Саманта чувствовала себя очень комфортно в объятиях Мэтта, лежавшего рядом с ней. Его тело излучало тепло и особый мужской запах, присущий лишь ему одному. Она вдыхала этот запах полной грудью, надеясь запомнить его. А потом высунула язык и лизнула Мэтта в плечо, желая попробовать на вкус плоть, находившуюся так близко от нее.
— Мм… Как вкусно! А главное…
Уж не грезит ли она, вдруг задалась вопросом Саманта и открыла глаза. Затем бросила взгляд на постель рядом с собой. Тусклый свет занимающегося утра проникал в комнату сквозь щели висевших на окнах штор. А потом она увидела наблюдавшие за ней знакомые светлые глаза. В следующее мгновение губы Мэтта соприкоснулись с ее губами, и Саманта, желая продлить поцелуй, буквально впилась губами в его губы. Итак, после всего того, что у них было, он ее не оставил. Осознание этого внушало надежду.
— Я должен ехать, Саманта.
Ах, какой тяжкой порой бывает реальность!
Нахмурившись, Саманта вслушивалась в слова, которыми он счел нужным завершить первую ужасную фразу.
— Не могу больше откладывать разговор с Дженни. Очень важно, чтобы мои объяснения опередили гадкие сплетни и слухи на наш счет, которые до нее непременно дойдут.
Но иногда реальность поворачивается к нам и своей светлой стороной.
— Что с тобой, Саманта?
— Ничего. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней. — Саманта нервно убрала со лба золотистую прядь, упавшую ей на лицо. — Не представляю только, что именно ты ей скажешь?
Поскольку Мэтт промолчал, Саманта снова задала этот вопрос.
— Итак, что ты собираешься ей сказать, Мэтт?
— Я… собираюсь ей сказать, что… — Мэтт замолчал и покачал головой. — Это не так просто, Саманта. Мы с Дженни всегда были очень дружны и ничего не скрывали друг от друга.
— Стало быть, она твой лучший друг, на котором ты собирался жениться? — не без иронии осведомилась Саманта.
— Я знаю, что тебе трудно это понять, но раньше для меня быть с женщиной означало чувствовать себя цельным человеком. Она же дополняла меня, являлась своего рода моим вторым я, а посему такие вещи как страсть или вожделение по отношению к ней казались мне просто недопустимыми. Если разобраться, я вообще не испытывал подобных чувств ни к одной женщине и считал, что так будет всегда. Когда умер отец и ответственность за сохранность ранчо перешла ко мне, я стал думать, как жить дальше. Я тогда мало что понимал, но знал точно одно: ранчо необходимо сохранить любой ценой. Ведь отец вкалывал всю жизнь только для того, чтобы передать его мне. Кроме того, оно было и остается моим единственным домом, поскольку я нигде, кроме этого ранчо, не жил. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что для спасения ранчо необходимы весьма значительные усилия и один я такую работу не потяну. Дженни же находилась в сходном со мной положении, поскольку у нее престарелый отец, а братьев, которые могли бы унаследовать его ранчо, нет.
Последняя ремарка заставила Саманту нахмуриться еще больше, и Мэтт поторопился объяснить ей свою точку зрения.
— Это трудный для проживания край, Саманта, и земля здесь тяжела для обработки. Так что без близкого мужчины жизнь Дженни после смерти отца превратится в тяжкое испытание, даже, я бы сказал, непосильное. Между тем их ранчо граничит с моим, а ее отец, насколько мне известно, очень хорошо ко мне относится. Так что решение проблемы для меня было очевидным. При этом я совершенно искренне считал, что преданной дружбы вполне достаточно для заключения брака. Тем более хранить ей верность не составляло для меня никакого труда. До встречи с тобой.
Мэтт помолчал и едва слышно добавил:
— Но после этого все изменилось.
Сердце Саманты забилось с удвоенной силой. Она ожидала от него слов любви и приязни, которые так хотела услышать, но Мэтт как ни в чем не бывало продолжил:
— Короче говоря, я должен сказать Дженни, что нашим планам не суждено осуществиться. Так по крайней мере будет честно.
Саманта мрачно кивнула. Все, что говорил Мэтт, заключало в себе истину. Он просто обязан сказать Дженни правду. Но всей правды он бы все равно сказать ей не смог. Того, к примеру, что она любит его и, хотя приехала в Техас с совсем другой целью, страсть к нему заставила ее изменить свои первоначальные намерения и пожертвовать всем, ради чего она жила на этом свете.
Саманта не произнесла ни слова, когда Мэтт встал в полный рост и пробивавшийся из щелей в шторах свет позолотил его нагую плоть. Не имея сил отвести от него глаз, она исследовала взглядом его сильное мускулистое тело, ставшее таким благодаря неустанным тяжким трудам. Хотя она всегда знала, что он малость ниже ее ростом, раньше ей как-то не приходило на ум, насколько широки и мощны его плечи. Такими же мощными и сильными были у него руки и торс, а ноги казались высеченными из твердых пород дерева.
Потом Саманта перевела взгляд на его тонкую талию, испытав привычное возбуждение при виде темной волосяной дорожки, шедшей по животу и окружавшей те части его тела, которые, как она какое-то время думала, принадлежали ей одной. Она боготворила его плоть, как и он боготворил ее тело — до такой степени, что склонялась перед ним, как перед святыми дарами. Она вдруг вспомнила, как он проникал в ее лоно — резко и торопливо, словно опасаясь, что ее у него отберут. Но поскольку никто этого делать не собирался, его мужское естество в скором времени обретало подлинную свободу и увеличивалось у нее внутри до весьма внушительных размеров. А еще она вспомнила, как его мужское естество содрогалось у нее внутри за мгновение до того, как он взлетел на вершину блаженства вместе с Самантой.
Неожиданно, она задалась вопросом, насколько значимы для него все эти важные для нее вещи, навеки врезавшиеся ей в память. Возможно, у него все по-другому и он ценит в физической близости совсем не то, что ценит она.
Чувство страха перед грозным и неопределенным будущим, ощущения которого она счастливо избегала, находясь в его объятиях, вновь стало постепенно завладевать ею. К примеру, Мэтт не спросил, есть ли у нее какие-нибудь другие тайны, когда она поведала ему о причинах своего приезда в Уинстон. А между тем она еще ничего не сказала ему о Шоне или о том, что Тоби, старый друг его отца, знает о его прошлом значительно больше, нежели он может себе представить.
Пребывая в сильнейшем внутреннем конфликте с самой собой и устыдившись вдруг своей наготы, Саманта, натянула на себя покрывало чуть ли не до шеи, когда Мэтт подошел к постели, чтобы попрощаться с ней. Более того, она не проронила ни слова, даже когда он поцеловал ее, и продолжала хранить молчание, когда он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.
