Калли
– Я нервничаю из-за Кайдена, – признаюсь я Сету, когда он провожает меня в мою комнату.
Этим утром у нас нет лекций, и мы решили сходить куда-нибудь позавтракать – только он и я, чтобы поговорить.
К счастью, шарфа на ручке двери нет. Когда я вхожу, Виолетты в комнате тоже не наблюдается. Лишь валяются повсюду банки из-под содовой, а на столе лежит неприглядного вида сэндвич.
– Можно, я дам тебе совет? – спрашивает Сет, глядя на неубранную кровать Виолетты. – Облей тут все каким-нибудь дезинфицирующим средством.
– Принято. – Я вынимаю из комода рубашку в клетку и джинсы. – Ты не мог бы выйти? Я переоденусь.
– Только поторопись. – Сет, кивая, пятится к двери. – Я умираю с голоду.
Он закрывает за собой дверь, я снимаю рубашку. Она пахнет сахарной ватой и табачным дымом. Вдыхаю запах и вспоминаю ощущение от поцелуя Кайдена. Потом бросаю рубашку на кровать, надеваю свежую, в клетку, затем джинсы и беру расческу, чтобы зачесать наверх волосы, но останавливаюсь. Думаю о своих страхах и о том, как Сет сказал мне сегодня утром, что я должна послать их куда подальше.
После ночного происшествия, прежде чем вернуться к Сету и лечь в постель, я поклялась себе, что больше такого не повторится, никогда. Проснувшись, я почувствовала себя лучше.
Снимаю резинку, и волосы рассыпаются по плечам.
– Ты можешь это сделать, – говорю я себе и беру сумку. – Ты целовалась с парнем, и ничего.
Я выхожу из комнаты с улыбкой на губах, но радость улетучивается, когда я вижу Люка. Он разговаривает с Сетом, у обоих лица невеселые. Люк одет в черные джинсы и черную же облегающую футболку. Так много черного, но ему идет.
Сет ловит мой взгляд, его глаза полны сочувствия и жалости. Брови у меня невольно хмурятся, и я подхожу к парням:
– Что случилось?
– А, Калли. – Люк оборачивается, вид у него какой-то виноватый. – Как дела?
– Помаленьку. – Я заправляю за ухо прядь волос. – Мы с Сетом собираемся пойти завтракать.
– Да, мы как раз об этом говорили. – Люк поворачивается и начинает быстро пятиться, будто хочет поскорее скрыться от меня. – Я спрашивал, нельзя ли мне взять его машину, но ничего, найду кого-нибудь другого.
– А что? Где твой внедорожник? – спрашиваю я.
Плечи Люка деревенеют, он застывает посреди коридора.
– Кайден взял его и уехал куда-то. – Люк машет мне рукой, разворачивается и удаляется. – Встретимся позже.
Он скрывается за стайкой девочек из группы поддержки, одетых в одинаковую форму.
– Что все это значит? – Я в растерянности оборачиваюсь к Сету.
– Нам нужно поговорить. – Он задумчиво смотрит на меня, потом вздыхает и берет под руку.
Мы выходим на улицу. Холодно, небо затянуто облаками. Во дворе оживленно, по жухлой траве катятся кувырком желтые и оранжевые листья.
– Ты наконец объяснишь, почему смотришь на меня так, будто собираешься сообщить о смерти моей собаки? – спрашиваю я, когда оказываемся на парковке.
Сет смотрит по сторонам, и мы быстренько подбегаем к машине.
– Я должен тебе кое-что сказать, но не знаю, как ты к этому отнесешься.
Он отпускает мою руку, и мы расходимся в разные стороны, чтобы сесть в машину. Захлопываем дверцы, Сет включает двигатель и прокручивает список мелодий на дисплее встроенного в приборную доску компьютера.
– Кайден взял машину Люка. – (Начинает звучать мелодия.) – Чтобы съездить на пару дней домой.
– Хорошо, и что вас так напрягает? – Я накидываю на плечо ремень безопасности.
Сет переключает рычаг передачи на задний ход и смотрит через плечо, выруливая с парковки.
– Ну, странно, что он ничего не сказал тебе. – Сет крутит руль и выворачивает на проезжую часть. – Погоди-ка. Или сказал?
– Нет, но почему он должен мне говорить? Мы едва знакомы.
– Калли, ты целовалась с ним вчера вечером и давала ему потискать твои сиськи.
– Эй, я же доверилась тебе.
– Расслабься. – Сет приподнимает пальцы с руля. – Я просто отмечаю, что это был серьезный шаг для тебя, важный шаг. Ты бы не вела себя так с любым парнем.
– Кайден мне нравится, – признаюсь я. – Но это не означает, что он должен отчитываться передо мной во всех своих поступках. Я не его девушка.
– И что с того? – Сет убавляет звук. – Он должен был как-то объясниться, а не просто взять и уехать. Ведь он знал, что ты наверняка захочешь его увидеть. Калли, тебе известен его секрет, вероятно, самый страшный, а это очень усложняет отношения между людьми.
Он цитирует психологический тест. Я складываю на груди руки и отворачиваюсь к окну, следя за тем, как листья несутся по ветру и забиваются в водостоки.
* * *
Вернувшись домой, я сажусь писать дневник. Пишу и пишу, пока пальцы не начинают болеть. Мне нужно выплеснуть накопившееся внутри, но я не смею доверить свои мысли никому, кроме листа бумаги. В писанине нет ничего предосудительного, ничего постыдного, только свобода. Едва ручка прикасается к бумаге, я оживаю.
Тот день, когда я изменилась, – он как шрам. Он всегда со мной, в моей памяти, я всегда буду его помнить, не сумею забыть. Прошла неделя после моего дня рождения. Я заперлась в ванной и смотрела в зеркало целую вечность. Раньше мне нравилось, как я выгляжу, – длинные волосы, которые так здорово заплетать в косы. Для своего возраста я всегда была мелковатой, но вдруг мне захотелось стать еще меньше – вообще невидимой. Мне больше не хотелось существовать.
Я вытащила из ящика ножницы и, не раздумывая, начала кромсать свои длинные каштановые волосы. Меня не заботило, как будет выглядеть стрижка, я просто резала, иногда даже закрывала глаза, отдаваясь на волю судьбы, которая уже один раз отыгралась на мне.
– Чем хуже, тем лучше, – шептала я с каждым новым движением ножниц.
Когда дело было сделано, я стала сама на себя не похожа. В последние дни я плохо спала, под глазами появились черные круги, губы пересохли и потрескались от обильной рвоты. Я чувствовала себя ужасно. В голове возникла мысль, которая вызвала слабую улыбку: теперь никто не взглянет на меня и не захочет ко мне приблизиться.
Когда я появилась на кухне, одетая в куртку брата и самые мешковатые штаны, какие только смогла отыскать, мама побледнела как полотно. Отец сидел за столом и завтракал, он посмотрел на меня с ужасом. Мой брат и Калеб тоже пялились на меня с отвращением.
– Чё это с тобой? – спросил брат, выпучив глаза.