— Не смей выгонять её! — подрагивающим голосом вскрикнула мама. — Она никого не предавала! Влюбилась, подумаешь! Если ты выгонишь её, я тоже уйду, сейчас же! Ясно тебе?!
Отец буквально выпучил глаза от изумления. У Ромки отвисла челюсть. А Настя так и продолжала тихонько жаться к двери, все еще не в силах поверить в происходящее.
— Так и валите обе! — злобно заорал отец, наконец, отмерев.
— И я с ними уйду, — подал голос Ромка, и Настя окончательно опешила.
Ромка? Вступился за нее и маму?! Наверное, она спит.
Но чудеса на этом не закончились. Младший брат вышел в прихожую, подошёл к сестре и крепко обнял.
Глаза девушки вмиг снова стали влажными. На этот раз от тёплого щемящего чувства в груди.
Она и подумать не могла, что мама с братом так ее любят, что даже готовы пойти против отца.
— Да вы что, с ума тут все посходили?! — обескуражено выдохнул отец. — Куда вы пойдете? Жить на что будете?! Я вас всех кормлю, содержу!
Мама слегка откашлялась и посмотрела на него с высоко поднятой головой.
— Для начала я подам на развод, и отсужу у тебя половину имущества, — холодно заявила она. — Потом, на Рому ещё полагаются алименты. Устроюсь на работу, проживём как-нибудь. Без тебя.
Отец, кажется, не верил своим глазам и ушам. Таким растерянным Настя его видела впервые в жизни.
— Так, все, угомонись, Света… — нетвердо произнес он. — Какой на хрен развод? Мы с тобой двадцать лет прожили…
— Двадцать лет, Гена. Двадцать лет! — удрученно закивала головой мама. — Я тебя любила и поддерживала во всем. Не перечила, даже когда ты был не прав. Но дочь родную прогнать… я тебе не позволю. Девчонка влюбилась, все в её возрасте влюбляются. Я, вон, тоже какая была дура. Влюбилась в тебя, никого не слушала. Всю жизнь теперь мучаюсь…
Напряженное молчание повисло в прихожей. Отец покраснел так сильно, что Насте показалось, его вот-вот хватит удар.
— Да не собирался я ее прогонять! — наконец, гаркнул он. — Проучить хотел! Что ты меня за зверя совсем держишь!
С этими словами он резко развернулся, и размашистым шагом вернулся в комнату, оглушительно хлопнув дверью.
Ромка все еще обнимал Настю, и девушка растерянно гладила его по спине, ошарашено глядя отцу вслед.
— Ну ладно, — нервно выдохнула мама, оправив цветастый фартук, надетый поверх домашнего халата. — Проходи, доченька, не стой на пороге… Ты голодная, наверное? Пойдём скорее на кухню, я как раз блинчиков собиралась напечь. Переоденься только сначала.
— Что это на тебе, мужская куртка? — хохотнул Ромка, но тут же осекся, увидев, как отреагировала на это сестра. От слов брата её словно током прострелило, и наверняка, все было написано на лице.
…Саша проводил её до подъезда. Они долго стояли в обнимку, дожидались, когда окончательно наступит утро, чтобы Насте не пришлось проситься домой среди ночи. Она сильно замёрзла, и парень отдал ей свою джинсовку. Настя не забыла про неё, когда пришло время прощаться. Намеренно не стала возвращать. Да и он не попросил…
Девушка плотнее запахнула полы куртки и обняла себя руками. Как будто в его объятиях. Она пахнет им.
— Женская это, балбесина, — небрежно бросила она брату, пытаясь изобразить на лице беззаботную улыбку. — Ничего ты не понимаешь в моде.
34
Уже час прошел, как Настя зашла в свой подъезд, а Карим все сидел на заборчике у её дома и курил одну сигарету за другой. Внутри все горело огнём.
В один день все полетело к чертям. В один, сука, день! Вся его жизнь, все принципы, планы, мечты… Настя…
Он прекрасно понимал, что даже если каким-то чудом выберется из жопы, в которую залез, уже никогда не будет чувствовать себя достойным её.
Он пал так низко, что ниже, кажется, только крысы.
Он стал ублюдком, ничем не лучше того же Шума, или ему подобных уродов.
Перед глазами так и стояло лицо мужика, которого он избил. Сломанный нос, выбитые зубы, кровь… Много крови.
Хорошо еще Сыч дал ему бинт, руки перемотать, перед тем, как…
Карим думал, что Степа с Сычом планировали грабеж, но все оказалось куда хуже. Они связались с человеком, у которого репутация была еще хлеще, чем у ублюдка Шумилова. Его погоняло известно в городе всем, кто более или менее в теме. Глеб Седов по прозвищу «Седой».
И этот человек пообещал хорошо платить друзьям Карима за грязную работу.
Гребаный Ефим, конченый дебил…
Ладно, Сыч. Он ради бабла маму родную продаст. Но Степа, блять?
Парень не мог поверить, что друг пошел на такое. Людям кости ломать, чтобы собственный зад прикрыть? Карим был уверен, что на его месте сам бы сдох, но других за свой проёб калечить не стал бы.
За свой проёб — точно не стал бы. Чтобы вытащить Настю — стал.
И если нужно было бы убить того мужика, убил бы, наверное.
Да точно убил бы, потому что не верни он долг Шумилову, тот пустил бы Настю по кругу, сделал бы её шлюхой. И даже одна только мысль о том, что такое могло произойти с его ангелом, убивала парня, выедала все внутренности кислотой.
Но самое паршивое было даже не это. Самое паршивое было то, что проделанная Каримом работа стоила меньше, чем сумма, которую нужно было вернуть Шумилову. Почти, сука, в два раза.
Пришлось просить в долг у Седого, едва ли не на коленях, сука, умолять, и тем самым подписать себе приговор.
Карим задолжал ему еще одно «дело». А может и не одно. Парень не стал выяснять, что тот имел в виду под словами «отработаешь».
И он будет отрабатывать, никуда не денется. Потому что с такими, как Седой, не шутят. Если не ответишь за свой базар — спросит жестко. И не факт, что близких это не коснётся.
Именно поэтому Карим отправил Настю домой. Он понимал, что отец хоть и тиранит ее, но все же любит по-своему, и в обиду не даст. Из двух зол нужно выбирать меньшее, и сейчас рядом с отцом ей будет безопаснее, чем с ним.
Наверное, он действительно не последний человек в их городе, и сможет её защитить. Уж если даже Шумилов не стал ее трогать, узнав, кто он такой…
И снова внутри парня вспенилась ярость от мысли, что ублюдок мог её тронуть. И ведь трогал! Наверняка, трогал, распускал свои мерзкие лапы, хоть она и не призналась! А иначе от неё не несло бы за милю мужским парфюмом…
Резко поднявшись на ноги, Карим со всей дури пнул валявшийся на асфальте камень.
Если только у него будет возможность, даже самая маленькая, он обязательно сломает ему руки. И его смазливую физиономию превратит в кровавое месиво.
Причем сделает это с большим удовольствием, а пока… Парень шумно выдохнул и решил, что хватит себя изводить. Прошлого не изменишь. Пора идти домой.
Нужно только взять себя в руки, чтобы не добить Ефима сразу по возвращении. Ему и так нехило досталось. По ходу, отбили придурку все, что только можно было.
С одной стороны, казалось бы, так ему и надо. Может мозги, наконец, заработают, будет думать, прежде чем творить очередную херню. Но с другой стороны на душе у Карима было скверно — он понимал, что вряд ли такие побои не повлекут за собой никаких серьезных последствий.
Дома его встретила мама, её лицо было взволнованным, даже напуганным, и это сразу насторожило парня.
— Привет, мам. Что случилось? Ты чего такая взъерошенная?
— Сашенька, где ты был?! — надломленным голосом спросила она. — Я звонила тебе, звонила… А где Настя?
Кариму словно нож всадили в сердце, так больно стало от вопроса про Настю.
— Телефон сел, — глухо отозвался он. — Степа не вставал?
— Саш, Степу на скорой увезли! — отчаянно воскликнула мама. — Кто его так избил?! На нем же живого места не было… И ночью сильно плохо было, его рвало кровью, я скорую вызвала, хотя он мне запрещал…
— Ну, зачем, мама? — устало выдохнул Карим.
— Как зачем, Саш? Саш, его кто-то очень сильно избил, ты не слышал что ли меня?! Ты знаешь, кто это?! Я так переживал за тебя! А Настя то где?
