Ева услышала, как за ее спиной Строби закашлял и тут же кинулся прочь – в холл. Ева же вытащила оружие и, держа его на изготовку, стала медленно осматривать помещение. Интуиция подсказывала ей, что все, что здесь произошло, уже произошло, и тот, кто это устроил, благополучно скрылся, но она действовала строго по инструкции, осторожно продвигаясь по гостиной, стараясь при этом держаться ближе к стене.
– Если Строби в состоянии отвечать, выясните у него, где находится хозяйская спальня.
– По коридору налево, – сообщила Пибоди через минуту. – Но его все еще выворачивает наизнанку.
– Дайте ему какой-нибудь тазик, а потом закройте двери – лифта и входную.
Ева двинулась по коридору. Запах здесь был таким тяжелым, что она старалась дышать сквозь зубы. Дверь в спальню оказалась незапертой. Из щели была видна полоска яркого искусственного света и доносились звуки чарующей моцартовской мелодии.
То, что осталось от Бреннена, лежало на огромной кровати, застланной роскошным атласным покрывалом. Единственная рука была прикована серебряной цепью к изголовью. Ева догадалась, что ступни находятся в совсем другой части квартиры.
Стены наверняка были звуконепроницаемые, но в том, что человек перед смертью долго и страшно кричал, сомнений не было. «Интересно, как долго? – подумала она, разглядывая тело. – Сколько боли может вытерпеть человек, пока сознание не отключится?»
На второй из этих вопросов мог бы ответить покойный Томас Бреннен.
Он был обнажен, одна рука и обе ступни отрезаны, кишки выпущены наружу. Единственный глаз был обращен к зеркалу, где отражалось то, что осталось от тела.
– Господи Иисусе! – прошептала замершая в дверном проеме Пибоди. – Пресвятая Дева!
– Мне нужен мой походный набор. Вызовите наряд и выясните, где его семья. Да, еще позвоните электронщикам. Если Фини там, поговорите с ним, только не забудьте включить блокиратор – репортерам об этом знать незачем. Чем меньше подробностей станет известно, тем лучше.
Пибоди судорожно сглотнула, с трудом удержав в себе недавний ленч.
– Слушаюсь, мэм.
– Уведите Строби куда-нибудь подальше, я не хочу, чтобы он все это видел.
Когда Ева обернулась, Пибоди заметила мелькнувшую в ее глазах жалость. Но через секунду Евин взгляд снова стал взглядом профессионального полицейского – сдержанным и цепким.
– Давайте приниматься за работу. Этот сукин сын должен гореть в аду!
Когда Ева добралась наконец до дому, было около полуночи. Глаза у нее слезились от усталости, под ложечкой сосало, голова раскалывалась. Перед тем, как уйти с работы, она долго и тщательно мылась под душем в общей раздевалке – ей казалось, что все поры ее тела пропитались кровью и ужасом.
Больше всего ей хотелось забыть о том, что она увидела, и молилась Ева лишь об одном – чтобы, когда она ляжет наконец спать, перед глазами ее не встало изуродованное тело Томаса Бреннена.
Не успела Ева открыть дверь, как она распахнулась прямо перед ее носом. На пороге стоял Соммерсет, и вся его тощая скорбная фигура выражала, как всегда, глубочайшее презрение.
– Вы непростительно задержались, лейтенант. Гости уже собираются по домам.
Гости? В Евином изнуренном мозгу что-то забуксовало. Неужели они приглашали кого-то на ужин? И в любом случае, какое Соммерсету дело до того, когда она возвращается домой?!
– Пошли бы вы! – предложила она Соммерсету и ринулась к лестнице, но он ухватил ее своими костлявыми пальцами за локоть:
– Будучи женой Рорка, вы не можете манкировать некоторыми из обязанностей. Таких, к примеру, как помощь в приеме гостей – очень для вашего супруга важных.
Усталость как рукой сняло. Ее сменил праведный гнев.
– Поосторожнее! – Ева угрожающе сжала кулак.
– Ева, дорогая!
В интонации, с которой Рорк произнес эти два слова, были радость, легкое удивление и предостережение одновременно. Ева хмуро обернулась. Он стоял в дверях и выглядел так, как всегда, неотразимо. Она отлично знала, что Рорк так хорош вовсе не потому, что на нем отлично сшитый вечерний костюм. У него была потрясающая фигура – узкие бедра, плечи атлета, – и женское сердце замирало вне зависимости от того, что на нем было надето (или не надето). Его черные, как вороново крыло, волосы спускались почти до плеч, обрамляя лицо, словно сошедшее с полотна Тициана. Высокие скулы, ярко-голубые глаза и рот, созданный для того, чтобы читать стихи, отдавать приказы и сводить женщин с ума…
Меньше чем за год Рорк сумел сломить Евину оборону, подобрал ключ к ее сердцу и, что самое удивительное, получил не только ее любовь, но и доверие. Она считала его первым и единственным чудом своей жизни.
И все же порой он ее раздражал.
– Я опоздала. Прошу прощения, – сказала Ева скорее вызывающим, нежели извиняющимся тоном.
Рорк чуть заметно усмехнулся.
– Я отлично понимаю, что у тебя были более чем уважительные причины, – ответил он, протягивая ей руку.
Евина рука была холодной и напряженной, а в ее глазах цвета неразбавленного виски он увидел злость и усталость. Впрочем, к этому Рорк успел привыкнуть. Но она была бледна, и это его обеспокоило. На джинсах он заметил капельки засохшей крови и надеялся только, что кровь не ее.
Рорк поднес к губам ладонь Евы, не сводя при этом глаз с ее лица.
– Вы устали, лейтенант, – прошептал он. – Я как раз их выпроваживаю. Еще несколько минут, хорошо?
– Ну конечно. Да. Все нормально. – Ей наконец удалось побороть раздражение. – Прости, я тебя подвела. Знаю, это был важный ужин…
За его спиной Ева видела ярко освещенную гостиную, в которой сидело не меньше дюжины мужчин и женщин при полном параде. Шелест шелка, блеск драгоценностей… Видимо, истинных чувств, которые вызывало у нее все это великолепие, она скрыть не смогла, потому что Рорк рассмеялся:
– Пять минут, Ева. Уверяю тебя, это не так страшно, как то, с чем ты столкнулась сегодня днем.
Он ввел ее в гостиную и без тени смущения представил тем, с кем она не была знакома, деликатно напомнив имена тех, с кем она встречалась раньше. Пахло роскошными духами и дорогим вином, в камине пылали яблоневые поленья, но Ева никак не могла отделаться от запаха, преследовавшего ее весь день, – запаха крови и страха.
«Забавно, – подумал Рорк, – но она даже не представляет себе, как она прекрасна. Даже в линялых джинсах и потрепанной куртке, с всклокоченными волосами, бледная, с кругами под глазами. Не женщина, а воплощение отваги!»
Когда за последним из гостей закрылась дверь, Ева опустила голову и сказала:
– Соммерсет прав. Я просто не умею справляться с обязанностями жены. Тем более жены Рорка.
