Наконец дверь открылась; на пороге стояла женщина с широкой, как у голубя, грудью. На ней был длинный белый атласный пеньюар, в котором она вполне сошла бы за невесту, если бы в уголке рта у нее не торчала черная сигарета. Она держала на руках кота, лениво поглаживая его роскошный, абрикосового цвета мех. И женщина, и кот злобно смотрели на Рида.
— Какого черта вам здесь нужно? — грозно спросила она.
— Ну для чего сюда приезжают мужчины, а, Нора Гейл? Бесцеремонно отодвинув ее, он вошел в дом. Будь на его месте кто угодно другой, он получил бы пулю в лоб из пистолета, который неизменно был засунут у нее за пояс для чулок — Ты, видно, не заметил: сегодня клиентов так мало, что мы закрылись пораньше.
— С каких это пор мы с тобой стали обращать на это внимание?
— С тех самых, как ты стал использовать служебное положение в личных интересах. Вот как сейчас.
— Лучше не хами мне сегодня. — Он уже поднялся по лестнице и направился к ее комнате. — Разговоры со мной водить незачем. И развлекать меня тоже ни к чему. Мне нужно потрахаться, ясно?
Упершись кулаком в широкое, но красивой формы бедро, мадам крикнула ему с насмешкой:
— А кота сначала выпустить я успею?
Заснуть Алекс не могла, лежала с открытыми глазами, когда вдруг зазвонил телефон. В такой поздний час? Она забеспокоилась. Не включая ночника, нащупала в темноте трубку и поднесла ее к уху.
— Алло, — хрипло сказала Алекс, она наплакалась, и голос сел. — Алло.
— Здрасьте, мисс Гейтер.
Сердце у нее отчаянно заколотилось от волнения, но она недовольно спросила:
— Опять вы? Надеюсь, сейчас вы намерены хоть что-то сказать, вы ведь меня разбудили, я крепко спала.
От Грега она слышала, что свидетели, не склонные давать показания, становятся более сговорчивыми, если принизить значимость того, что они имеют сообщить.
— Вы со мной нос-то не шибко задирайте. Я кой-чего знаю, что вам пригодится. И очень даже.
— А именно?
— А именно — кто укокошил вашу мамочку. Алекс изо всех сил старалась дышать ровно.
— По-моему, вы мне голову морочите.
— Не-а.
— Тогда говорите. Кто же это?
— Вы меня, дамочка, за дурака, что ли, держите? Думаете, Ламберт вам «жучка» в телефон не поставил?
— Вы просто кино насмотрелись. — Тем не менее она с подозрением покосилась на зажатую в руке трубку.
— «Последний шанс» где — знаете?
— Найду.
— Завтра вечером. — Он назвал час.
— Как я вас узнаю?
— Я вас сам узнаю.
Она не успела больше ничего сказать, он повесил трубку. Алекс с минуту сидела на краешке кровати, глядя в темноту. Ей вспомнилось предупреждение Рида о том, что в его городке ей может не поздоровиться. Воображение стало рисовать всевозможные ужасы, которые поджидают одинокую женщину. Когда она наконец легла, ладони у нее были влажные и сна — ни в одном глазу.
— Ни за что не догадаетесь, что она теперь затеяла. Шериф округа Пурселл поднес кружку с дымящимся кофе ко рту, подул и отхлебнул глоток. Кофе обжег язык, но он и внимания не обратил. Ему до зарезу требовалась доза кофеина.
— О ком мы толкуем? — поинтересовался он у помощника, который, глупо ухмыляясь, стоял в дверях кабинета; эта ухмылка чертовски раздражала шерифа. Он вообще не любил, когда ему задают загадки, а в то утро настроение у него было и вовсе не для шарад.
Мотнув головой, помощник указал на другое крыло здания.
— О поселившемся у нас прокуроре с голубыми глазками, нахально торчащими титьками и с ногами, которым конца нет.
Он звонко и смачно чмокнул губами.
Рид медленно опустил на пол ноги, лежавшие на уголке стола. Глаза его сверкнули ледяным огнем.
— Вы имеете в виду мисс Гейгер? Помощник, хоть и не был обременен излишком серого вещества, все же понял, что зашел слишком далеко.
— Гм, ага. То есть да, сэр.
— И дальше что? — мрачно спросил Рид.
— Звонили из похоронного бюро, сэр, некий мистер Дэвис, ну так он, сэр, жуткий шум из-за нее поднял. Она сейчас там, просматривает архивы и все такое.
— Что?
— Да, сэр, он именно так и сказал, шериф. Прямо остервенел весь, потому что…
— Позвони ему, скажи, еду.
Рид уже натягивал куртку. Если бы помощник не отступил от двери, шериф сбил бы его, когда выскакивал из кабинета.
Ненастная погода, из-за которой закрылись школы и многие предприятия, Рида волновала мало. Если б только шел снег, это бы еще полбеды, куда хуже толстая ледяная корка, покрывшая все вокруг. К сожалению, участок шерифа обязан работать в любую погоду, в любое время дня и ночи.
Встретивший его у дверей мистер Дэвис ломал от волнения руки.
— Я уже больше тридцати лет занимаюсь своим делом, и ничего подобного — ничего похожего, шериф, со мной прежде не случалось. Ну, пропадали гробы. Ну, грабили меня. Меня даже…
— Где она? — рявкнул Рид, прервав причитания гробовщика.
Тот молча кивнул. Рид затопал к двери, рванул ее. Сидевшая за столом Алекс выжидательно подняла глаза.
— Ну какого черта, что вы тут делаете?
— Доброе утро, шериф.
— Отвечайте на вопрос. — Рид захлопнул дверь и прошел в комнату. — У меня тут гробовщик бьется в истерике, и все из-за вас. Как вас вообще сюда занесло?
— На машине.
— Вам нельзя ездить в такую погоду.
— И тем не менее я приехала.
— А это что такое? — Он раздраженно указал на разбросанные по столу папки.
— Архив мистера Дэвиса за тот год, когда убили мою мать. Он разрешил мне просмотреть его.
— Вы его к этому принудили.
— Ничего подобного.
— Значит, запугали. Он спросил у вас ордер на обыск?
— Нет.
— А есть у вас ордер?
— Нет. Но я могу его получить.
— Без убедительной причины — вряд ли.
— Мне нужны неопровержимые доказательства того, что тело Седины Гейтер не погребено в той кладбищенской могиле.
— Отчего бы вам не действовать разумно: скажем, взять лопату и покопать?
Тут она замолчала. Какое-то мгновение приходила в себя. Наконец проговорила:
— Вы сегодня скверно настроены. Бурно провели ночь?
— Да. Переспать-то переспал, но не очень удачно. Она опустила глаза на заваленный бумагами стол.
— Вот как. Очень сожалею.
— О чем? О том, что я переспал с бабой? Она вновь посмотрела на него.
— Нет, о том, что не очень удачно.
Они долго глядели друг другу в глаза. Лицо у Рида было жесткое, бугристое, как горный кряж, но ей не доводилось встречать более привлекательного лица.
Всякий раз, когда они оказывались вместе, она остро ощущала его присутствие, его тело, чувствовала, как ее тянет к нему. Она понимала, что, учитывая ее профессию и положение, тяга эта была безнравственна и опасна и вдобавок компрометировала ее как женщину. Он ведь когда-то принадлежал ее матери.
