— Слезьте с меня, Глэншил, — попыталась произнести она сквозь ткань, которая закрывала ей рот. — Вы весите тонну.
— Это моя сладкая милашка. — Алистэйр отпустил ее и сбросил покрывавшую ее ткань, Джесс наконец увидела его. Он сидел рядом с ней на пустой дороге и отвратительно ухмылялся.
Алистэйр был одет во все черное. На нем были прилегающие к телу черные панталоны, черные ботинки, черная рубашка без единой оборки. Покрывало, которое он набросил на нее, оказалось чернильно-черным плащом. Она с презрением отшвырнула его в сторону.
— Что это вы сегодня весь в черном? И что вы вообще здесь делаете? — ядовито поинтересовалась она.
Ему было явно не до смеха. Несмотря на то что молодой тоненький месяц едва светил, она хорошо его видела, и выражение его глаз не предвещало ничего хорошего.
— А я как раз хотел спросить то же самое у вас. — Он, казалось, был сама любезность.
— Я ехала за вами.
— Довольно рискованная поездка, не правда ли? К тому же вы могли попасть в неловкое положение. А вдруг у меня здесь свидание? И вы следили бы за нами, пока мы… были бы заняты? Боюсь, что ваши милые невинные глазки ослепли бы от этого зрелища.
— Сомневаюсь. К тому же вы не ехали на свидание.
— Ты оскорбляешь меня, Джессамин, — сказал Глэншил, внезапно переходя на ты. — Большинство женщин находят меня просто неотразимым. Только ты одна не поддаешься моим порочным чарам. Интересно, почему? Я уже перепробовал все, чтобы соблазнить тебя, но, как я ни стараюсь, ты все еще презираешь меня. Ты ненавидишь вообще всех мужчин или только меня?
— Вы не пытаетесь соблазнить меня, — отрезала она. — Вы делаете все возможное, чтобы я не догадалась, кто вы на самом деле.
Казалось, что тишина угрожающе нависла над ними.
— Что за глупая девочка, — пробормотал Алистэйр через какое-то время. — Вроде такая смышленая, а на самом деле абсолютно бестолковая. Представь, что ты разгадала мою покрытую мраком тайну. Я уверен, что никто не заметил, как ты покинула гостеприимный дом Салли Блэйн. Никто не дал бы тебе лошадь и, уж во всяком случае, не отпустил бы ночью одну. Так почему бы мне не задушить тебя и не выкинуть твое тело в первую попавшуюся канаву.
У Джессамин пробежали мурашки по спине.
— Вы не сделаете этого. — Она скорее предполагала, Чем утверждала.
Алистэйр поднялся на колени в грязи. Теперь он был намного выше ее.
— Скажи мне, дорогая, что ты обо мне думаешь?
Настало время отступать, врать все, что придет в голову, лишь бы избавиться от этого человека, который, казалось, прямо сейчас может принести ей зло. Теперь он уже не праздный, избалованный и элегантный мужчина из аристократических гостиных, который наблюдал за ней, пока она гадала, и не обольститель, который порой в темных углах оказывался настолько близко к ней, что она забывала о том, что было для нее самым главным.
Сейчас он темный, холодный и свирепый, как зверь. Джессамин боялась его. Любой другой здравомыслящий человек на ее месте срочно бы ретировался.
Но как только она встретила его завораживающий взгляд, здравый смысл покинул ее.
— Вы Кот, — произнесла она.
Он холодно улыбнулся ей:
— Это карты тебе сказали, дорогая моя?
— Карты не врут.
— Ты же работаешь с полицией, не так ли? Об этом мало кто знает, но я стараюсь быть в курсе всех, даже, казалось бы, не заслуживающих внимания деталей. Ты передаешь сведения Джоссайе Клэггу за деньги. Именно благодаря этому тебе удавалось прокормить семью в последние несколько лет, так ведь?
Джессамин хотела возразить ему, как все время возражала прежде. Это, конечно, шло вразрез с ее надеждами и планами относительно Флер. Но она чувствовала, что сейчас врать бесполезно. Кроме того, если он собирается убить ее, это уже не имеет абсолютно никакого значения.
— Я не стану отрицать этого. Зачем мне попусту тянуть время? — сказала Джессамин. — Но подумайте сами, если я работаю с одним из самых значительных полицейских и вдруг исчезаю, не считаете ли вы, что Клэгг сделает все, чтобы выяснить, что со мной случилось, и наказать виновника?
— Нет. Клэгг не заботится ни о чем, кроме своего кошелька, ты прекрасно это знаешь. Тебе было бы лучше помогать кому-нибудь типа Роберта Бреннана.
Он гибко и стремительно встал на ноги и притянул Джессамин к себе:
— Я боюсь, ты зашла уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад, дорогая Джессамин. У меня этой ночью дело в Лондоне и совсем нет времени провожать тебя до дома.
— Со мной ничего не случилось, пока я ехала сюда, и обратно я доеду как-нибудь сама. — Она внезапно ощутила надежду на то, что ей удастся спастись, но тут же поняла, что надежда эта напрасна.
— Боюсь, что нет. — Казалось, Алистэйр действительно опечален. — Ты поедешь со мной.
— Не смешите меня. — Джессамин попыталась оттолкнуть его. Он мягко поймал ее за руку, и она поняла, что сопротивляться бессмысленно. Девушка чувствовала тепло его кожи через черные перчатки. По ее телу пробежал озноб, и одновременно ее бросило в жар.
— Ты поедешь со мной, — повторил он. — И вот тогда увидишь настоящего Кота. Пойдем, дорогая Джесс.
Она пыталась вывернуться, оттолкнуть его, но все было бесполезно. Он был сильным, ловким, настойчивым, его болезнь была просто выдумкой.
— Не называйте меня так!
Ее лошадь была неподалеку. Она мирно паслась рядом с лошадью Глэншила в ожидании хозяйки.
— Почему бы и нет? — спросил Алистэйр. Он уже отпустил ее запястье и теперь держал Джессамин за тоненькую талию. — Тебя же так зовут. Или тебе больше бы понравилось Нежная Джесс? Любимая Джесс? Верная Джесс? — Его голос звучал как сладкое соблазняющее мурлыканье.
— А как бы вам понравилась Очень Сердитая Джесс, которая постарается, чтобы с вас спустили шкуру, если вы сейчас же не отпустите ее? — парировала она.
Руки Глэншила сильнее сжали ее талию, поднимая ее, и через мгновение она уже сидела на лошади. Все еще держа ее, он спокойно проговорил:
— С меня не спустят шкуру, Джесс. Меня повесят в Тайберне, и тысячи людей соберутся, чтобы увидеть, как я умру. О моем «признании» выпустят книги, и женщины будут драться из-за каждого клочка моей одежды. А если ты расскажешь, что я переспал с тобой, то о тебе будут говорить больше всего.
Джессамин дрожала.
— Я не собираюсь смотреть на это, — сказала она. — И потом… вы не спали со мной.
Он взглянул на нее со сладкой улыбочкой:
— Всему свое время, Джесс. Ты будешь смотреть, как я умираю, и проливать горячие слезы.
— Сомневаюсь.
— И ты вспомнишь эту ночь, когда я взял тебя на крыши Лондона, — продолжал он. Он взобрался на свою лошадь, сжимая в руке поводья лошади Джессамин. — Ту ночь, когда ты отдалась мне.
