— Она была хороша в постели? — пробормотала Пиппа.
Лоренс нахмурился.
— О чем ты?
Пиппа откинула назад голову и застонала, когда он полностью вошел в нее.
— Кирстен, — сказала она. — Хороша ли она была в постели?
— Побойся Бога, Пиппа! Нашла подходящий момент!
— С ней было так же хорошо, как сейчас? — спросила Пиппа, делая вращательные движения бедрами и заталкивая язык ему в рот. — Ты вспоминаешь о ней, занимаясь любовью со мной?
— Перестань болтать, — сказал он, вставая и поднимая ее.
— Ты и сейчас думаешь о ней, не так ли? — спросила Пиппа, с улыбкой глядя на Лоренса снизу вверх, когда он уложил ее поперек стола. — Тебе хотелось бы трахнуть ее опять, Лоренс? Ты хочешь так же входить в нее, как в меня? О Боже! — вскрикнула она, задыхаясь, когда он, широко раздвинув ее колени, рывком вошел в нее. — Еще! Еще! А сейчас ты думаешь о ней? Представляешь себе ее? Хочешь вот так же быть с ней? Ведь она красива, Лоренс? Так красива, что ты не можешь ее забыть? Представь себе, что я — это она. И люби меня так же, как ее.
Лоренс закрыл глаза. Он не хотел и не мог ее слушать, но ее слова, напряженные, как заклинание, сводили его с ума. Он погрузился в нее, обхватив руками стройную талию, а Пиппа обвила его ногами, крепко прижав к себе.
— Ты чувствуешь ее, Лоренс? Видишь ее? — Его порывы стали грубее, чем обычно. — Так вот что ты с ней проделывал? — судорожно глотая воздух, пробормотала она. — Ты и сейчас с ней?
Он отступил, потом обрушился на нее с сокрушительной силой, снова отступил и снова вошел. Она с рыданием просила его повторить это еще и еще раз, умоляла не останавливаться. У него началась эякуляция. Оставаясь в ней, он чувствовал, как слабеют его ноги. Но возбуждение не прошло и он продолжал акт.
— Боже! — воскликнул он в экстазе, почувствовав, что у нее начинается оргазм. — Боже! — Он приподнял ее со стола и приник к ее губам. — Я люблю тебя, видит Бог, я люблю тебя.
— О Лоренс, я не в силах остановиться, — всхлипнула Пиппа, цепляясь за него, — я не могу остановиться. Не уходи. Прошу, не уходи.
Он крепко прижал к себе Пиппу. Она вздрагивала от необычайно сильного оргазма, но Лоренс едва держался на ногах. Подхватив ее на руки, он отнес ее в кресло и примостился рядом. Они долго еще оставались вместе, обнимая друг друга и постепенно успокаиваясь.
Наконец Пиппа подняла голову.
— Ты на меня сердишься? — прошептала она.
Лоренс не понимал, сердится ли он. Одно Лоренс знал точно: как бы сильно ни хотели они с Пиппой завести второго ребенка, он молил Бога, чтобы она не зачала его в этот раз, когда он в мыслях своих занимался любовью с Кирстен.
Было очень темно, ее глаза не могли привыкнуть к этой темноте. Она лежала не двигаясь и очень тихо. Уж не умерла ли она, подумалось ей. Лежать здесь, в этой беспросветной тьме было все равно, что в могиле.
Чуть спустя она пошевелилась и протянула руку к выключателю. Тусклый сероватый свет высветил круг на полу. Она приподнялась и на стене появилась огромная бесформенная тень, которая кралась за ней, когда она двинулась к двери. Она повернула ключ и заперлась изнутри. Замуровала себя в своей гробнице.
Она бесшумно открыла ящик комода и достала оттуда альбом. Драгоценный альбом в кожаном переплете с золотым тиснением. Она раскрыла его и на губах появилась неуверенная улыбка, а на глаза навернулись слезы.
Кончиками пальцев, словно читая книгу для слепых, она обвела контуры фотографии. Потом закрыла глаза, словно вызывая воспоминания из недр сознания. Тогда она услышала голос, страстно любимый голос, который шептал ей слова утешения и любви. Прижав к телу локти, она словно ощутила объятия сильных, любящих рук. Мало-помалу волна тепла и нежности залила ее сердце.
Когда она открыла глаза, в полутьме ей все еще виделось это лицо, обращенное к ней.
Она закрыла альбом. Ей больше не хотелось смотреть на него.
Она на цыпочках пересекла комнату и заглянула в колыбельку. Нежные розовые щечки лежали на кружевной подушке. Крошечная ручка сжата в кулачок. Трогательная пушистая головка повернута. Тепло и аромат новой человеческой жизни. Как милостива судьба, благословившая ее этим счастьем.
Неудивительно, что в этом месте поселилось столько художников, размышляла Кирстен, стоя на увитой бугенвиллеей веранде. Вилла в Тоскане принадлежала Дзаккео. Кирстен любовалась кущами оливковых деревьев, мягко опускающихся по пологому склону в долину. Все было залито каким-то немыслимым светом, мягким и загадочным, мерцающим на серебристо-зеленой листве и отбрасывающим легкие тени на горы, застывшие словно в дремоте. Она глубоко вздохнула и высоко подняла руки, подставляя тело бодрящему утреннему воздуху и вспоминая о том дне, когда в последний раз стояла здесь. Она улыбнулась и взглянула на небо, словно услышав голос, который теперь звучал только в ее воображении.
У нее за спиной звякнула посуда: это Мануэлла принесла ей завтрак. Стол был накрыт на одну персону, ибо Дзаккео все еще был в Риме, и Кирстен не знала, когда он вернется.
Два дня назад он позвонил Кирстен и пригласил сюда, считая, что ей следует покинуть Англию, пока не улягутся страсти. Откуда он узнал о последней атаке на нее Дэрмота Кемпбела, Кирстен понятия не имела. Возможно, ему попалась на глаза какая-нибудь английская газета, а может, ему рассказала об этом Пиппа Макалистер. Впрочем, это не имело значения. Он был абсолютно прав, ей действительно нужно было уехать куда-нибудь и спокойно обдумать свои планы. Кирстен не допустит, чтобы ее сломали, даже если Диллис вылезет из кожи вон, чтобы помешать ей снова встать на ноги.
Через несколько месяцев, а может, и раньше, смерть Пола и полученное ею наследство перестанут быть сенсацией. Всем наскучит читать об этом, в центре внимания окажутся другие события, а Кирстен к тому времени будет готова осуществить то, что, как она надеялась, позволит ей вернуться к прежним занятиям. Никто, кроме Элен и Дзаккео, не знал, куда она исчезла.
Кирстен улыбнулась своим мыслям, усаживаясь за изящный столик из кованого железа и наливая себе горячего чая. Узнав об ее отъезде, Элен пришла в ярость, обвиняя ее в трусости и заявляя, что Кирстен лишает их возможности совместно работать над проектом. Кирстен едва удержалась от смеха, прекрасно зная, что Элен просто обиделась, поскольку она не пригласила ее с собой. Дзаккео слыл потрясающим любовником, и это давно не давало покоя Элен, которой хотелось убедиться, верны ли эти слухи. Кирстен отнеслась к этому с сочувствием, но, равнодушная к Дзаккео, объяснила Элен, что он в это время будет в Риме, а она сама мечтает побыть в одиночестве.
