* * *
Уже который день хорошее настроение не улетучивалось, не исчезало, как будто поселилось внутри на тёплых полочках Аниной души и прижилось там, сроднилось с ней, бесконечно радуя. Она сидела на лоджии, снова и снова любуясь видневшимся невдалеке морем, его могучей жизнью и вечным движением. Новое место, где ничто не напоминало о несчастье, притушило её душевную боль, здесь, как пазл, стала потихоньку складываться её разбитая горем жизнь. Болгария, спасибо, Анна уже полюбила эту удивительную страну, и, ещё не собираясь уезжать, уже хотела вернуться сюда снова.
На следующий день после приезда она всё рассказала матери. Скупо, коротко, без лишних подробностей. Они сидели на скамейке во дворе дома. Услышав самое страшное, Алина поднесла ладони к лицу, закрыла ими глаза. «Боже мой, за что?! Почему?! Боже мой…». Заплакала, обнимая дочь, гладя её волосы, плечи, худенькая спина Алины сотрясалась от сдавленных рыданий. А дочь сидела строгая, безучастная, глядя на бегающего по двору маленького пацана в полосатой шапке и его маму, с улыбкой наблюдающую за сыном. А у неё никогда не будет такой радости. Простой и роскошной… Никогда…
– Всё, хватит, – Алина, заметив её взгляд, вытерла глаза, – каждому в жизни несчастья выпадают, дорогая моя. Такова жизнь. Нужно забывать их и жить дальше. Трудно, да, трудно, но постарайся, прошу…
Алина встала, взяла дочь за руку, потянула за собой. Они вышли на улицу, пошли к морю навстречу солнцу, его золотой шар оказался прямо перед глазами, обещая хороший день всем, и счастливым, и несчастным. Потом пили кофе в маленькой кондитерской, крепкий и горячий, а пирожные, подаваемые там, были свежи и воздушны. И уже не получалось у Ани быть несчастной, когда рядом мама, а в окно так ярко светит солнце.
Зазвонил телефон. Что такое? Тимур! Да ладно?!
– Тимур, привет, говори быстро, что-то случилось? Я в Болгарии.
– Я тоже, – он засмеялся. – Провожу отпуск на море, как и полагается после года напряжённого труда.
– Ёшкин кот! Не может быть! Ты разыгрываешь меня? Ещё скажи, что ты в Несебре?
– Ты удивишься, но это действительно так.
Как странно устроен мир! Только что были слёзы, была печаль, а теперь Аня готова рассмеяться неприлично громко, так, что сидящие за столиками люди вскинут на неё удивлённые взгляды.
– Тим… Ну… Умеешь удивить. А как ты узнал, что я здесь?
– О, ты плохо меня знаешь! Я с лёгкостью разыскиваю красивых девушек, – голос Тимура был весел и звонок, он был рад ей и не скрывал этого.
– Родители?
– Да. Посовещавшись, они решили, что мое общество пойдет тебе на пользу и дали координаты. Согласишься встретиться сегодня вечером со мной?
– Это вряд ли… Надо подумать… – она всё-таки рассмеялась, – ладно, шучу. Давай у входа в Старый город в семь, идёт?
– Очень даже идёт! Буду ждать… – молодой человек отключился, а она задумчиво улыбалась, всё ещё держа телефон в руках.
– Похоже, моя дочь разбила чьё-то сердце, – Алина радовалась её оживлению, заблестевшим глазам, порозовевшим щекам – беспечная молодость не знает долгих печалей. И хорошо. Всё разумно и правильно в этом прекрасном мире.
«Это по ней я скучал всю жизнь, – думал Тимур, прохаживаясь у старых средневековых стен, – её искал, не веря, что найду». Он всматривался в людей, высыпающихся из автобусов, рассматривал пешеходов, идущих по широкому мосту мимо старинной ветряной мельницы в направлении Старого города. Народу было немало, этот город-музей, настоящая жемчужина Болгарии и один из самых древних городов в Европе привлекал множество туристов со всего мира.
Ани нигде не было видно, хотя назначенное время уже прошло. Тимур засмотрелся на огромных чёрных бакланов, облюбовавших величественную скульптуру святого Николая, покровителя мореходов. Огромный постамент, на котором размещена фигура святого с воздетыми к небу руками, размещался прямо в бухте и был виден издалека. Внезапно зазвучала музыка. Молодой человек оглянулся на звук и был награждён необычным зрелищем: прямо на крепостной стене стоял пожилой мужчина, в его руках – необычный музыкальный инструмент, напоминающий волынку. Одетый в национальный костюм, он играл старинную болгарскую мелодию. Звуки волынки, протяжные и красивые, заставляли замереть и слушать, слушать эту чудесную музыкальную пьесу.
– Волшебное зрелище, да? Эта гайда и этот волынщик… – вдруг произнёс кто-то за его спиной.
Аня! Пришла! Он повернулся, радостью блеснули чёрные глаза. Анечка! Схватил её руки в свои ладони, поднес к губам.
– Ух, как я рад тебя видеть, – он целовал девичьи руки снова и снова, пока Анна мягким движеньем не высвободила их.
Медленно, рука об руку они отправились в Старый город. Постояли немного у входа, любуясь открывшейся панорамой Солнечного берега и виднеющимися вдалеке горами в туманной дымке, бросили несколько левов музыканту и вместе с толпой туристов отправились вперёд, к виднеющейся вдали торговой площади с множеством сувенирных лавок и магазинчиков.
– А я уже была здесь, сразу по приезду, – Аня, придерживая рукой развевающиеся волосы, повернулась к своему спутнику, – так что быть мне сегодня твоим экскурсоводом.
Он кивнул, любуясь ею. Тимуру всё нравилось в этой девушке: её милое лицо, открытый взгляд, брови вразлёт, иногда нахмуренные, иногда приподнятые удивлённо, её редкое неравнодушие ко всему, что видит. И улыбка жила у неё внутри… А как ловко сидели на Ане джинсы и синяя стёганая курточка, обтягивающая высокую грудь… Да, от неё нет ему спасения…
– Но ты не слушаешь совсем, Тимур! – Аня коснулась его руки. – Это же одиннадцатый век, Византия, цени и восхищайся, дурачок.
Они зашли под полуразрушенные своды одной из церквей. Удивительно, сколько длинных-предлинных веков стоит уже здесь этот храм. Тимур потрогал руками шершавую поверхность стены, увенчанной арками, как будто прикоснулся к великому миру вечности.
Устав бродить по мощёным улочкам старого Несебра, они засобирались домой. Чудесный вечер заканчивался, усталое тело просило отдыха и покоя. Стоя у подъезда Аниного дома, Тимур держал её руку, не отпускал, стремясь продлить время, проведённое рядом с ней. Внезапно, повинуясь внутреннему порыву, он провёл рукой по её щеке, прижался к губам, быстро и нежно. Анна отпрянула, хотела что-то сказать, но передумала и быстро пошла к дому.
– Прости, сам не пойду, как я посмел, – крикнул он ей вслед. – Нашло что-то… Идиот! Но ты такая, такая…
Гневно сверкнув глазами, она вошла в подъезд, громко захлопнув за собой дверь.
* * *
Вторую ночь подряд ему снился Данилка, пацан уходил куда-то вдаль, оборачивался, печальные глаза смотрели прямо Яну в душу. Разбитый, встревоженный, Ян проснулся рано, за окном ещё темным-темно. Он попытался уснуть, не получалось. Лежал, глядя в потолок, невесёлые мысли разъедали душу. Надо вставать, начинать день, унылый день, в котором не будет радости, не будет надежды.
Ян перекатился на край кровати и, упираясь сильными руками, перенёс своё тело в стоящую рядом коляску. Сегодня он обойдётся без массажа ног, всё без толку! Его деревянные, гадкие, страшные ноги всё равно не хотят шевелиться.
Накинув рубашку, Ян подъехал к окну. Ну вот, придётся сидеть дома весь день. Перед глазами – серая стена падающего с небес снега. Снегопад – красивое зрелище – сегодня не радовал. Снег, скорей всего, будет идти целый день, и белый снегопад будет бродить по городу, сплетая вьюгу из холодных снежинок.
В ванной молодой человек долго расчёсывал волосы, глядя в зеркало, вглядываясь в своё лицо. Он ненавидел того, кто смотрел на него оттуда. Для чего он живет, для чего коптит небо, одинокий, нелюбимый, никому не нужный инвалид?
Ян встряхнул головой, отгоняя печальные мысли. Сейчас он засядет за работу, с головой уйдёт в творчество, вложит частичку сердца в свои творения. И станет легче, уйдёт из души беспросветная тьма. У него есть крупный заказ, его фигурки пользуются спросом, радуют людей. Налив себе большую кружку чая, он снова подрулил к окну. Всё также валил снег, но вдруг среди белых веток на дереве, росшем у самого окна, молодой человек увидел снегирей. Пышногрудые, яркие, они держались вместе маленькой стайкой. Какое чудо! Ян улыбнулся. Даже ради таких моментов стоит жить. Может, и в его жизни случится чудо, кто знает? Может, прямо сегодня постучится в дом.
