— Митька, брысь с печи! Тетеньку положим в тепло место! — скомандовала строгим голосом мать, и семилетний парнишка недовольно слез с облюбованного местечка.
— Мне только ночь скоротать, а утром я вернусь в свой дом! — обеспокоилась смущенная гостья.
— Не спорь, Акулинка, я твой кашель за версту услышала. Гавканье — будто собака голодная с цепи рвалась!
Здоровье недавней утопленницы было слабое, купание в ледяной воде серьезно навредило организму. До своей деревни Акулина добралась с огромным трудом, боялась не добраться и умереть по пути. Настя заставила ее выпить горячего молока с краюшкой хлеба и загнала на самое теплое место — печь, дабы та «прогрела косточки».
— К утру будешь как новенькая! — приободрила ее мать семейства и ушла в свою спальню.
Изба у Насти была в несколько комнат — самая большая в деревне, да еще и с трубой. В остальных постройках печи топили «по-черному», дым уходил в маленькое окошко под потолком, со временем стены внутри коптились, и стоял стойкий запах гари.
Для детей была целая комнатка, отдельная от родительской спальни и помещения, где находилась печь и длинный стол. Акулина заснула сразу же, как только ее голова соприкоснулась с огромной перьевой подушкой. Утром ее не смогли разбудить горластые петухи, но громкий выкрик «Акулинка» поднял в считанные секунды. Сидящие за столом дети, увидев перепугавшуюся спросонья гостью, рассмеялись. Оказалось, что самая младшая четырехлетняя дочь тоже была Акулиной, и строгий материнский рык предназначался именно ей, это дитя было неспокойное, и с трудом засиживалась на одном месте.
— Садись, давай, за стол. Мои ребята уже поели, — произнесла Настя, глядя на подругу, а после скомандовала детям: — Марш во двор! Дел невпроворот. Егорка, Николашка, Митька — за дровами. Машка, Акулинку одень, пусть помогает вам с Марфой!
Ребятня бросилась в свою комнатку на сборы, а Настя торопливо убрала лишнюю посуду, оставив только деревянную плошку для гостьи. Акулина умыла лицо у рукомойника и поспешила к столу. Чувствовала она себя намного лучше и впервые за несколько дней ощущала голод. Ей оставили вареное яичко и кашу, которые были съедены с огромным удовольствием.
— А Мишка где? — поинтересовалась Акулина, вспоминая первого красавца на деревне.
— Соскучилась? — усмехнулась Настя, затем помрачнела и уныло произнесла: — Мишка… шесть детей нажили, а ни одного слова ласкового после свадьбы от него не слышала. Отцу все в ноги кланялся. Работать не хотел, только дурака валял. Помер он… Прошлым летом, сразу апосля отца твоего.
— Отчего твой муж умер?
— Напился, да шею себе свернул. Прибрал Бог лентяя!
— И… как ты одна справляешься?
— Почему ж одна?! У меня вон — шестеро помощников! Родители умерли, так все наследство поделили. Братья-сестры разъехались кто куда, а я тут осталась… Вроде как где родился, там и пригодился.
— Твой старший сын очень похож на Мишку.
— Егорка! Ему тринадцать. Одно радует: не лентяй, как отец.
— Тринадцать, — выдохнула Акулина, удивившись, какая это большая цифра. На год больше прошло с того момента, как они с Настей угодили в яму и с ее похорон.
— Я все время рассказываю детям, про мою подругу, которая мечтала выйти замуж за барина и все время ждала, пока он приедет за ней. Ты помнишь?
— Вся деревня потешалась надо мной.
— Но где ты была все это время? — любопытствовала Настя, подсев поближе.
— Я путешествовала. Ездила по разным… местам. Бывала в разных… домах. Жила в Петербурге.
— В Петербурге? Ух ты! — восхитилась Настя, и, понизив тон, уточнила: — А царя видела?
Акулина отрицательно покачала головой, чем разочаровала свою подругу. Путешественница замешкалась, придумывая новую тему для дружеской беседы, ей не хотелось больше отвечать на вопросы о прошлом.
— Одна из твоих дочерей Акулина? — уточнила гостья, просияв.
— Да, — безрадостно произнесла Настя. — Мишка ее так назвал. Больше всех ее и любил. Все с ней возился, пока не помер.
Акулина понимала подстрочник этих слов и не желала продолжения разговора про Михаила. Она снова перевела тему, вспомнив времена, когда они были девчонками: походы на речку с купанием нагишом и сбор трав для приворотного зелья, которое оказалось бесполезным, споры по всяким глупостям и мечты поскорее повзрослеть…
Когда парение в облаках ностальгии закончилось, они снова окунулись в насущные дела. Настя нашла старый тулуп и пару валенок для подруги, дабы та не замерзла в разгар холодной зимы и направились с ней в дом ее родителей, чтобы сделать его хоть немного пригодным для жилья. Главной трудностью являлась печь, которую предстояло растопить, ведь огонь в ней не горел больше года. День обещал быть долгим, но с него начинался новый период в жизни Акулины. Все, о чем теперь она мечтала, — душевное спокойствие и отсутствие мыслей о Василии.
Глава 21
Все тайное становится явным
Возле склепа Василий простоял долго, не решаясь войти внутрь. Сердце отчаянно билось, молодой мужчина опасался, что его недавний сон станет явью, и он найдет в саркофаге тело Акулины, героически закрывшей своим хрупким телом пробоину-проклятье в корабле-судьбе. Пробравшись в гробницу, он зажег лампадку слева у входа и поторопился сдвинуть каменную крышку, которая словно приросла и никак не поддавалась.
— Бог в помощь! — проскрипел чей-то голос. От неожиданности Василий вскрикнул и со страхом посмотрел в сторону выхода из тесного неопрятного помещения, там стоял старик с керосинкой. Мошенник быстро сориентировался, предположив, что перед ним — вездесущий Степаныч, благодаря которому они несколько дней не могли встретиться с Акулиной, планируя хищение возле Кривого озера неподалеку, дабы обговорить план действий. Ограбление данного поместья было последним в длинном списке и в каком-то смысле роковым, поэтому детали восстановились в памяти без труда.
— А я смотрю к нашей невестушке гость! — иронизировал седобородый мужичок, поправив старую бобровую шапку и не новое чуть большеватое пальто с барского плеча. — Не удержалси, поспешил поздоровкаться!
Необходимо было срочно выкручиваться из столь неприятной ситуации, и Василий решил блефовать, он сложил руки на холодный камень и трагическим голосом произнес:
— Даже в этот скорбный момент возникает препятствие, и я не в состоянии выполнить последнюю волю моего отца, который слал своей матушке горячий привет и заверения в вечной сыновей любви.
— Ты чего это? — опешил Степаныч. — Какой еще матушке?!
