— Ты готова?
— Почти, — ответила я, направляясь к двери. — Поторопись. Чем быстрее вернемся, тем раньше я увижу свою тетю.
— Ты же знаешь: я очень не люблю, когда мне указывают, что делать, — заметил Эшер.
— Ты же знаешь: мне теперь плевать, что ты любишь, а чего не любишь.
Я уже собиралась выйти, но меня задержал его нехороший смешок. Он пробормотал у меня за спиной:
— Что ж, продолжай играть с моим терпением, а я доставлю себе удовольствие, поиграв с твоими голосовыми связками, мой ангел.
Я сглотнула, прекрасно поняв, что он имел в виду, и постаралась выровнять сбившееся дыхание. Затем поспешила в свою комнату, чтобы дособирать сумку для Лас-Вегаса.
Хотелось поскорее покончить с этим заданием и получить уже адрес тети. Я твердо намеревалась ее повидать, и меня грызло нетерпение. Ее многолетнее молчание терзало меня не меньше, чем то, как обращались со мной мужчины.
Мною владели двойственные чувства: она была единственным родным человеком, и я цеплялась за мысль, что благодаря мне ей живется лучше. Но еще хотелось, чтобы она поблагодарила меня, чтобы повинилась в том, что попросила пожертвовать собой ради нее, когда мне было всего шестнадцать.
По спине прошла знобкая волна, когда я вспомнила Джона: предательские уговоры, натянутую улыбку и фальшивую любезность в первую неделю моего пребывания. Потом он явил свое истинное лицо и свои извращенные планы, как зарабатывать на мне деньги…
Все те мужчины, их руки, их голоса над ухом, их губы… Я вновь переживала эти ощущения, как будто все произошло вчера.
Внутренности скрутило, я кинулась в ванную, чтобы вывернуть содержимое желудка, и осела на пол рядом с унитазом. Задыхаясь, я попыталась прийти в себя и отогнать демонов, которые постоянно теснились рядом.
И не собирались никуда уходить.
Я знала, что обречена жить с ними до конца дней. Но я этого не хотела. Просто больше не могла.
Уже собираясь спуститься, я со второго этажа полюбовалась Эшером. С сумкой на плече и сигаретой в клюве он надевал в холле свою кожанку. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову и коротко кивнул, приглашая вниз.
У дверей к моим ногам прижался Тат. Меня кольнула вина за то, что оставляю пёселя совсем одного.
— Киара приедет через несколько минут, не беспокойся за него.
Я нагнулась и обняла маленького пушистика. Эшер прищелкнул языком.
— Ты ревнуешь к собаке, это смешно! — язвительно заметила я.
Когда я выпрямилась, он снял с моего плеча сумку и жестом предложил пройти.
Эшер в роли джентльмена: сезон второй, явление первое.
Мы спустились в гараж. Эшер распахнул дверь и пропустил меня вперед.
Сезон второй, явление второе.
Наступил миг, которого я боялась: я оглядела машины, одна мощнее и страшнее другой. Интересно, в которой из них я буду дразнить смерть бок о бок с дьяволом.
Я залезла внутрь черной машины, чьи ослепляющие фары только что загорелись. В нос ударил запах кожи. Эшер бросил наши сумки на заднее сиденье и тоже уселся.
Сердце забилось сильнее. Его близость бередила нервы, я чувствовала рукой его руку, и по коже побежали мурашки.
Взревел мотор. Я съежилась на сиденье, и он хмыкнул.
— Вижу, кое-что не изменилось, — поддел он.
— Ты о чем? О своих секретах или о своем вранье? — ядовито поинтересовалась я. — Тогда верно. Ничего не изменилось.
— Я ничего не говорил.
Через несколько секунд мы покинули его владения.
Я стала смотреть на луну, которая сопровождала меня бессонными ночами. Иногда она напоминала мне собственную душу, изрытую шрамами, как лунная поверхность — кратерами. Она невольно напоминала и Эшера, каким он был год назад, — человека, обратную сторону которого я видела лишь глубокой ночью, а утром он становился совсем другим.
— О чем думаешь?
— Ни о чем, — ответила я, не оборачиваясь.
— У меня вопрос. Ты… ты действительно все прочитала?
Я замерла. Он говорил о своих дневниках.
— Ты уже задавал мне этот вопрос, — спокойно ответила я. — И у меня все тот же ответ. Да, а что?
Он замолчал, я вздохнула.
— Я не думал, что ты станешь их читать, — признался он наконец, не отрывая глаз от пустой дороги. — По правде говоря, я был уверен, что ты их порвешь, даже не посмотрев.
— Я не так импульсивна, как ты, — напомнила я. — Ты это говоришь, потому что сам так поступил бы. Я другая.
— Не потому. Просто я думал, ты меня ненавидишь.
— Ну и правильно думал, потому что я тебя ненавижу, — сухо ответила я. — Я ненавижу тебя за то, что ты меня бросил, за твое молчание, за то, что ты целый год избегал меня. И поверь, если бы существовала таблетка для стирания чувств, я бы ее выпила. Потому что ты моих чувств не стоишь.
Я плевалась ядом, нимало не заботясь о нем.
Около четверти часа он молчал. После моего ответа в салоне воцарилась ледяная тишина. Пальцы у него были сжаты, челюсть закаменела. По всей видимости, мои слова его глубоко задели. Но что он мог сказать в свою защиту?
— Я знаю, что поступил…
Его прервал звонок моего телефона. На экране высветилось имя Шона. Отлично.
— Привет, Шон, — проговорила я, мельком глянув на психопата. Того аж передернуло.
— Я тебе не помешал?
— Вовсе нет. Наоборот, — заверила я со сладкой улыбочкой.
Внезапно меня откинуло назад: Эшер в ярости газанул. У меня глаза на лоб полезли, когда я увидела, на какой жуткой скорости мы несемся.
— Я хотел узнать, как у тебя дела и не стало ли тебе получше. Очень жаль, что в тот раз не получилось вместе поужинать. А сейчас мне не спится, завтра важное заседание, и сна ни в одном глазу.
После отъезда Эшера мне не хватило духу пойти ужинать с Шоном, и я соврала, что заболела. Но Эшер, естественно, был не в курсе.
— У меня все хорошо… спасибо.
Я вцепилась в ручку дверцы и невольно бросила взгляд на Эшера.
Сжав кулаки и челюсти, он по-прежнему не отрывал глаз от дороги, но теперь рулил его гнев, и это ужасало. Я не могла вникать в слова Шона — я вслушивалась в рев мотора, нарастающий с каждой секундой.
— И я собираюсь заказать новую машину, — наконец сказал Шон.
— О… понимаю.
Ничего я не поняла из его слов. Но это был Шон, он говорил исключительно о себе.
— Ладно, пора и баиньки. Сейчас и впрямь очень поздно, надо постараться уснуть перед завтрашним днем. Доброй ночи, Элла, надеюсь увидеть тебя в самом скором времени.
— До… до скорого, — пролепетала я.
Он дал отбой, и я положила телефон на колени, продолжая сверлить Эшера глазами.
— Ты совсем сдурел, сбавь скорость!
— Не выношу, когда этот клоун с тобой разговаривает, — сообщил тот, продолжая нестись во весь опор.
— Притормози, — взмолилась я, с трудом сглатывая.
— И что он тебя хочет, — продолжил он, не обращая внимания на мою просьбу.
— Эшер, сбрось скорость.
Сердце колотилось в горле. Страх захлестывал всякий раз, когда мимо нас проезжала машина.
— И что он пытается зазвать тебя на ужин.
— Я просила тебя сбавить скорость…
— Почему ты ему это позволяешь? Почему именно он? Что ты в этом мудаке нашла?! — взорвался Эшер, не поворачивая головы.
Я застыла, парализованная и скоростью, и его неудержимой яростью.
— Эшер, пожалуйста, помедленнее, — прошептала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
Эта бешеная скорость была такой же, как та, что стоила жизни моей матери.
Внезапно машина наконец замедлила ход.
Эшер раздраженно фыркнул и прикурил сигарету. Открыл окно, чтобы дым не шел в салон, а я глубоко задышала, стараясь успокоиться.
— Почему ты его так не любишь? — спросила я после тягостной паузы.
Он шумно выдохнул и провел рукой по волосам:
— Потому что он говнюк, считающий себя лучше всех.
— Именно так я отвечаю, когда кто-нибудь спрашивает меня, кто ты, — слабо улыбнулась я.
