Ознакомительная версия.
– Надь? Тебе правда нравится, да? Надя! Ну не рыдай!
– Не могу-у!.. – Надежда хлюпнула носом.
– Лучше ты мне скажи, с какой радости стол накрыт?
– Сейчас… сейчас девочки придут. Ваши, из цеха, и наших парочка.
– А что за повод-то? По какому случаю девочки?
Надежда всхлипнула:
– Так день рождения у нас.
– Ясно, – Ольга принялась снимать куртку, с сожалением взглянув на свой кулечек винограда, совершенно затерявшийся среди пирогов, грибов и прочих разносолов.
– А у кого? В смысле, чей день рождения отмечаете?
Надежда округлила глаза:
– Так твой…
– Мой?!
– Ну да… Твой. А мой в ноябре. Я, стало быть, Скорпион! Насекомое с жалом на хвосте! А у тебя – сегодня. Забыла, что ли? Ну, ты даешь!
Надежда утерла слезы, подскочила, сунулась в тумбочку, вытряхнула из ящика пачку разноцветных журналов:
– Вот! Сексуальный гороскоп! Сейчас все про тебя прочитаем!
– Какой еще гороскоп?
– Так сексуальный! Все, как по полкам, разложено! Да, и еще анкета – блеск! Слушай! – Она сдвинула в сторону кастрюлю с пирогами, разложила журнал на столе. – Если вы познакомились на улице с привлекательным мужчиной и он пошел вас провожать, как вы поступите у дверей своей квартиры? А – пригласите его на чашку кофе. Бэ – попросите показать паспорт. Це – справитесь о здоровье его мамочки?
– Справлюсь у него, как пройти в библиотеку, и уйду, а он пусть делает, что хочет.
– Тут такого нету.
Ольга села на кровать:
– Надь? Это ты придумала?
– Чего?
– Праздник.
– Ну а что? – Надежда пожала пухлым плечиком. – Ну, я. День рождения только раз в году. Ты Чебурашка, а я Крокодил Гена. Сейчас еще пионеры подгребут… С аккордеоном.
У Ольги на глаза навернулись слезы. Ей хотелось объяснить, как важно, как замечательно, что Надежда придумала этот праздник, и пироги, и воздушные шарики, и аккордеон. Как прекрасно, что Ольгу поселили именно с ней и что Надежда нашла рисунки, и плакала над ними, и называла Ольгу гением. Хотя это она, конечно, переборщила, с гением-то. Ольга хотела сказать, что никогда в жизни у нее не было подруги. Муж был, дети, учитель рисования, а подруги – не было. И какое это, оказывается, счастье, когда у человека есть подруга, да еще такая, как Надя. Но в горле стоял ком, и все, что Ольга могла сказать, – это «спасибо».
* * *
– Вставай! Ольга! Ну Ольга же! Да вставай, господи!
Надежда трясла ее за плечо. Ольга резко села на кровати:
– Что?! Дети?! Что с ними?!
– К телефону тебя, вставай скорее!
Надежда уже подсовывала Ольге халат:
– Давай-давай-давай, быстро!
Путаясь в рукавах халата, Ольга кинулась искать тапки. Господи, да где ж они?!
Надежда Ольге сунула свои туфли:
– Надевай! Свитер, свитер накинь, замерзнешь!
В дверь колотили.
– Громова! Скоро там?! Тебе аппарат вызывает! Москва! Слышь, Громова?!
Какая еще Москва? Почему Москва?!
Надежда распахнула дверь:
– Пошли быстрей!
За дверью обнаружился вахтер. Он держался за голову и охал:
– Е-мое! Ну, Кудряшова, у тебе не рука, а лом чугунный! Дверью человеку по лбу залепить! Это ж думать надо!
– Да ладно, – отмахнулась Надежда. – У тебя лоб небось тоже чугунный, ничего с ним не станется!
И кинулась догонять Ольгу, которая уже неслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
В трубке трещало. На пороге каптерки толкались вахтер с Надеждой. Вахтер забыл про ушибленный лоб и жадно тянул шею, чтобы не пропустить чего интересного. Не каждый день в общежитие среди ночи из самой Москвы звонят!
– Алло! Алло! Слушаю! – Ольга почти кричала.
– Громова Ольга Михайловна?
– Да! Это я!
– Это вас беспокоит рекламное агентство «Солнечный ветер».
– Какой Петер? Вас плохо слышно!
– Вы отправляли к нам на конкурс свои работы?
– На какой конкурс?..
Надежда протиснулась в каптерку, зашипела Ольге в свободное ухо:
– Конкурс, конкурс. «Морской прибой»!
– Вы меня слышите? Это агентство «Солнечный ветер»! Вы отправляли рисунки к нам на конкурс?
Надежда энергично затрясла головой, вырвала у ничего не соображающей и одуревшей от всего этого гама, крика и треска в трубке Ольги телефон:
– Да, да, отправляла, отправляла! Слышите? Да, это мы, и мы отправляли! Але!.. Да! Что? Наши работы на конкурсе первое место получили? Да, сможем приехать, сможем! Да, пишу телефон! Сейчас! Оля! Ручку дайте мне!
Вахтер сунул Надежде в руку огрызок карандаша.
– Да, да, пишу! – И она быстро принялась записывать на уголке газеты, которую вахтер читал на сон грядущий. – Гостиницу закажете, ага… Двадцать пятого награждение… Поняла… А премия, премия будет? Ага… А сколько?
Услышав сколько, Надежда подскочила, округлила глаза и прикрыла рот ладошкой.
– Ну что там? Что? – Ольга потянула трубку к себе.
– Твои рисунки выиграли первую премию! Три! Тысячи! Долларов! Да! Это я не вам!
– Сколько-о?
– Три тысячи! Долларов! Нет-нет, я вас слышу! Нет! Не надо нам на счет ничего переводить! Да, мы желаем денежки получить в руки! В руки, говорю! Ага! Да, мы точно будем! Да! Сто процентов!
В трубке запищали короткие гудки. Надежда прижала телефон к груди и заорала во весь голос:
– Три! Тысячи! Долларов! Двадцать! Пятого! Числа! В Москве! Первая! Премия!
Исчерпав на этом запас сил, она плюхнулась на стул. Стул, не выдержав такой экспрессии, жалобно скрипнул, хрупнул ножками и рухнул на пол, увлекая за собой Надежду.
…Потом они сидели на Ольгиной кровати, накрывшись вдвоем одним одеялом, и пили валокардин.
– Ты выпей, выпей! – уговаривала Надежда, пихая Ольге рюмку с вонючей жидкостью. – Фу, я-то уж хлопнула, гадость какая, валокордин этот! Как его люди пьют, хуже водки! Да выпей, говорю!
– Не хочу, не надо! – отнекивалась Ольга. – Зачем мне валокордин, я же не сердечница!
– Как зачем! А для успокоения нервов! Дай я тогда еще тяпну!
– Да ладно уж, я тоже тяпну! Спасибо тебе, Надь. Когда ты им рисунки-то послала?!
– Да как объявление в газете прочитала, так и послала. А что, думаю? У нас тут гениальный художник пропадает! Может, он второй… как его, господи! На батон похоже!..
– На что?
Ольга выпила валокордину, скривилась. Надежда сунула ей огурец:
– Ты закуси, закуси… Ну, на батон! Я передачу видела по телику. Похоже на батон, а зовут… зовут… Антуан, что ли?
– Ватто!
– Ну. Он самый! То есть ты он самый и есть! – Она накапала еще по рюмке валокордина. – Ну чего? Будем здоровы? За морской прибой, да?
– Солнечный ветер, – машинально поправила Ольга.
Впрочем, какая разница?!
* * *
Билет на проходящий до Москвы купили купейный, дорогущий. Ольга стала было отговариваться: мол, не может она себе позволить столько платить за сутки в поезде, но Надежда была непреклонна: ты, мол, у нас не кто-нибудь, а надежда отечественного изобразительного искусства, лауреат конкурса, и все такое прочее. Нечего толкаться в плацкарте со всякими непонятными гражданами. В конце концов Ольге ничего не осталось, кроме как согласиться. Ночь перед отъездом они не спали. Ольга складывала и перекладывала вещи, наглаживала парадное черное платье, оставшееся от прошлой, сытой и счастливой, дотюремной жизни. Когда-то это платье – по колено, с разрезом на боку – очень нравилось Стасу. Ольга купила его к годовщине свадьбы, четыре года назад. Стас тогда повел ее в ресторан и под столом гладил по ноге, а потом они целовались в машине и перепугались, как школьники, когда их застукала соседка, вышедшая на двор выгулять свою облезлую злую болонку. Теперь было странно об этом вспоминать. Будто бы и не с ней все было – и ресторан, и поцелуи в машине, и все эти десять лет безмятежного счастья, которое, оказывается, делили с ней и Катя, и Маша, и Зинка…
Ознакомительная версия.
