— Отпусти, тетя Брин! — запротестовал чуть придушенный Эдам.
— Извини, мой сладкий. Извини.
Брин поцеловала его в лобик и встала, чтобы уложить. Потом она поцеловала Брайана и Кита, которые со всей серьезностью наблюдали за ней.
— Спасибо, что хорошо себя вели сегодня. Мне нужна ваша помощь.
— Тетя Брин…
— Я, правда, уже в порядке. Правда. Просто время от времени тетушки сходят с ума. Спокойной ночи.
Она погасила у них свет и прикрыла дверь так, чтобы на нее падал свет из ванной комнаты.
Выйдя в коридор, она поняла, что совсем она не в порядке. Она была напугана до смерти. Если кто-то смог пробраться в ее проявочную, то что стоит ему проникнуть и в дом?
Брин бросилась вниз и вооружилась кухонным ножом, потом отложила его. Если нападающий будет высоким, она не сможет защититься от него и только порежется своим собственным ножом.
Взяв в качестве орудия самообороны метлу, Брин проверила все кладовки, все укромные места дома, все закоулки, от страха затаивая дыхание всякий раз, когда открывала очередную дверь.
Под конец она убедила себя, что если некто хочет, чтобы она получила назад фотографии, он — или она — не станет убивать ее до того, как она достигнет своей цели или хотя бы попытается это сделать.
Поспать Брин в эту ночь не удалось. Она даже не отважилась лечь в собственную постель, но провела ночь на кушетке перед телевизором, составившим ей компанию, в которой она так отчаянно нуждалась.
На самом деле Брин даже не слышала, что говорят по телевизору. Она просто лежала без сна, уставясь в потолок, пытаясь составить хоть какой-то план действий.
Ей необходимо было вовлечь Ли в игру. Будь нежной, будь очаровательной — и притворись, что тебя легко соблазнить. До известной степени, по крайней мере. Достаточно будет убедить его, что он может ей доверять. Забрать обратно фотографии с обещанием, что она может сделать все много, много лучше. Потому что сейчас лучше к нему относится… Намного лучше его понимает…
Брин ворочалась на кушетке, томимая беспокойством и… огнем, воспламенявшим ее кровь. Ей нельзя слишком сближаться с Ли — но придется. Придется, так надо. И, так или иначе, нужно будет сыграть свою роль настолько хорошо, чтобы соблюсти между ними дистанцию, безопасную для ее сердца.
Нет, нет, ничто из этого не имеет ни малейшего значения! Ей надо думать только о мальчиках! Ли должен помочь ей. Он обязательно это сделает. Она хорошо сыграет свою роль. Он отдаст ей фотографии, и весь это кошмар закончится.
Но что, если он… все-таки откажется? На этот случай Брин пока ничего не придумала. Если Ли все же откажется, ей придется прибегнуть к отчаянным мерам. Если он откажется вернуть снимки, ей придется взять их против его воли.
* * *
В пятницу Брин поджидало ужасное разочарование — Ли не явился на репетицию. Эндрю сказал ей, что он улетел в Лос-Анджелес, чтобы подписать кое-какие документы, и не вернется до понедельника.
Выходные превратились для нее в сущий кошмар. Она заставила себя навести порядок в лабораторий и оба дня водила мальчиков в бассейн, беря с собой еду и стараясь проводить вне дома как можно больше времени. Каждый раз, когда звонил телефон, она подпрыгивала чуть ли не до потолка. Но шептун не звонил и ничего особенного не происходило. Если не считать тех синих кругов, что залегли у нее под глазами из-за бессонницы. И нервов, которые были напряжены, как струны на гитаре.
Никогда Брин не ждала наступления понедельника с таким нетерпением. Интересно, за ней по-прежнему наблюдают? Если так, то наблюдатель знает, что до сегодняшнего дня Ли был для нее недоступен.
Ли, приехав из Лос-Анджелеса, был как всегда энергичен, деловит, а сейчас еще и ходил с отрешенным видом. Из-за этого было трудно подобраться к нему, но Брин необходимо это сделать. Ей было труднее признать, что Ли казался ей необыкновенным. Трудно признаться самой себе, что как бы равнодушно он к ней ни прикасался, ей так приятно ожидать следующего прикосновения. В те секунды, что Брин проводила в его объятиях, она почему-то чувствовала себя абсолютно уверенной и защищенной. Его запах был приятным и мужественным, сила его объятий согревала ее.
Но от его любезных манер неизменно несло ледяным холодом.
Брин молила небеса, чтоб те предоставили ей счастливый случай поговорить с ним наедине, как это уже не один раз бывало, но он не приближался к ней, если только в этом не было необходимости. Наконец во время последнего перерыва, Брин собрала в кулак все нервы, взяла две чашки кофе и подошла к роялю, за которым сидел Ли, наигрывая что-то неопределенное.
— Я подумала, вам захочется кофе, — начала она, когда его взгляд упал на нее.
Ли поднял бровь, и Брин покраснела.
— Спасибо, — коротко сказал он.
Ли принял чашку и поставил ее на рояль. Потом его пальцы легко заскользили по клавишам.
— А я и не знала, что вы еще и на фортепьяно играете, — тихо проговорила Брин, опираясь на инструмент в надежде, что ее поза соблазнительна, но не выглядит смешной.
Он бросил на нее быстрый взгляд:
— Да вот играю.
Не что-то вроде «ну я же учился этому в школе» или «владение фортепьяно необходимо каждому музыканту» — ничего такого, что приглашало бы продолжить беседу. Просто «Да вот играю».
Он не хотел облегчать ей жизнь. А чего она могла ожидать после такой открытой неприязни к нему со своей стороны?
«Кидайся в атаку, притворяйся увлеченной им, и делай это очень хорошо», — сказала она себе. Брин протянула руку и коснулась его плеча. Ли прекратил играть, внимательно глядя на ее руку в течение нескольких секунд, и только после этого взглянул в ее глаза.
Ирония — вот что было в его взгляде в ответ на всю ее неприязнь, даже если он и не хотел этого демонстрировать. Сейчас, в этот самый момент, она ясно осознала всю свою недальновидность. Брин судила о нем по другим мужчинам, и ее враждебность к нему основывалась на одном простом факте — он был тем человеком, в которого женщина может легко — даже слишком легко — влюбиться. И чтобы не попасть в эту ловушку, она возвела между ними ледяную стену. Эта стена была по-прежнему ей необходима, но еще более того ей требовалось сейчас его доверие.
— Ли, я сожалею, — пробормотала Брин быстро, прежде чем могла бы утратить самообладание. — Я имею в виду все, что было раньше. Я вела себя ужасным образом с самого первого дня, когда мы встретились. Я… мне бы хотелось получить возможность исправить это.
Ли сел прямо, глядя на нее очень внимательно, но с сомнением.
— Неужели? — спросил он сухо.
Господи, как же ей хотелось влепить ему пощечину! А он просто смотрел на нее своими золотистыми глазами, с непроницаемым выражением лица, словно перед ней была гранитная стена. Брин скрипнула зубами и напомнила себе, что сейчас на кону нечто большее, нежели она сама осознает.
