— Вы только полюбуйтесь — я из кожи лезу, чтобы угодить Антонии, и вот вам благодарность. Ведь я же извинилась, не так ли? Сейчас возьму тряпку и все вытру.
Неужели и правда глупо обращать внимание на такие пустяки, подумала Антония. Но ведь они сами придают им значение. Вон какое испуганное лицо у Саймона, и Айрис изо всех сил пытается теперь все загладить.
— Зачем же, я сама все уберу, — медленно сказала Антония. — Я просто не люблю, когда трогают мои вещи, вот и все.
— Никто не любит! Саймон, не смотри на меня так грозно. Я искала те пропавшие таблетки снотворного, — услышала Антония, когда Айрис с Саймоном вышли.
Настоящий спектакль. Генриетта непременно оценила бы его по достоинству. Антонии вдруг нестерпимо захотелось расхохотаться, и она зажала рот ладонью, глядя на рассыпанную пудру. Вот только случайно ли ее рассыпали? Казалось, будто, сунув в пудру палец, кто-то пытался неуклюже писать ею. Она увидела «Л», «А», затем что-то неразборчивое и снова четко выписанную «А». Что там такое получается? — «Л», «А», затем, кажется, «Р» и еще одна «А». «Лаура! «— молнией пронеслось у нее в мозгу.
Подойдя к окну, Антония машинально распахнула рамы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она сразу заметила над невысокой каменной оградой, которая тянулась перед крутым обрывом вниз, чью-то голову. Положив руки на парапет, мужчина легко перепрыгнул через ограждение и, Оглянув на лом, быстро зашагал по лужайке. Это был Дугал Конрой.
Она как сумасшедшая замахала ему руками:
— Дугал! Дугал! Подождите. Я спущусь к вам.
Конрой поднял голову. Даже издали было видно, как его лицо сразу как будто осветилось изнутри. Он на что-то показывал, и Антония догадалась, что он предлагает ей вылезти из окна и спуститься по пожарной лестнице. Неужели он думает, что ее держат под замком?
Впрочем, мысль все равно неплохая. Из холла эта часть здания не видна. Она сможет поговорить с Дугалом без лишних глаз.
Встав на подоконник, она начала спускаться по крутой лестнице.
Дугал стоял у ее подножия и, когда Антония спрыгнула с последней ступеньки, он молча обнял ее.
На минуту ей показалось, что ничего серьезного до этого вообще не произошло. Жизнь как будто только начиналась. Как забавно, забавно и мило, что с Дугалом Конроем, у которого такое строгое лицо, честные голубые глаза, золотистые брови и непослушные волосы, произошла такая чудесная перемена.
Неожиданно он выпустил ее из рук и смущенно сказал:
— Простите. Мне очень жаль, что так получилось.
— Дугал Конрой, если вы еще раз скажете, что жалеете об этом, я преспокойно сброшу вас вон с той скалы.
Дугал шагнул в сторону. На его скулах заиграли желваки.
— Не говорите так, — попросил он. — Потому что, по-моему, кого-то уже сбросили со скалы.
Черная туча ужаса вернулась и снова закрыла ясный день.
— Гасси! — прошептала она. — Только не Гасси.
— Не знаю. Я спускался по веревке, привязав ее к парапету. Воспользовался тем, что в доме никого не было.
— И что?
Антония постаралась не думать о том, как Дугал висит над пропастью на веревке. Со все возрастающим страхом девушка слушала его рассказ:
— В двадцати футах вниз растет наполовину вырванный куст. На нем я и нашел вот это. — Он показал ей выцветший голубой лоскуток.
Антония вдруг отчетливо представила себе тощего загорелого Гасси в изношенной рубашке и залатанных брюках. Пусть плутоватого и в любую минуту готового соврать, но живого, пока еще живого.
— А как же удочки, Дугал? — наконец проговорила она.
— Их легко могли туда подбросить.
Антония подавленно кивнула:
— Пожалуй. Все равно, этот лоскуток еще ничего не доказывает. Может, это просто обрывок белья, которое повесила на веревку Белла. Здесь такой жуткий ветер.
Дугал недоверчиво посмотрел на девушку.
— Если с Гасси это все-таки случилось, — Медленно и нехотя начала она, — то лишь потому, что он кое-что знал или у него что-то было. То, что представляло для кого-то опасность. Дугал, мы должны узнать, что это.
— Я понимаю.
— Послушайте, — взволнованно сказала она, — не говорите пока полиции о вашей находке. Ведь если они приедут, все будут начеку, и мы так ничего и не выясним. Я кое-что придумала. Вечером мы все едем на танцы. Я тоже поеду, но где-нибудь через час незаметно сбегу, возьму такси и вернусь сюда. Давайте встретимся здесь часов в одиннадцать. К этому времени, если я не ошибаюсь, Белла будет уже пьяна и, кроме нас, в доме никого больше не будет.
— Вот это да! Подумать только! — послышался вдруг громкий голос Джойс Холстед. — Полюбуйтесь-ка на этих голубков!
Вместе с мужем она гуляла вокруг дома и, смеясь, говорила:
— Ничего-ничего, мы вам не помешаем. Но здесь немного свежо, вы не находите?
— Ну, как вам мой план? — тихо спросила Антония у Дугала, улыбаясь Джойс.
— Идет, — согласился он. — Но мне ужасно жаль, что вам придется ехать на эти танцы.
— Ничего не поделаешь. Они ни за что не оставят меня здесь одну. Во всяком случае сейчас.
— Пожалуй, вы правы. Все равно мне не хочется отпускать вас с ними. Мне вообще не хочется вас здесь оставлять.
— Почему же, Дугал? — Девушка попыталась шутить, но дрожащий голос выдавал ее волнение. — Уж не влюбились ли вы в меня? У меня такие рыжие волосы. Ведь вам совсем не нравится этот цвет. Наверное, они вам что-то напоминают.
— Влюбиться в вас! — в отчаянии воскликнул он. — Да с какой стати я стану в вас влюбляться? Ведь у вас столько денег!
— Денег? — удивилась она. — Вы имеете в виду наследство тети Лауры? Но, ей богу, вы сильно преувеличиваете. Неужели в Новой Зеландии четыре тысячи фунтов — целое состояние… — Она осеклась, увидев на его лице муку. — Дугал, я угадала — мне досталось больше! — прошептала она. Вы хотели, чтобы я узнала об этом?
Он кивнул.
— Тогда быстрее говорите.
— Да, вы получите больше, — мрачно сказал он. — Всего лишь тысяч на четыреста больше.
Когда Антония вернулась в дом, в холле был один Саймон. Он поднимал к губам палец, на котором сидел лимонно-желтый Джонни, и причмокивал губами. Внимательно оглядев Саймона блестящими глазками-бусинками, попугайчик вдруг потерся маленьким крючковатым клювом о губы хозяина, а затем взволнованно о чем-то затараторил.
Услышав шаги Антонии, Саймон осторожно довернул голову:
— Ты закрыла дверь? — прошептал он.
— Да.
— Я запер Птолемея в сарае. Айрис рассвирепеет, если узнает. — Он погладил по гладкой спинке птички пальцем. — Мне надо больше заниматься с Джонни. Он забывает свой словарный запас. К тому же он стал такой нервный.