Но после того как смерть забрала сначала Ричарда Сен-Сира, а затем и Сесила, Себастьян увидел себя виконтом Девлином. Что же касается Гендона, он иногда, как, например, тем долгим знойным летом, когда умер Сесил и загадочно бежала жена графа, думал, что ненавидит младшего сына. Ненавидит за то, что тот жив, а старшие его братья умерли.
— Тетушка Генриетта говорит, что ты ответил отказом на ее приглашение к завтрашнему балу.
При этих словах нижняя челюсть графа выдвинулась вперед с такой же воинственностью, с какой она выдвигалась, когда ему предстояло вступить в драку.
— У меня было более раннее приглашение.
Отец усмехнулся.
— И куда же, позволь спросить? В театр Ковент-Гарден?
Себастьян медленно выпустил воздух между губ, помолчал, пропуская последнее замечание отца мимо ушей, затем ответил:
— Тетушка Генриетта заинтересована в моем присутствии на балу только оттого, что кое-кто из ее знакомых имеет дочерей на выданье. Вот она и намерена составить мое счастье, представив меня этим девицам.
Если это замечание и прозвучало чуточку высокомерно, то по сути оно таким не являлось. Себастьяну было прекрасно известно, что, оставайся он до сих пор младшим из троих сыновей, ни одна сколько-нибудь честолюбивая лондонская мамаша и близко не подпустила бы его к своему чаду.
— Для тебя совсем не лишним будет познакомиться с девицами на выданье, — заметил Гендон. — Как-никак через месяц тебе двадцать девять.
— Но та барышня, которую моя дорогая тетушка напустила на меня в прошлый раз, весь вечер не говорила ни о чем, кроме похода на Сицилию флота его величества. И еще почему-то об Алкивиаде.
— Объяснение очень просто. Когда ты был представлен дочери герцога Бислея, ты отозвался о ней как о смазливой горлице, у которой перышек больше, чем мыслей. — Гендон негодующе откашлялся. — Краем уха я слышал, что та молодая особа, которую Генриетта имеет в виду на этот раз, девица весьма незаурядная.
Себастьян отложил вилку.
— Вам, отец, очевидно, известно, что в моей жизни есть женщина, к которой я неравнодушен.
— Мужчина, слава богу, может быть неравнодушен к кому угодно, и это не мешает ему иметь жену.
Себастьян продолжал в упор смотреть на отца.
— Я не отношусь к числу таких мужчин.
Гендон прорычал что-то весьма похожее на проклятие и резко поднялся, отшвырнув стул в сторону. Он был уже почти у двери, когда его остановил голос Себастьяна:
— Вместо того чтобы тратить время, подыскивая мне жену, лучше потратьте его на поиски нового камердинера для меня.
Гендон обернулся.
— Это еще почему? Ты только прошлым летом нанимал человека.
— Нанимал. А теперь уволил.
— Уволил? Почему?
Себастьян на минуту заколебался. На самом деле камердинер был уволен, потому что подглядывал за тем, как Себастьянов грум учил второго лакея обчищать карманы, но ему не хотелось, чтобы Гендон узнал об этом. Поэтому он сказал только:
— Вы знаете кого-нибудь?
— Поручу своему лакею заняться этим.
После того как отец ушел, Себастьян собрался было продолжить завтрак, но есть уже не хотелось. Он подумал пойти в кабинет, чтобы изучить рекомендации, представленные кандидатами на должность камердинера, либо заняться накопившейся корреспонденцией. Но ни одно из этих занятий не прельщало его.
Лучше отправиться в Сити и послушать, что расскажет доктор Пол Гибсон о причинах смерти молодого Доминика Стентона.
— Смертельной оказалась рана на шее, — сказал Пол Гибсон, завязывая на талии передник, весьма смахивающий на несвежий фартук мясника.
Они были старыми друзьями, Себастьян и этот одноногий ирландский хирург с умом ученого, пальцами целителя и тщательно скрываемой слабостью к сладким грезам, навеваемым маковым настоем. Они повстречались на ратных полях Европы, и теперь их связывала дружба тех, кто не раз смотрел в глаза смерти и кто знает все слабые и сильные стороны друг друга. Ни один человек в Англии не мог так блестяще произвести вскрытие, как доктор Пол Гибсон. Себастьян не только знал это, он знал и почему: тело человека стало библией для Гибсона, который все силы отдавал на изучение его хворей и травм; он исследовал это тело и учился по нему как по учебнику. Не одному из тех осквернителей могил, кто темными ночами с потайным фонарем и заступом отправлялся на какое-нибудь из кладбищ Лондона, Пол Гибсон был известен как весьма сговорчивый покупатель продукции, которую они могли предложить в результате своих экспедиций.
Сейчас двое друзей расположились в небольшом каменном строении позади хирургической палаты в Тауэре, где Гибсон проводил вскрытия и иссечения. Утренний туман давно растаял, явив взгляду ясное синее небо и солнечный свет погожего сентябрьского денька. До слуха Себастьяна доносились звонкая трель жаворонка и тихий гул пчелиного роя, кружившего над полуопавшими розами узкого палисадника, полосой протянувшегося между каменным зданьицем и хирургической палатой. Но воздух в помещении оставался удушливо-влажным и нес запах смерти.
Себастьян снова посмотрел на обнаженное изувеченное тело Доминика Стентона, навзничь лежавшее на грубой гранитной скамье. Хирург еще не приступил к вскрытию, успев сделать лишь самые необходимые приготовления, но даже на дилетантский взгляд Себастьяна разрез на горле молодого человека выглядел довольно аккуратным и точным и представлял резкий контраст тому кровавому месиву, в которое были превращены его ноги.
— Надеюсь, она была нанесена первой.
— Весьма похоже. — Неловко подпрыгивая на здоровой ноге, Пол Гибсон перебрался на другую сторону скамьи. Он лишился левой голени в одном из сражений. — Разрез был произведен движением слева направо. Возможно, убийца находился позади жертвы.
Себастьян вопросительно глянул на худое смуглое лицо друга.
— Но я не вижу ни малейших следов крови на галстуке.
— Я тоже заметил это обстоятельство. И оно дает мне основания подозревать, что одежда жертвы — галстук вместе с пальто, жилетом и рубашкой — была удалена перед нанесением раны. После чего убийца выпустил из тела кровь и затем снова надел на труп одежду.
— Боже милостивый! То же самое было проделано с телом Барклея Кармайкла.
Гибсон нахмурился.
— Ты говоришь об убийстве, происшедшем в июне?
— Да.
Себастьян внимательно изучал лежавшее перед ним тело. Военный опыт научил его различать те изменения, которые приносит каждый час, протекший после смерти.
— Ты мог бы назвать время убийства Стентона? Приблизительно около полуночи?
