— Это не имеет значения, — вздыхаю я. — Я не хочу, чтобы между вами возникли проблемы. Это не входило в мои намерения. Мне просто нужно было знать, что ты в безопасности.
Он долго молчит, и видно, что он все еще думает об этом. Но что на самом деле происходит в его голове, для меня все еще остается полной загадкой.
— Ты больше не танцуешь, — наконец говорит он таким тоном, словно я не имею права голоса.
— Я это прекрасно понимаю, — огрызаюсь я. — Сегодня было мое последнее выступление.
Он собирает мои волосы в импровизированный конский хвост и дергает за него. Его рот нависает над моим, жар от каждого его выдоха скользит по моим губам.
— Никто больше не увидит тебя в таком виде, — заявляет он. — Я заявляю на тебя свои права.
Его слова обдают меня жаром. Его глаза высекают искру. И когда он прижимается ко мне, все, что мне остается, — это гореть для него.
Он прижимается своими губами к моим и целует меня так крепко, что получается поцелуй на грани боли. Его руки рвут завязки моего бикини, раздвигая их, пока я не оказываюсь полностью обнаженной в его объятиях. Его яростный твердый член все еще зажат между нашими телами, а в следующую секунду уже нет. Он поднимает меня, и следующее, что я чувствую, это то, что 25-сантиметровый член Ронана уже весь у меня внутри. Я кричу в его губы, и он выпивает меня, высасывая свой собственный привкус яда из пустоты в моем горле. Вкус моей кожи — вот что заставляет его терять разум. Быть внутри меня. Владеть мной. Он выпивает меня досуха и делает мне еще одну смертельную инъекцию своего наркотика.
— Почему ты всегда так делаешь? — Я тяжело дышу, прижимаясь к нему. — Почему ты всегда так делаешь?
Но его единственный ответ для меня — еще сильнее пригвоздить меня своим членом к стене. Я кончаю так сильно, как психопатка, коей я, скорее всего, и являюсь, что почти теряю сознание. Я хочу его. Но он — плохая партия для меня. Наихудшая. И все же я сжимаюсь вокруг него, вбирая всего его глубже в себя.
Он выставляет меня на всеобщее обозрение прямо сейчас. Любой мог бы спуститься сюда и увидеть нас. Я могу только представить, как мы выглядим. Он полностью одет, а я голая и прижатая к стене. Помада размазалась, тушь потекла по моему лицу. Использованная им по полной программе.
Интересно, думает ли о том же и Ронан, когда он стонет и кончает внутри меня.
Без презерватива. Опять.
Господи. Этот гребаный парень.
Его лоб прижимается к моему, и мы оба просто держимся друг за друга, пока наше дыхание не успокаивается. А потом он отпускает меня, и я соскальзываю вниз по его телу, пока мои пальцы не касаются пола.
Его семя все еще сочится из меня, когда я наклоняюсь, чтобы поднять обрывки своей одежды. Я тщетно пытаюсь вести себя прилично, пока Ронан смотрит. Он уже застегнул молнию, и кроме его окровавленной губы, нет никаких признаков того, что он оприходовал меня по максимуму.
— Надеюсь, тебе понравилось, — говорю я ему. — Потому что это было в последний раз.
Он смотрит на меня. И мы оба знаем, что это ложь. Эта история между нами еще не закончилась. Я всегда буду рабыней этого человека. Я готова обслуживать его в любой день недели и дважды по воскресеньям. Потому что, черт меня побери, вот почему.
Он мог бы просто выйти и сказать это, если бы действительно захотел. Ткнуть меня в это носом и сказать ужасную правду. Вместо этого он просто говорит: «Я отвезу тебя домой».
ГЛАВА 24
Саша
Когда Ронан сказал, что отвезет меня домой, самым логичным было бы предположить, что он имел в виду мою квартиру. Поэтому, когда мы подъезжаем к незнакомому дому на Бикон-Хилл, я жду объяснений, глядя на его окутанный тенями профиль.
Но Ронан есть Ронан, и он не утруждает себя какими-либо объяснениями. Вместо этого он выходит из машины и подходит, чтобы открыть мне боковую дверцу, а затем провожает меня вверх по лестнице. Он оглядывает улицу, его глаза сканируют каждый автомобиль и куст поблизости. И я уже почти привыкла к тому, что он нервничает, но не так, как сейчас. Он в полной боевой готовности, и одно это заставляет меня нервничать.
— Что-то случилось? — спрашиваю я его.
Он свирепо смотрит на меня.
— Да, что-то определенно не так. Сегодня вечером ты демонстрировала свои сиськи и задницу всем парням. После того, как я забрал тебя. Сделал тебя своей женщиной.
Я все еще смотрю на него с недоверием, когда он тащит меня через дверь. А потом на меня нападает то, что я меньше всего ожидала увидеть в его доме.
Обезумевшая корги.
Я наклоняюсь, чтобы поприветствовать ее, и она облизывает мою руку, прежде чем вильнуть задницей взад-вперед и заскулить при виде Ронана. Он зовет ее на кухню и дает поесть, но очевидно, что она жаждет только его внимания. Ронан, кажется, не понимает этого… базовые, очевидные эмоции, и это просто так характерно для Ронана, что я не могу не улыбнуться.
— Она хочет, чтобы ты ее погладил, — говорю я ему. — Подержал ее.
— Откуда ты это знаешь? — спрашивает он.
Я хочу сказать ему, что это очевидно, но чем больше я нахожусь рядом с Ронаном, тем больше я узнаю, что он действительно нуждается в объяснении подобных вещей.
— Именно поэтому она так возбуждена, — говорю я. — При виде того, как ты входишь в дом. Она ведь делает так каждый раз, верно?
— Да, — отвечает он. — Я думал, это значит, что она голодна. Именно так сказал Кроу.
Я закатываю глаза и ставлю сумку на пол.
— Нет, Ронан. Это значит, что она скучала по тебе. В то время как ты выходишь в мир по своим делам ежедневно, собака взаимодействует только с тобой, поэтому ее удел ждать тебя с нетерпением каждый день.
— Но с чего бы это ей так радоваться? — спрашивает он.
— Потому что она любит тебя.
Он бросает взгляд на маленькую корги, которая сейчас смотрит на него с выражением, которое мне слишком хорошо известно. То же самое проклятое выражение появляется и у меня, когда я смотрю на него. Ронан идет к холодильнику, а собака подбегает ко мне. Я беру ее на руки и улыбаюсь.
— Ты и я, сестра, — бормочу я. — Мы всего лишь пара дурочек, да?
— Не хочешь ли чего-нибудь выпить? — чересчур официально спрашивает Ронан.
— Нет, — отвечаю я. — А как ее зовут?
Он снова появляется в поле зрения.
— Ее зовут собака. И как ты узнала, что это сучка?
Я хмуро смотрю на него и качаю головой.
— Тебе следует дать ей настоящее имя. И это довольно легко, Ронан. У нее нет яиц.
Он смотрит куда-то с выражением явного дискомфорта, а потом садится на диван. Он снова стал напряженным и неестественным, и я даже не знаю, что здесь делаю.
Я сажусь на свободное место и продолжаю играть с собакой.
— Может быть назвать ее Дейзи? — спрашиваю я его. — Думаю, ей подходит.
Несколько мгновений он наблюдает за собакой, а потом пожимает плечами.
— Это звучит… грандиозно.
— Ты слышишь это, Дейзи? — воркую я. — Тебя повысили с уровня простой собаки. Теперь у тебя есть настоящее имя.
Она скулит, а потом перевозбуждается и бежит к своему любимому хозяину.
— Почему я здесь, Ронан? — наконец спрашиваю я.
Он даже не смотрит на меня. И напряжение в его теле только нарастает с каждой минутой. Он встает и делает жест рукой.
— А ты пойдешь со мной? — спрашивает он. — Я хочу тебе кое-что показать.
— Хорошо, — осторожно соглашаюсь я. Он ведет себя очень странно. Даже больше, чем обычно.
Он идет по коридору, и я впервые замечаю, что планировка его дома очень похожа на дом Лаклэна, но мебели здесь намного меньше, и я сильно подозреваю, что у него почти никогда не бывает компании. Это дом, предназначенный только для работы. Ешь, спи и читай, судя по всему. Все чисто и аккуратно, но не слишком. В доме вообще не так уж много личных вещей. Никаких фотографий, никаких вязаных одеял или других вещей, которые обычно собирают на протяжении всей жизни.
