Дана вскидывает голову. Виски ломит, ей хочется закричать на весь свет, потому что ей одиноко и страшно. Потому что она уже мертва. Это так больно – учиться жить мертвой.
– О чем ты думаешь? – Антон заглядывает в глаза Даны. – Илонка, ты самая загадочная женщина на Земле.
– Ни о чем я не думаю.
– Неправда. Ты следишь за мной, как кошка за мышью. Ну, скажи мне. Спать ты со мной не хочешь. Денег тебе моих не надо. Тогда что тебе нужно?
– От тебя – ничего. Это же ты за мной ходишь, как пришитый.
– Хожу. Слушай, я соскочил с кокаина. Довольна?
– Умный мальчик. Съешь конфетку.
Антон досадливо прикусил губу. Он не знает, как общаться с этой женщиной. Он чувствует себя не в своей тарелке, но уйти – выше его сил.
– Илонка, слушай, давай уедем отсюда?
– Мне и здесь хорошо. Не мешай, пожалуйста. Я занята.
– Ну, да, ты говорила. Ты у нас аудитор. Что это за цифры?
– Ты все равно не поймешь. Поэтому не мешай. Я скоро закончу, и поедем обедать.
– Или не поедем. – Антон знает, что с ней ничего нельзя планировать.
– Правильно. Или не поедем – как карта ляжет.
Дана решила, что самый безопасный способ прочитать найденный диск – это купить ноутбук, пригласить Антона и раскрыть диск в его присутствии. Вздорный мальчишка ничего не поймет, а другим и в голову не придет, что вот она, информация, руку протяни! Дюжие телохранители Антона покараулят, мало ли что!
«Если бы Градский знал, кто невольно помогает мне, его бы удар хватил. И он узнает, все узнает! Перед смертью. Я дам ему время хорошенько над этим подумать. Обо всем подумать, обстоятельно!»
Диск не закодирован, на него просто скопировано несколько файлов. Дана читает колонки цифр – дело до боли знакомое. Дана сжимается и стискивает себя в кулак. Нельзя. Ей нельзя расклеиться.
– Что это такое? – Антон заглядывает через плечо.
– Это довольно скучно. – Дана следит, чтобы ее голос звучал как можно более безразлично. – Здесь отражены финансовые операции, проводимые в разное время неким лицом. Счета, балансы, расходы и прочее.
– И правда скучно. И ты во всем этом разбираешься?
– Пришлось. Журналистика не приносит денег в нужном количестве, а это – приносит. Я скоро закончу, не переживай.
Антон склоняется к ней все ближе, и Дана отвечает на его поцелуй. Пусть, покладистее будет.
– Мне кажется, я влюбляюсь в тебя. – Антон с трудом оторвался от желанных губ. – Что ты скажешь?
– Ты сначала сам разберись, о результатах сообщишь мне в письменном виде, в двух экземплярах.
– Ты все время издеваешься надо мной!
– Мне так веселее живется.
Дана продолжает рассматривать колонки цифр. Вот доходы от продажи крупных партий металлолома – в 2010 году была списана часть заводского оборудования. Вот акт списания. Оборудование не подлежало списанию, но его списали и продали как металлический лом.
Вот несколько крупных поступлений в виде пожертвований на избирательную кампанию. Но имена жертвователей спрятаны за номерами банковских счетов.
«Могу себе представить. – Дана ведет поиск. – О, даже так? Сам себе жертвовал? А откуда у тебя такие денежки, дорогой? Думаю, это можно выяснить, если постараться».
Дана торопится. Она понимает, насколько важна эта информация. Счета в иностранных банках. Счета в офшорных зонах. Господин Градский не брезгует ничем. Вот сеть бутиков в Белгороде – «Домино», «Космо», «Лиана». Эти полуподвальные помещения, в которых висят тряпки с запахом секонд-хенда и ценниками «от кутюр». Магазины, существующие только для того, чтобы отмывать деньги.
«И это лишь маленькая часть. – Дана сжимает кулачок. – А люди умирают из-за того, что не могут заплатить за лечение. На беспризорников нет денег. Старики роются в мусоре. Вот где они, денежки, оседают. И ведь Градский не один такой».
Вот несколько уголовных дел. Дана видит знакомые имена. Похоже, Виталька – не единственный, кто прикрыл когда-то Градского.
«Тупой ублюдок! До животного быстрее бы дошло, а до этого никак. Натрахается, напьется – и за руль. Ему в психушке самое место, а не в кресле депутата».
– Я проголодался. – Антон обнимает ее за плечи. – Илонка, поедем обедать.
– В «Макдоналдс».
– Хорошо. Как скажешь.
Дана копирует дискету и кладет в сумочку. Они с Антоном выходят на улицу. Знакомая машина стоит рядом с иномаркой Антона. Дана видит побледневшее лицо Константина.
– Вы куда?
– Обедать. Какого хрена тебе надо? – Антон злобно косится в сторону начальника охраны.
– Я должен знать.
– Узнал – проваливай.
Дана делает вид, что ее это не касается, Константин садится в машину и уезжает.
– Терпеть не могу этого типа. – Антон щурит синие глаза. – Строит из себя непобедимого рейнджера Уокера.
– Нельзя грубить людям. Ты этого не знал?
– Да ладно! Каким людям? Это все мусор, мелкие грызуны. За тарелку бесплатного супа мать родную продадут!
– Это тебе твой папа сказал?
– Я с ним в этом согласен. Видел всех этих кретинов на пикетах? Им платят, и они идут, спят в палатках, ведут себя как последние…
– А твой папа тебе случайно не сказал, кто их довел до такого состояния?
Антон умолкает. Сколько раз он обещал себе, что больше не станет повторять слова отца, и вот вырвалось.
«Наверное, она в чем-то права. Иногда мне тоже кажется, что это неправильно – так много нищих и все эти дети на улицах…»
– Балованный ты, Антошка. Не видел ты нищеты и голода. Все тебе давалось просто так, потому лишь, что ты – сын своего отца. А сам ты кто?
– Не начинай, Илонка. Грузишь. Так оно заведено на свете. Кто-то богаче, кто-то беднее. Это уж как кому повезло.
– Ты точно сам так думаешь?
«Не знаю… Наверное. Или не думаю? А зачем мне думать? Я все равно не смогу понять, почему я не нужен собственному отцу. И почему мне иногда страшно рядом с ним».
У Даны в сумочке звонит телефон.
– Это я. Хорошо слышно? – Константин пытается говорить резко и повелительно, только у него плохо получается.
– Конечно. Чем ты расстроен?
– Я когда-нибудь сверну шею этому щенку. Что у тебя с ним?
– Воспитательный процесс. Весьма полезная штука.
– Хорошо, об этом позже. Скажи, это ты вчера обнаружила Вику Новицкую?
– Не понимаю, о чем ты? Это она так сказала?
– Она упорно отказывается говорить о тебе. Если судить по тому, что я увидел в Викиной квартире, то ее молчание мне непонятно. Но тебя узнал таксист.
– Это ничего не доказывает.
– Ты говорила с ней?
– Я ее даже не видела.
– Что она сказала тебе?
– Ничего, ты все сам понимаешь. Что можно сказать в таком состоянии?
– Ее накормили героином. Дорогостоящая смерть. Но у нее хватило сил доползти до ванной и промыть себе желудок. Она выживет.
