— Стойте здесь, — отрывисто приказал Дэн. — Я сейчас.
И вышел обратно в зал прежде, чем выражение животного ужаса на ее лице успело заставить его передумать. Кипя от гнева, он оглядел вставшую на ноги толпу. Его помощники уже успели навести какой-то порядок, оттеснить людей обратно на места, но воздух в зале все еще звенел от возбуждения. Чуют кровь, зло подумал он. Репортеры хреновы. Сволочи.
Шум утих немедленно, стоило только Дэну выйти к микрофону и рявкнуть: «Тихо!» Динамики во всех углах зала ответили ему пронзительным гудением. Какой-то бесстрашный дурак поднял руку, чтобы задать вопрос, но рука тут же упала, как только Дэн перевел на смельчака тяжелый взгляд.
— У мисс Стюарт нет заявления для прессы, — негромко, почти шепотом сказал он, но в наступившей мертвой тишине его слова достигли самых далеких уголков зала. — Я понятно говорю, уважаемые господа представители прессы?
После нескольких секунд молчания журналист из «Трибюн» неуверенно спросил:
— Шериф, а как же свобода слова? Дэн поймал его взгляд.
— Первая поправка к конституции не дает вам права преследовать свидетеля обвинения некорректными вопросами. Если мисс Стюарт пожелает что-либо сказать, она скажет это мне, и никому другому. Она привлечена к начавшемуся расследованию убийства. Всякий, кто потревожит ее, будет иметь дело со мной. Я достаточно ясно выразился?
Он снова окинул взглядом зал, но теперь все уткнулись в свои блокноты и подручную электронику. Сидевший рядом с ним за столом Кауфман громко хрустел пальцами и обливался потом; Игер качался на стуле, прикрыв рот рукой, чтобы спрятать широкую злорадную улыбку. Его темные глаза блестели.
— Пресс-конференция закончена, — еще тише произнес Дэн и отправился в комнату для совещаний.
Его сопровождало гробовое молчание. Элизабет ждала, забившись в узкий простенок рядом со старинным книжным шкафом от пола до потолка, доверху забитым пыльными кожаными с тиснением томами свода законов. Она стояла, вытянувшись во весь рост, прижав одну руку к животу, а другую, сжатую в кулак, — к губам.
Дэн вошел в полутемную комнату, набычившись и не спуская глаз с женщины в углу. Ничего, кроме неприятностей, он от нее еще не видел, но почему-то ему совсем не хотелось на нее сердиться. Странно.
— Я… я знаю, вы меня невзлюбили, — запинаясь, проговорила она. — Но я дам вам доллар, если вы на минуту забудете об этом и обнимете меня.
Он прикусил язык, чтобы не застонать: ему надо было держаться на расстоянии от нее, но что делать с состраданием? Наплевать, что и с кем она творила, не отдавать же ее за это на растерзание этим шакалам. Он торопливо обнял ее, похлопал по спине, старательно игнорируя разливающееся внутри тепло. Ничего особенного тут нет: он обнимает ее только по доброте душевной. Возлюби ближнего своего.
— Ничего личного тут нет, правда? — уверила его Элизабет, слабея от кружащего ей голову запаха мужчины. Дэн такой сильный и большой. Она было подумала, не удвоить ли ей предложенную плату, чтобы выгадать еще немножко времени, но отвергла эту мысль как недостойную. Нельзя быть слабой, нельзя рассчитывать на того, кто тебя обнимает, а особенно на Дэна Янсена, одинокого волка и женоненавистника с неуправляемым нравом и предубеждением против разведенных женщин.
— Простите, что я вызвала такой переполох, — охрипшим от сдерживаемых эмоций голосом сказала она, осторожно отстраняясь от него.
Дэн присел на край массивного орехового стола судьи Клосона, криво улыбнулся и покачал головой:
— Мадам, я искренне сомневаюсь, что вы способны не вызвать переполоха. Даже в келье у слепых монахов.
Несмотря на распирающий горло комок, Элизабет засмеялась. Затем отчаянно засопела, тыльной стороной кисти вытерла с щек слезы, радуясь, что не успела с утра накрасить ресницы. Ну и вид у нее сейчас был бы!
— Хотите вы того или не хотите, — заявила она, — я расцениваю ваши слова как комплимент.
Дэн ничего не сказал, но и от слов своих не отказался, что было все-таки лучше, чем ничего. Элизабет немного успокоилась, высморкалась и виновато улыбнулась.
— Простите, что не справилась с собой там. Понимаете, все эти голоса и вспышки… Это напомнило мне…
Она глубоко вздохнула, тряхнула головой, отметая все, что собиралась сказать. У нее уже не было сил, да и Дэн вряд ли расположен ее выслушивать.
— Просто если на меня нападают больше раза в день, я теряю душевное равновесие. Спасибо, что спасли меня… еще раз.
— Защищать людей — наша работа, — пожал плечами Дэн. — Как вы себя чувствуете?
— Лучше не бывает, — усмехнулась Элизабет. — Наверное, пора бы мне уже привыкнуть к таким вещам.
— К этому привыкать не нужно. Я сам тоже так и не привык, — неожиданно добавил он и невесело улыбнулся, вспомнив собственные проблемы с прессой.
— Я однажды видела такое выражение лица, — кивнула Элизабет, устраиваясь в высоком вертящемся кресле у стола. Она положила ногу на ногу и поворачивалась из стороны в сторону, отталкиваясь от пола носком кроссовки. — у кота, сидевшего рядом с пустым аквариумом. Что вы с ними сделали? Скормили какого-нибудь писаку из «Лос-Анджелес тайме» своему ручному тигру?
— Не совсем. Создал себе репутацию человека вспыльчивого и неуправляемого. Меня просто боялись задевать, когда я зол.
Шериф Янсен был из тех, кто держит свои эмоции под неусыпным контролем, и все же под внешним спокойствием физически ощущалось нечто дикое и опасное. Опасное и волнующее.
— Хорошо вам, — вздохнула она, вставая с кресла и подходя к книжному шкафу. — Попробуй я создать себе такую репутацию, никто не поверит, если только я не возьму в руки гранатомет. Пожалуй, мне остается рассчитывать только на доброту отдельных работников правоохранительных органов нашего округа.
— За это вы и платите налоги. — Дэн прошел через комнату и распахнул перед Элизабет дверь напротив той, что вела в зал. — Идемте, мисс Стюарт. У агента Игера есть к вам еще несколько вопросов.
Закусив губу, Элизабет встала, повесила сумочку на плечо. Только что ей казалось, что они с Дэном вот-вот подружатся. Ей захотелось так о многом спросить его: о том, как он был известным спортсменом, о его разводе, о том, устраивал ли он, звезда профессионального футбола, ту же шумиху вокруг своего расставания с женой, что и газетный магнат. Но миг прошел, и вот он опять представитель закона, выполняющий свой долг, а она — всего лишь свидетель обвинения. Элизабет прошла в открытую дверь, спустилась по служебной лестнице и всю дорогу никак не могла разобраться, радует ее это или огорчает.
— Все прошло совсем недурно, если бы не драчка в самом конце, — заметил Брет Игер, развалясь на стуле для посетителей. Свои папки он бросил на стол Дэна. — Как вы их отделали, а?
