когда они подъехали к большому дому, окруженному аккуратно подстриженной оградой, кустами роз, с ухоженным газоном, то увидели, что ни в одном окне не горит свет. Кэндис выскочила из машины под дождь.
Полицейский догнал ее уже у порога, где она что-то искала среди горшков с цветами и под ковриком перед дверью.
— Он говорил про какой-то ключ. Но я не могу найти его.
Ключа не было, однако входная дверь оказалась незапертой.
Когда они вошли в темное фойе, Кэндис позвала кошку:
— Кис-кис-кис! Пандора! Панди! Эй!
Она прислушалась, но ответом ей была лишь тишина, нарушаемая редкими раскатами грома.
Она прошла дальше внутрь дома, заглядывая в темные комнаты, всматриваясь в скрытые тенью дверные проемы и зовя кошку. Внезапно нахлынули воспоминания: дни, проведенные в работе над Соломоновым проектом, запах трубочного табака профессора, его глубокий густой голос, когда он говорил о вещах, касавшихся древних времен. Она молилась, чтобы он поправился. По словам медсестры, когда он упал, в доме находилась домработница. Слава богу, иначе…
Пока Кэндис размышляла, стоит ли ей дальше проходить в дом, ее испугал какой-то бормочущий голос. Она поняла, что детектива рядом с ней нет, и подошла к большой лестнице. Наверху, среди теней, она увидела его. К ее удивлению, он разговаривал по своему сотовому телефону.
Она не могла разобрать, что конкретно он говорил, но ей показалось странным, что он поднялся именно туда. Что он мог там искать?
И в этот миг она заметила слабый свет из гостиной.
