Медников в роли убийцы? А вероятный мотив — месть за то, что бывшая жена его обобрала? Что-то уж больно мудрено. Проще, наверное, было вчинить имущественный иск через суд, хотя кто заберется в голову убийцы и прочитает его мысли? А Виолетта? Как быть с ней? Вот на ком в любом случае лежит по крайней мере пятьдесят процентов вины в Ларисиной смерти, если, конечно, вину вообще можно делить. Пожалуй, все же это порочная практика — умозрительная дележка ни к чему путному не приведет. Разве что подтолкнет к расхожему определению, которое любят употреблять в подобных случаях, — «трагическое стечение обстоятельств». И при следующем Ларисином переиздании в предисловии редактора будет указано, что Лариса Кривцова стала жертвой трагического стечения обстоятельств, так часто говорят о самоубийцах.
В прихожей зазвонил телефон. Поздняков, так и не допив остывший чай, медленно побрел брать трубку. Звонил Дубов, видимо, так и не сумевший до конца преодолеть в себе пресловутое чувство собственника. Еще бы, чего захотел — за какие-то полдня справиться с тем, что человечество холило и лелеяло в себе на протяжении многих тысячелетий.
— Как дела? — спросил он с притворным оптимизмом. — Тачку мою еще не грохнул?
— Валерьянку пить не пробовал? — осведомился в ответ Поздняков с дружеской подковыркой.
— Ну ты и мерзавец! — хохотнул Дубов. — Уж и сказать ему ничего нельзя. — Он еще раз довольно глупо хохотнул и, не прощаясь, бросил трубку.
Поздняков собрался было ему перезвонить, но передумал. Вместо этого подошел к книжному шкафу и задумчиво посмотрел на поблескивающие в полумраке — свет горел только в прихожей — корешки Ларисиных книг. Они стояли в той последовательности, в какой выходили в свет, и он с завязанными глазами мог перечислить их названия. Последняя, купленная Поздняковым с уличного лотка каких-то два месяца назад, называлась не совсем обычно для детектива — «Две ипостаси». На взгляд Николая Степановича, она здорово отличалась от всего написанного Ларисой Кривцовой прежде. Чем? Как показалось Позднякову, в ней Лариса шла не от интриги, подчиняющей себе и логику событий, и характеры действующих лиц, а, напротив, от личности главной героини, которая определяла ход повествования. Может, кто-нибудь иной нипочем бы не уловил этого тонкого различия, но только не он. В романе чувствовался надлом, потребность излить наболевшее, а все перипетии захватывающего сюжета служили только поводом для того, чтобы осуществить эту подспудную идею. Героиня Ларисы, как обычно, попадала в невероятные ситуации, хитрила, изворачивалась, отпускала шуточки, влюблялась и обманывалась, но как будто делала все это через силу. В любую минуту была готова сказать: «Ну что вы все от меня хотите? Я не супермен, я всего лишь женщина. Сколько я должна еще совершить подвигов и сумасбродств, чтобы вы поняли это? Я всего лишь женщина, которая устала бесконечно балансировать между трагедией и фарсом и забавлять вас обманчивой иллюзией легкости».
Поздняков снял книгу с полки и задумчиво взвесил ее на ладони, словно намереваясь определить, сколько в ней правды, а сколько вымысла. А вдруг, мелькнуло у него, Воскобойников, говоривший о том, что Лариса сама себя загнала в стремлении за призрачным успехом, был прав? Тогда ее смерть — плата за амбиции и опять же укладывается в ту самую версию, что определяется скучными словами «трагическое стечение обстоятельств».
Поздняков вернул книгу на полку и внезапно почувствовал такую усталость и тяжесть во всем теле, словно ему на спину навесили мешок с булыжниками. Он рухнул на диван и забылся мгновенным сном, совсем как в юности после любовного свидания. Ему приснилась молодая Лариса, и она почему-то была сильно похожа на Лолиту, вдобавок предлагала Позднякову погадать по руке.
Солнце ударило по глазам первым утренним залпом. Поздняков со стоном повернулся на бок и взглянул на будильник. Восемь часов! Однако! Самое ужасное, что ощущения бодрости не было и не предвиделось. «Возраст, вот что значит возраст», — подумал Николай Степанович. Не стоит резво гнать лошадей по дороге с ярмарки. Спустив ноги с дивана, он опять их критически осмотрел, отметив, что со вчерашнего дня они не изменились, по крайней мере в лучшую сторону. Почему-то на память пришел сослуживец по прежней работе — его ровесник, закрутивший роман с молодой, сильной и довольно хищной девкой. Этакий почетный трофей последней охоты. Если, конечно, упустить из виду тот факт, что оружие в неверных и изрядно ослабевших руках пожилого охотника уже заметно дрожало, и дело запросто грозило обернуться самострелом. Но кураж еще струился по жилам, а желанная добыча находилась так близко и косила в сторону преследователя и умоляющим, и манящим глазом… Наблюдать со стороны отчаянные маневры старого ходока было забавно и грустно. Увы-увы, старость, безжалостная кошка на мягких лапах, подбиралась тихо, незаметно и выпускала свои острые когти в самый неподходящий момент. Еще вчера ты кажешься себе суперменом, а сегодня поутру из зеркала на тебя смотрит какая-то незнакомая рожа с мешками под глазами и дряблыми щеками, которую к тому же нисколько не украшает густой загар.
Сам Поздняков еще никогда не чувствовал себя таким постаревшим. Такое ощущение, что Лариса, уходя, захватила с собой последние остатки его молодости. Только и не хватало распустить сопли и начать себя жалеть. Бедный, бедный старый сыщик. Внезапно ему пришло на ум, что Лариса, наверное, тоже рассматривала по утрам свое отражение в зеркале, и, не исключено, мысли у нее возникали очень похожие на его теперешние. А ведь женщины стареют мучительнее мужчин, ибо слишком долго не могут смириться с очевидностью неизбежного. А как, интересно, стареют умные и привыкшие к победам женщины? Вот где невидимые миру слезы! Трагедия, скрытая от равнодушия жизни под толстым слоем макияжа! А когда все это вместе: надвигающаяся старость, болезнь, предательство, творческий кризис? Такая адская смесь способна сбить с ног даже супермена… Черт, сам того не желая, он продолжал лить воду на мельницу под названием «Трагическое стечение обстоятельств»!
Поздняков кое-как взбодрился с помощью ударной дозы кофе, поелозил помазком и бритвой по своей помятой физиономии и, решительно отринув философский раздрай, продолжил начатое с методичностью старой девы.
Следующим в его условном списке значился Георгий Медников, яркий и благополучный шоумен, по крайней мере таким он виделся с экрана телевизора. Николай Степанович подвинул к себе телефон и позвонил на телевидение.
— Студия, — ответил ему бесцветный голос.
