– Так мы можем оставить ее у себя? – не унимался мой сын.
– Но ведь у собаки, должно быть, есть хозяин, – снова попробовал урезонить сынишку Сэм. – Я уверен, что кто-нибудь…
– Нет, папа! Они посадят ее в вольер, а потом усыпят. Они убьют ее!
Это правда. Прошлой весной я сама читала Бенни историю про собаку без ошейника, которую загнали в вольер и почти уже успели усыпить, когда ее спас маленький мальчик. Давай же, сынок. Расскажи им!
– Никто ее не убьет, – возразил Сэм, положив ладонь на макушку Бенни. – Хмм… доктор, расскажите ему, что вы делаете с собаками? Вывешиваете объявления или что там… а потом держите собаку у себя. Пока не объявится хозяин.
– К сожалению, у нас нет для этого помещений. Собаку отправят в приют общества защиты животных, и там ее будут держать, пока смогут.
– А потом собачку убьют! – Бенни вывернулся из-под руки отца и подбежал ко мне. Я все еще лежала на железном столе, и мальчику пришлось встать на цыпочки, чтобы обвить своими маленькими ручонками мою шею. – Пожалуйста, давай возьмем ее себе! Ну, пожалуйста!
– Бенни, ты же знаешь, мама никогда не хотела… – Сэм осекся, и лицо его исказила гримаса боли.
И тут Бенни произнес слова, вертевшиеся у меня на языке:
– Папа, но ведь нашей мамы нет…
Не знаю, почему я вдруг так взволновалась. Сердце отчаянно колотилось о ребра, я дрожала, рот непроизвольно наполнился слюной. «Вольер» был вполне реален, и я знала, что может произойти со мной там. Но больше всего страшило не это. Тоскливее всего становилось при мысли, что меня бросят.
«Ведь это я, Сэм! Я, Лори!»
Все тело болело. Что бы там ни говорил доктор про чудо, но пролететь двадцать футов в воздухе после того, как тебя ударила машина… о, поверьте, мне было очень больно! Но когда Бенни отпустил мою шею, я постаралась подобрать свои четыре расползающиеся лапы и буквально бросилась в сторону Сэма. У которого оказалась очень хорошая реакция, и он, пораженный, быстро отступил в сторону.
Слава богу, реакция ветеринара оказалась еще лучше, и он успел поймать меня, иначе я бы врезалась в стену.
– Ух ты! – сказал он, осторожно опуская меня на пол. – Эта собака, похоже, очень хочет уйти отсюда именно к вам.
У Сэма, собственно, не было возможности отказаться. Я понимаю это сейчас. Но тогда казалось, что мне выпал один шанс из тысячи. Мне хватило ума лежать тихо и больше не прыгать на Сэма. Я позволила Бенни снова обнять себя за шею. Сильное, должно быть, это было зрелище: мы двое, щека к щеке, и две пары карих глаз, умоляюще глядящих на Сэма.
– Пожалуйста, пааапаааа! – сам Вельзевул не устоял бы против такой просьбы. А я вторила Бенни утробным «Арррроооо!».
Ветеринар рассмеялся.
Сэм снова положил ладонь на макушку Бенни.
– Хорошо, хорошо, хорошо! Но придется ее стерилизовать.
Дома!
Мой дом, о, мой милый дом! Я не могла на него наглядеться. Мышцы еще болели, но я обежала все комнаты, тщательно все обнюхала. И сделала лужицу в холле…
Боже мой!
Никто не увидел. Слава богу, они не видели, как я это делала, а на темном фоне восточного ковра пятна почти не было видно. Я ведь совсем чуть-чуть. Буквально капельку. И все это от радостного возбуждения.
«Веди себя прилично», – мысленно произнесла я, позволяя Бенни меня поймать. Мы уже несколько минут возились на полу в гостиной.
– Аккуратнее! – призывал Сэм. Это были минуты настоящего счастья. Все тело болело после аварии, но моя собачья сущность не позволяла слишком долго сосредоточиваться на ощущениях тела. В голове не было ни единой мысли. Всякий раз, когда Бенни смеялся, я виляла хвостом. Вернее, мой хвост вилял сам собой. Реакция была абсолютно непроизвольной. Все равно как заплакать, потому что рядом плачет кто-то другой. Мы катались на спинах и радостно улыбались Сэму, пока его настороженный взгляд не сменился улыбкой.
Сэм захочет убедиться в том, что я неопасна, вдруг дошло до меня. В том, что я не обижу Бенни. Отлично! Постараемся убедить его. Под взглядом Сэма я нежно облизала смеющееся личико сына. «Поиграй же с нами, Сэм!» – пронеслось в моей голове, но муж уже шел в сторону кухни, что-то бормоча про обед.
– Эй, собачка! Ну же, собачка! Тебе здесь нравится, правда?
Бенни похлопал меня по голове, побуждая кивнуть. Я согласно зевнула в ответ.
– А хочешь, собачка, посмотреть мою комнату?
И мы побежали наверх.
«Лучшая комната в мире! – подумала я. А в следующую минуту: – Боже мой! И где же, интересно, домработница?»
Но кругом было столько чудесных вещей, которые надо было внимательно обнюхать и в которых можно было поваляться, – все эти игрушки, одежда… огромный выбор для всех органов чувств.
Кроме зрения. Странное дело, но выглядело все кругом похожим на старую фотографию в сепии, но как если бы коричневый цвет заменили синим. Я совсем не видела оттенков красного, и все кругом было каким-то немного мутным, словно залитым призрачным лунным светом. Только синий и голубой всех оттенков. С редкими вкраплениями желтого. Не могу это объяснить, но мне почему-то нравилось. Это как-то… успокаивало.
Бенни показал мне свой пазл с динозаврами и новый бэтмобиль, у которого зажигались окна и фары. Еще бэтмобиль издавал разные звуки, а из оружия на нем можно было стрелять. Он показал мне все свои самосвальчики и бульдозеры. Рассказал о своем лучшем друге Мо, о своей подружке Дженни, о том, что совсем скоро пойдет в первый класс. И как папа построил ему на заднем дворе самый лучший на свете маленький домик для игр, и он мне его покажет, обязательно покажет. А еще у него новый велосипед, он знает весь алфавит и умеет считать до миллиарда. И два зуба у него уже качаются.
– А мой папа умеет говорить животом.
Каждое слово звучало для моих ушей как чудесная музыка, хотя внимание было рассеянным.
– А мама в больнице, – слова Бенни заставили меня вздрогнуть.
Я высунула нос из старой кроссовки и забралась к Бенни, сидевшему на незастеленной кровати.
– Мама упала в реку, повредила голову и не могла дышать. Она не утонула, но теперь у нее кома. Это как когда спят долго-долго и никак не просыпаются.
Я подсунула свою голову под ладонь Бенни. Так мы сидели с ним довольно долго.
– Папа говорит, что она проснется. Он обещал! Мы молимся за маму по ночам. И ходим ее навестить. Папа притворяется, что мама все слышит, и читает ей всякие штуки, – Бенни перекатился на спину. – Но она не может двигаться, даже пошевелиться не может!
Бенни поднял руку и начал играть со своими пальцами. Милыми, пухлыми, грязными маленькими детскими пальчиками.
– Мамочка много работала. Но все равно мы с ней катались на велосипедах. Бегали, играли в разные игры. Она много разговаривала со мной… Спагетти! – Бенни вдруг подскочил и скатился с кровати.
