Джэб и Поппи сидели тихо вместе в большом, тихом, неказистом доме, избегая всех. Поппи думала о том, как чудесно, когда папочка всецело принадлежит ей, хотя ей было и странно, что никто не приходит прибираться у них в комнатах. Джэб без конца откупоривал бутылки шампанского – из тех, что еще оставались от его некогда огромных запасов. Он пил и пил, в промежутках поджаривал яйца, варил их вкрутую, всмятку, в мешочек… пока Поппи не стала жаловаться, что не может больше взять в рот ни одного яйца. Тогда он соорудил непонятное блюдо из картофеля и ветчины. Все это было очень странно, но забавно.
Однажды утром, неделю спустя, раздался оглушительный стук в дверь, и свирепого вида человек вручил Джэбу какой-то листок бумаги. Поппи с удивлением наблюдала, как папочка пытался всучить эту бумажку назад пришедшему, но тот только отступил на шаг.
– Эта, как вы ее называете, бумажка – из суда, мистер Мэллори, и лучше бы вам не игнорировать ее. На вашу собственность официально претендует мистер Бад Мэйхью в счет уплаты вашего карточного долга. Очень сожалею, сэр, но это так.
Взяв Поппи за руку, Джэб пошел наверх упаковывать вещи. Несколькими часами позже они стояли на улице с чемоданами и сундуками, сложенными горкой. Джэб закрыл большую дубовую дверь накрепко и положил ключ в карман. Затем он отыскал кэб и велел извозчику везти их на пристань. Они отправлялись на пароме в Санта-Барбару.
Еще чуть позже, уже на палубе, Поппи в изумлении смотрела, как Джэб достал ключ из кармана, долго его рассматривал, а потом резко швырнул в воду, молча наблюдая, как он тонет.
– Все в порядке, моя девочка. Все хорошо. Все хорошо, – проговорил он с усмешкой. – Еще не все потеряно. Еще многое осталось. Все, что мне нужно – это немного удачи. У нас еще есть источник дохода. Мы вместе – ты и я, ведь так? И у нас все еще есть половина ранчо Санта-Виттория!
Франческа Ринарди была красива той холодной классической красотой, которая вызывала благоговейный трепет и уважение. Ее ухоженные белокурые волосы, безукоризненные черты лица, прекрасный рост и великолепная фигура сделали ее непревзойденной в своей профессии – парижской манекенщицы. Ее надменная улыбка казалась еще более высокомерной, отражаясь в бледно-зеленоватых зеркалах, освещенных ярким светом хрустальных светильников салонов Диора и Бальме.
– Манекенщицы были совсем иными до появления мини-юбок в шестидесятых, и вообще многое изменилось, – часто говорила она своей дочери Арии. – Лучшие из них были подобны членам королевской семьи – холеные и безупречно одетые. Мы вращались только в лучшем обществе; для остальных же мы были недостижимой мечтой.
Она только умалчивала о том, что ее отец был бельгийским бакалейщиком в деревушке недалеко от Льежа, а мать была пышнотелой, румяной крестьянкой. Франческа вычеркнула их из своей жизни в тот день, когда навсегда покинула три скромные комнаты родительского дома, расположенные над бакалейной лавкой, и отправилась в Париж, чтобы сделать там себе карьеру. Она не задумываясь истратила с трудом заработанные родителями деньги, которые они дали ей с такой гордостью и любовью, купив место в вагоне первого класса парижского поезда. Она хорошо понимала, что не встретит никого из тех, кто представлял бы для нее малейший интерес, в вагоне второго класса, и ее ставка не принесет ей выигрыша. Она не ошиблась в расчетах. Мужчина средних лет, который помог ей управиться с багажом, оказался владельцем фабрики по производству тканей, преимущественно шелковых, из Комо. Выяснилось, что он имел важные знакомства у Диора.
Дальше все было просто. Франческа придумала для себя новую историю, сказав, что она – единственная дочь сельского сквайра, недавно умершего. Она не собиралась больше иметь никаких дел со своей настоящей семьей. Она больше не хотела ничего знать о родителях – словно они действительно умерли.
Франческе было двадцать шесть лет, когда она встретила Паоло Ринарди на одном из званых вечеров в Париже. Всякий раз, когда она обегала глазами комнату, она ловила его взгляд, устремленный на нее, пока в конце концов не спросила одного из приглашенных, кто этот человек.
– Это – Паоло Ринарди, – ответили ей. – Барон Ринарди. Его семья принадлежит к числу самых древних и знатных родов Италии. Он – владелец одного из самых великолепных палаццо в Венеции.
Ей также сказали, что у Паоло есть поместья в сельской местности и роскошные апартаменты в Париже, и что он – бакалавр.
Паоло был высокого роста, с копной белокурых волос, которые были несколько длиннее, чем это было принято в те времена, просто потому, что всецело был поглощен работой над книгой под названием «Жизнеописания поэтов-романтиков», и забыл постричься. Он часто неделями просиживал над книгой в огромной библиотеке своего загородного дома, на вилле д'Оро, не общаясь абсолютно ни с кем. Кроме Энтони Карральдо.
Но после того, как он увидел Франческу, Паоло совсем забросил свою работу. Его мысли всецело были поглощены его новой знакомой. Он оставался в Париже для того, чтобы просто быть около нее. Франческа навела о нем подробные справки и решила, что, хотя он и не был миллиардером международной величины, какого она хотела бы подцепить, но все же мог предложить ей семейный уют, богатство и благородное имя, к тому же она сделается владелицей трех больших домов. И она согласилась выйти замуж за Паоло.
Пышный прием был устроен по этому случаю в палаццо Ринарди; атласное платье невесты цвета слоновой кости было шедевром искусства Бальме. Семья новобрачной не была приглашена. Но Энтони Карральдо присутствовал.
Сразу же после медового месяца Паоло опять уединился в своей библиотеке на вилле д'Оро; все, что ему хотелось – это спокойно жить в тихом местечке со своею женой. Карральдо был единственным человеком, которому разрешалось отрывать Паоло от мыслей о работе.
Часто, после обеда, во время которого Франческа хранила ледяное молчание, мужчины отправлялись в библиотеку и оставались там до рассвета. Она разъяренно мерила шагами пол своей спальни, гадая, о чем же таком они могли говорить. Иногда она украдкой спускалась вниз и прикладывала ухо к двери, пытаясь уловить суть разговора, но все, что ей удавалось услышать – это только приглушенные невнятные звуки их голосов. Наутро она находила на его столе пустую бутылку из-под бренди и листки бумаги, исписанные рукой Паоло.
– Что это вы там делаете всю ночь? – холодно спрашивала она мужа.
– Карральдо пришло в голову кое-что очень интересное по поводу моей главы о Верлене, – отвечал Паоло с энтузиазмом. – Я сказал ему, что это он должен был бы писать эту книгу. Он – такой талантливый человек, Франческа! Нет такой вещи на свете, которой он бы не знал. Мне так кажется.
