— Ой, Зиночка! — Воскликнула Ольга. — Как я рада тебя видеть! Ну, как?..
Она подскочила, обняла подругу, стараясь не прикоснуться мясными ладонями к одежде, тормошила предплечьями, отодвигая от себя и всматриваясь в лицо. Потом ополоснула руки, вытерла полотенцем и разглядывала немного со стороны. Схватила за рукав и потащила в подсобку.
— Пойдем, расскажешь все… Перекурим, есть немного времени, пока мясо закипает и варится.
Они уселись на топчан, закурили.
— Ну-у, не тяни, рассказывай, — торопила ее Ольга, волнуясь и глубоко затягиваясь дымом.
— Нормально все, — не зная с чего и начать, ответила Зинаида.
— Нормально?.. Да ты на себя посмотри — светишься вся, лучишься — торопила ее подруга.
Зина в расплывшейся улыбке пожимала плечами.
— Нормально… — словно стесняясь, повторила Зина. А потом словно прорвало: — Как я счастлива, Оленька! Представить себе до сих пор не могу… Ощущаю все каждой клеточкой… Такой милый и ласковый!.. Нежный! Ведь никем я была. А теперь?.. Дом, семья!.. Как здорово, Оленька!
— Конечно здорово! — радовалась за подругу она. — Замечательно! — Потом вдруг скисла. — А я, вот, так и не нашла себе счастье… Хорошо, конечно, что оказалась в Центре, подлечилась немного… С ужасом вспоминаю те дни, когда села на иглу, и до этого, и после. — Ольга похлюпала немного носом, высморкалась в платочек и продолжила: — Ни детства, ни юности… Мать с отцом спились, вечные попойки с разборками, дома пожрать нечего, одевалась, как попало… Потом, вот, с одной девчонкой познакомилась, что б ей на том свете хуже всех было, что б черти каждый день жарили. Вспоминаю ее, суку, часто… Лучше бы по помойкам шарилась, в фирму пошла работать. Пусть и проститутка, но не наркоманкой бы стала. А так что? Заработаешь немного и все на чертов героин спустишь. Ни поесть толком, ни одежды, ни жилья своего, ни денег. Живешь одним днем, одним часом…
Ольга махнула рукой, вытащила новую сигарету и прикурила. Зинаида попыталась успокоить подругу.
— Ничего, Оленька, все образуется. Ты уже полгода не колешься. Поправилась, похорошела. И специальность у тебя есть. Найдешь парня, родишь детей… К наркоте назад не вернешься — насмотрелась всего вдоволь, прочувствовала все задницей.
Ольга согласно кивала головой, пускала клубы сигаретного дыма, иногда разводя его рукой.
— Да, Зина. Только на это и надеюсь. Может кого здесь встречу? Пятнадцать парней привезли, ты знаешь. Может и получится что-нибудь… Ты с катушек не слети — такое счастье раз в жизни бывает. И то не всегда, и не всем.
Она замолчала, тяжело вздохнув. Зинаиде стало жаль подругу.
— Ничего, Оленька, все обойдется. Я тоже большого счастья не видела. И может даже хуже было, чем тебе. Ты хоть кого-то ругаешь, винишь в своей доле, а мне упрекать некого. Сама во всем виновата. А от этого еще горше… Вроде бы все было… Но, как же не покурить, не выпить и не поматюкаться с парнями. Крутая девчонка… Колется… — Она усмехнулась. — Родителей своих достала — все из квартиры вытащила…продала. Один раз даже мебель спустила. Отец тогда в горячке меня из дома выгнал, бросил в сердцах, что лучше бы я сдохла от передозировки, не мучила ни кого и сама не мучилась. Конечно, никто мне смерти не желал. Отец потом искал меня почти целый месяц, нашел в одном притоне и вернул домой. Но денег не давал, да и особо не из чего было. Ходила на дорогу, зарабатывала сама, ты знаешь. Врала родителям, что работаю в вечернюю смену, они понимали и не допекали вопросами.
Зина замолчала и подруги сидели, каждая думая о своем, личном. Обе хотели и мечтали жить лучше, вариться в общественном бытие, которое в силу ряда известных причин отвергали и которое относилось к ним настороженно и недоверчиво.
Зинаида вдруг спохватилась:
— Ой, мне же надо домой бежать — обед готовить. Я за продуктами пришла. Отстегнешь?
— Бери, — устало произнесла Ольга и поплелась к плитам.
Чужое счастье разбередило душу, сдавило сердце. И если бы сейчас было несколько чеков с героином — укололась бы непременно. Не посмотрела на прошлое, на только что сказанное, махнула на будущее… Не обрела еще истинной веры в свое излечение и возможность изменить судьбу. В такие моменты и совершаются срывы… И снова покатится человечек по наклонной, станет вспоминать со вздохом дни без наркотиков, жалеть, что не выдержал и укололся. Именно в эти часы и минуты остро нуждается он в поддержке близкого, родного существа, а его, как правило, нет рядом или вообще нет.
Зинаида вернулась в дом немного расстроенной. Сердцем она понимала подругу, переживала за нее. Тяжело видеть чужое счастье, когда своего нет. И только сильный человек может радоваться, а не огорчаться от сторонней фортуны. Ум же твердил другое: чего раскисать, жизнь в Центре классная, здоровье идет на лад, парни под боком гарные. Лови момент — не хочу… И за подругу порадоваться не мешало бы. А то встретила с весельем, а проводила за упокой.
Она отогнала мысли, повесила телогрейку на вешалку и усмехнулась, глядя на свой ватник. «Ничего, не все сразу и скопом. Будет и пальто хорошее или шуба, будет и другая одежда». Зина повеселела от приятных размышлений и прошла на кухню. «Все получится, все станет прекрасно и здорово!»
Она глянула на часы и заторопилась, решила приготовить мужу мясо по-капитански. Резала его мелкими кусочками, руки, словно соскучившись по любимому делу, быстро управляли ножиком. А мысли витали далеко от стола. В настоящем и будущем, к прошлому нет возврата.
Степан появился внезапно. Она ждала, как раз закончила делать королевский салат, и все равно вздрогнула. Выбежала в коридор, бросилась на шею и заплакала беззвучно, прижимаясь всем телом и пряча счастливое, мокрое личико.
Караваев не задавал вопросов — от чего слезы, понимая их истинную причину, и искренность чувств радовала. Он, прижимая девушку одной рукой за талию, второй смахнул капельки с лица, как бы вытер еще раз пальцами и заговорил ласково:
— Вот… теперь все в порядке, никакой сырости, — и улыбнулся. — Я на минутку забежал, за тобой. Пойдем обедать вместе.
Он уже заходил перед этим в столовую и по загадочной улыбке Ольги, по тому, как она подала ему на пробу только несколько ложек вместо привычного настоящего обеда, догадался, что на прием пищи его ждут дома. Решил не говорить об этом, предоставляя жене, как не привычно звучит это слово в первые дни, эксклюзивное право на презентацию.
— Нет, милый, в столовую ты больше ходить не будешь.
Зина быстро расстегнула ему пуговицы на дубленке, снимая с плеч, улыбалась.
— Иди, мой руки — она подтолкнула его ласково к ванной, а сама заторопилась на кухню накрывать на стол.
