Софья засмеялась:
– Вот так цивилизованный человек превращается в дикаря – достаточно испачкаться.
Поравнявшись с ней, Демид хищно оскалился, рассмешив Софью еще больше:
– В вопросах жизни и смерти человек всегда превращается в дикаря, – ему так захотелось поцеловать ее, теплую и смеющуюся.
Софья хлопнула его полотенцем в плечо и посторонилась:
– Мышление варвара.
Ухмыляясь, Демид проскользнул в ванную, закрыл дверь.
Софья запахнула белый халат, вернулась в гостиную. Прошла вдоль стены с историческими зарисовками. На Пангее, очевидно, тоже были эпохи военных столкновений. На некоторых картинах изображались битвы и знамена. Другие при этом показывали необычайно гармоничные уголки природы или города. Софья понюхала благоухающие цветы и посмотрела в зеркало. Всего несколько дней на Пангее, а она уже загорела. И волосы как будто сильнее выцвели, хотя казалось бы, куда уж больше.
Вечер за окном вступал в свои права. На юге солнце всегда садится быстрее, но на Пангее закат пролетал просто стремительно. Море потемнело. Софья вернулась к овальному лакированному столу. Нашла спички, зажгла свечи. Вдохнула с наслаждением запах горящего воска. Затем прошла к двойным дверям на веранду. Распахнула. Океанский бриз ударил в лицо. Шагнула вперёд и облокотилась на толстый бетонный балкон. Впервые Пангея с ее яркими красками и сладкими ароматами показалась Софье прекрасной. Прикрыла глаза и подставила лицо теплому ветру.
– Как думаете, Софья Андреевна, – сказал вдруг Демид из-за спины, – сегодняшний день доставил вам достаточно стресса?
Обернулась. Чернов был одет только в белое махровое полотенце – вокруг бедер. Полоска темных волос скатывалась вниз по шести кубикам пресса и исчезала под мягкой тканью. Капли воды блестели в лучах заходящего солнца на его загорелой коже. Проклятье, да, стресса было прилично, раз уж она опять так реагирует на этого мужчину:
– Полагаю, не меньше, чем в предыдущие дни.
– Так я и думал, – ладони Демида легли на ее талию. Облокотившись на парапет балкона, заключил в кольцо.
Демид побрился, не удержалась, погладила гладкую щеку. Его волосы после душа стояли торчком и пахли невообразимо приятно. Подняла взгляд к грешным зелёным глазам. В свете заката они потемнели.
– Негативное влияние накапливается, – сказал Демид лукаво. – Нехорошо. Я подумал, что стоит подставить плечо.
Софья провела ладонью вдоль его руки – плечо у Чернова было что надо:
– Решил принести себя в жертву?
– Нет, – шепнул хрипло. – Сегодня жертвой будешь ты.
И, наконец, накрыл губы Софьи мягким, сладким, глубоким и медленным поцелуем, которого хотел весь этот долгий паршивый день, который они провели в чужом мире. Как в изысканном десерте, наслаждение раскрывалось неторопливо, постепенно, становясь более насыщенным и ярким, в то время как теплый бриз обволакивал их ароматами кокосового молока и моря.
Демид погладил спину Софьи, прижимая к себе крепче. Скользнул губами по щеке:
– Ты не видела кровать в спальне, Сонь, – он прихватил губами мочку уха и слегка прикусил, заставив Софью равно вдохнуть. – Она огромная, усыпанная лепестками роз.
Оплела руками его обнаженный торс. Глаза Демида прищурились, голос понизился:
– Эти пангеевцы, очевидно, дали нам номер новобрачных. Ведь на регистрации пришлось показать свидетельство, а там стоит дата.
– Ну, хоть на что-то пригодилось, – шепнула, позволяя ему развести полы халата.
– Не то слово, – скользнул ладонью под махровый ворот, глядя Софье прямо в глаза.
Янтарные всполохи в его зелёных зрачках отражали последние искры уходящего дня и дикое желание. Сжал мягко грудь:
– Я поставлю это свидетельство в рамку и закрою в сейфе за принесенную пользу.
Софья прикрыла веки, жаждая его все яростнее:
– Чернов, ты так и собираешься болтать тут всю ночь или отнесешь меня, наконец, на эту королевскую кровать?
Демида не требовалось просить дважды. Он тут же подхватил Софью под колени. Тихо охнула, оплела его шею, пока стремительно пересекал гостиную. Бешено целуясь, едва не запутались в шторах. Натыкаясь на кресла и шкафы, добрались до спальни. Толкнул дверь, так что та с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Поставил Софью на ноги. Оглядевшись, она поняла, о чем речь – увенчанная белым шелковым пологом кровать стояла на постаменте и, действительно, занимала почти всю спальню. В воздухе носился аромат розовых лепестков, которыми было усыпано покрывало и пол. Демид потянул к себе пояс халата, в который до сих пор была облачена Софья:
– Непростительная недоработка, – заключил серьезно.
Затем легко развязал махровый узел, помог ткани соскользнуть на пол, так что в результате Софья осталась только в красных трусиках танга. Чернов медленно и с удовольствием окинул ее взглядом. Его зрачки расширились, сделав взгляд совершенно темным. Накрыл ладонями бедра, привлекая ближе:
– Я говорил, что вид будет шикарный.
Софья усмехнулась – да, кстати, говорил. А Демид уже прижался наглыми губами к ее шее, покатил горячее удовольствие вниз к ключице, к налившейся груди. Софья наклонила голову, чувствуя, что погружается в жидкую истому. Развязала полотенце на бедрах Чернова, отбросила в сторону. Демид имел идеальное тело. Идеальное. В меру накачанный, крепкий и мускулистый, он был на целую голову выше. Не скрывая наслаждения, Софья, провела ладонями вниз по его твердому прессу:
– Вы прекрасно оснащены, Демид Евгеньевич. Слухи были правдивыми.
Чернов лукаво улыбнулся:
– Ложись на спину. Белье оставь. Сам сниму.
Его низкий приказной тон пьянил, как выдержанный кубинский ром, такой же темный и грешный. Послушно легла – шелк приятно охладил кожу. Кровать прогнулась под весом Демида, когда он шагнул следом. Софье так хотелось снова поцеловать его, глубоко, неистово, но Чернов не торопился. С удовольствием погладил стройные женские ноги – икры, ямочки под коленями, бедра. Подцепил красное кружево, потянул вниз, многозначительно глядя Софье в глаза, как будто ожидая, что остановит. Не остановила. Танга сиротливо полетели в сторону, в то время как агрессор, наслаждаясь каждой секундой, не спеша, развел ее ноги и, сверкнув глазами, объявил:
– Слухи и вполовину не так хороши, как реальность, Софья Андреевна.
Затем он склонился и медленно, с чувством показал, как обстоят дела на самом деле. Негодник был хорош. Уверенный в себе, знающий, что делать, Чернов довел акт любви до совершенства. Софья выгнулась от наслаждения, как олимпийская чемпионка по художественной гимнастике. На несколько часов Демид погрузил ее сознание в закрытый мир для двоих, обнаживших душу друг перед другом, мир, где удовольствие любимого имело приоритетное значение.
Утром Софья впервые проснулась раньше Демида. И долго смотрела на него, подперев рукой подбородок. Думала. Рассматривала. Чернов лежал на спине, склонив голову в сторону. Волосы его были невообразимо спутанными, ресницы отбрасывали тень на скулы. Над верхней губой и по линии подбородка проступила щетина. Демид размеренно дышал, грудь поднималась и опускалась. Софья коснулась кончиками пальцев его виска, отодвинула в сторону прядь волос. Если быть честной, она влюбилась. Совершенно не понятно, как такое могло произойти, ведь Демид – конкурент, беспринципный целеустремлённый бульдозер, который всегда соблюдал только свои интересы. И сейчас они напрямую касаются ее, Софьи, работы, достижений, карьеры, в конце концов. Он не скрывает намерений уничтожить плоды ее трудов, а она готова часами любоваться им и не в силах отвести взгляд. Это, без сомнения, помешательство, потому что она ещё и умудряется получать удовольствие. Сердце щемило от одного только взгляда на Чернова. А воспоминания прошедшей ночи просто лишали рассудка. Демид оказался неутомимым и щедрым. Он яростно брал свое и тут же отдавал с процентами. Смерч в человеческом обличье. Софья улыбнулась – и он устал. Потому и пропустил этот свой любимый первый час дня. А вот она напротив – чувствовала себя невероятно отдохнувшей и счастливой. Разве это нормально?
