– Верно. Похоже, массовое самоубийство оказалось чересчур даже для твоих специфических вкусов. Но ты не сообщил им, кто поставлял коктейль из кураре и цианида, который преподобный Брэдли смешивал с лимонадом для своей паствы.
– Мне было не так уж много известно. Я рассказал им все, что знал.
– И федералы были удовлетворены. Но я – нет. Назови мне имя, и я уберусь из твоей жалкой жизни. А если станешь упрямиться, я каждый день буду приходить сюда или в другую клоаку, которую ты посещаешь, и прерывать твои садомазохистские игры, покуда оргазм не станет для тебя отдаленным приятным воспоминанием. Каждый раз я буду портить тебе забаву. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как секта прекратила свое существование. Чего тебе бояться?
– Меня в это втянули! Мне промывали мозги…
– Да-да, это я уже слышала. Так кто приносил яд?
– Я не знаю его имени. Они называли его доктором. Я видел его только однажды. Тощий старикан.
– Раса?
– Белая с головы до ног. Думаю, он тогда тоже выпил эту отраву. Вместе со всеми.
– В самом деле?
– Послушайте! – Мук огляделся вокруг и, хотя они находились в изолированной кабинке, понизил голос. – Большинство людей уже не помнит, что там происходило, или вовсе об этом не знает. Если выяснится, что я принадлежал к Церкви Потустороннего мира, все вокруг с ума сойдут!
Ева тоже огляделась, слушая стоны и крики.
– Ну, я думаю, хуже уже не будет. Выкладывай!
– Сколько я за это получу?
Ева достала двадцать баксов и бросила их на столик.
– Черт возьми, Даллас, на это не купишь даже час виртуальной реальности!
– Не хочешь – не бери. Тогда дружба врозь, мы поедем в управление, и ты не увидишь мадам Электру с ее изысканными пытками минимум тридцать шесть часов.
– И почему ты такая стерва? – печально осведомился Мук.
– Я задаю себе этот вопрос каждое утро и никогда не могу дать удовлетворительного ответа.
Он запихнул кредитки в свой презерватив.
– Помни, что я тебе помог!
– Разве я смогу когда-нибудь это забыть?
– Ладно. – Мук посмотрел сквозь дымчатое стекло кабины и облизнул губы. – Только мне ничего потом не пришьют?
– Обещаю.
– О'кей. Я как раз собирался рассказать о нем федералам – и тут вдруг увидел его. Он стоял за заграждениями у церкви, когда оттуда начали вытаскивать трупы. Ну и зрелище!
– Я была там.
– Он смотрел на меня. – Теперь Мук говорил очень серьезно. – Жуткий тип, бледный, как привидение. Я не хочу подохнуть от яда! Он наверняка знал, что я вошел туда с копами вместо того, чтобы умереть, как остальные. Поэтому мне пришлось принять меры предосторожности. Я просто не упомянул о нем. Неужели это так важно?
– Значит, он жив?
– Тогда был жив. – Мук пожал массивными плечами. – Больше я его ни разу не видел и не жалею об этом. Я не был с ним знаком, клянусь моим членом!
– Торжественная клятва, ничего не скажешь!
– Еще бы! – Мук быстро кивнул, довольный, что Ева его понимает. – Я только слышал, как говорили, что он был настоящим доктором, но его вышибли из Ассоциации врачей. И что он чертовски богат и совсем безумен.
– Назови имя.
– Я его не знаю, Даллас, честное слово! Находившимся в категории раба не дозволялось говорить ни с кем выше ранга солдата. Он был стар и выглядел, как труп. Ходил вокруг и время от времени шептался с Брэдли. Смотрел прямо сквозь тебя, так что дрожь пробирала. Ребята называли его доктор Смерть. Вот все, что я знаю. А теперь я хочу вернуться к моей игре.
– Возвращайся. Но если я узнаю, что ты о чем-то умолчал, то запру тебя в комнате с мягкими подушками и пейзажами на стенах, где ты все время будешь слушать старинную классическую музыку.
Его лицо помрачнело.
– Ну и хладнокровная же ты сука, Даллас!
– Можешь в этом не сомневаться.
* * *
– Преподобный Брэдли и Церковь Потустороннего мира?! – На Пибоди это произвело такое сильное впечатление, что она забыла поцеловать тротуар, когда они оказались на улице. – Вы участвовали в расследовании?
– Очень косвенно. Это была федеральная операция – местная полиция держалась на заднем плане. Двести пятьдесят человек покончили с собой, потому что один старый полоумный монстр проповедовал, будто смерть – самое приятное переживание. – Ева покачала головой. – Может, так оно и есть, но мы все рано или поздно отправимся в потусторонний мир. К чему торопить события?
– Я слышала, что не все приверженцы этой секты хотели идти до конца, но те, кого называли солдатами, заставили их принять яд. И что среди них были маленькие дети.
– Да, были. – Ева тогда только что окончила академию, и это зрелище запечатлелось у нее в голове навсегда. – Дети, которым матери давали пить яд из бутылки. Брэдли снял всю церемонию на видео. Я тогда в первый раз видела, как плачут федералы… – Ева тряхнула головой, отгоняя воспоминания. – Нам придется поискать врачей, которых лишили лицензии где-то от десяти до двадцати лет тому назад. Мук сказал, что этот человек был стариком – то есть, согласно его критериям, ему было тогда минимум лет шестьдесят. Сосредоточим поиски на белых мужчинах в возрасте от шестидесяти пяти до восьмидесяти лет. Почти все люди Брэдли жили в Нью-Йорке, так что можем обратиться в медицинскую коллегию штата. – Она посмотрела на часы. – У меня встреча в управлении. Вот что, поезжай в клинику на Канал-стрит и выясни, не знает ли Луиза кого-нибудь, соответствующего описанию этого типа. Если нет, пусть попробует разузнать что-нибудь через медицинские источники. У нее хорошие связи, и это может сэкономить время. Ты хорошо ладишь с Луизой?
– Конечно. Она мне нравится. Я рада за нее и Чарльза.
– Сообщи мне все, что узнаешь, а потом можешь понаблюдать часок за Морин Стиббс.
– Правда? Спасибо, лейтенант.
– Завтра, когда меня не будет, можешь также уделить время делу Стиббсов, но текущее расследование прежде всего.
– Понятно. Один личный вопрос, Даллас. Может быть, мои родители действуют вам на нервы? Мне показалось, вчера вечером вы с моим отцом старались держаться подальше друг от друга…
– Нет-нет, все прекрасно.
– Они пробудут здесь еще несколько дней. Я постараюсь их занять в свободное время. Видите ли, я боюсь, что… Единственное, что выводит папу из равновесия, – это когда он узнает чужие мысли или воспоминания без разрешения этого человека. Но я знаю одно: он никогда и никому не причиняет вреда. – Лицо Пибоди снова прояснилось. – Поеду в клинику на метро. Может быть, нам повезет с Луизой.
Ева кивнула.
«Должно же нам наконец повезти хоть с чем-нибудь!» – подумала она.
* * *
Ева подошла к своему кабинету за пять минут до назначенного времени встречи с Надин. Ее не удивило, что Надин была уже там. Закинув ногу на ногу, журналистка аккуратно подкрашивала губы, глядя в зеркало пудреницы. Ее оператор примостилась в углу, жуя сладкую плитку.
– Где вы взяли эту плитку? – осведомилась Ева таким свирепым тоном, что оператор выпучила глаза.
– В автомате в к-коридоре, – заикаясь, ответила она, протягивая остаток плитки. – Хотите кусочек?
Ева сверлила оператора взглядом, пока у нее на лбу не выступил пот, и пришла к выводу, что девушка не была вором, коварно крадущим ее сладости.
– Нет, спасибо.
Она села за стол и вытянула ноги.
– Я надеялась, что ты опоздаешь, – заговорила Надин. – Тогда я могла бы этим воспользоваться, чтобы вытянуть из тебя побольше.
– А я надеюсь, что кто-нибудь здесь научится выполнять свои обязанности. Журналисты должны находиться в помещении, отведенном для СМИ, а не врываться в кабинеты в отсутствие хозяев.
Ухмыльнувшись, Надин защелкнула пудреницу.
– Ты сама меня сюда пригласила. А теперь, если ты кончила пугать моего оператора и демонстрировать свою стервозность, объясни, о чем идет речь.
– Об убийстве.
– С тобой всегда одно и то же. Кто тебя интересует? Петтибоун и Мутон? Очевидно, оба преступления связаны друг с другом, но могу сказать тебе сразу, что я не обнаружила ничего, связывающего этих людей – ни лично, ни профессионально. Это касается также их семей и коллег. У Петтибоуна и «Мира цветов» были свои адвокаты. Конечно, они могли встречаться на каких-то социальных мероприятиях, но, безусловно, не вращались в одних и тех же кругах. Их теперешние жены посещали разные салоны красоты, оздоровительные комплексы и бутики. – Надин сделала паузу. – Хотя думаю, все это тебе известно.
