— Я так рада за тебя, — шепнула она мне на ухо со своей привычной непосредственностью, — ты это заслужил!
Ополоумевшие от свободы и впечатлений, дети носились по двору, забыв о том, что на них нарядная одежда. Я видел, как Иман, такая же белокурая, как Лиза, носится наперегонки с Серёжей.
Между ними была разница в пару лет, но для игр им это не мешало. Я стоял, облокотившись о перила, рядом встал Имран.
— Я смотрю, эта парочка спелась, — кивнул на детей.
— Отлично смотрятся, — поддел я его, Имран фыркнул:
— Твой Сережа, конечно, хороший мальчик…
Я расхохотался:
— Это всего лишь дети, расслабься, Шерхан. Или ты боишься со мной породниться? Станцуешь на их свадьбе лезгинку, у тебя это лихо выходит.
— Ха-ха-ха, — передразнил меня Шерхан, — очень смешно. Зная тебя, ты и это вывернешь в своих интересах, Чабаш.
Помолчал, снова наблюдая за детьми, а потом не сдержался и всё-таки крикнул дочке: — Иман, ты же девочка, а ну не лезь к нему целоваться!
Эпилог второй.
Солнце грело. Не злостно, выжигая последние силы, а мягко, ласково, так, что жить хотелось. Рожать хотелось. Я после стресса первых родов, когда Серёжку чуть не потеряла, самих родов очень боялась. А врач мне говорит, все хорошо, не нужно никаких операций — сама рожай. Самой страшно. Но вот сегодня родила бы, сегодня просто идеальный день для рождения маленькой принцессы.
— Ну, что? — спросила я у живота.
Он туго натягивал моё светлое платье. Опустила ладонь сверху — живот выгнулся, подталкиваемый изнутри, девочка всегда чувствовала прикосновения.
— Я буду скучать по вот этим вот пляскам внутри пуза, — сказал Давид и потёрся щекой о моё плечо.
— Ваше бесплодие весьма коварно, господин губернатор, — улыбнулась я. — Такими темпами мы ещё в роддом сходим…
— Надо бы, — согласился он. — Негоже Шерхану плодиться больше нашего.
Лиза недавно родила ещё одну дочку. Лучились от счастья там все, особенно маленькая Иман — та до последнего боялась, что родится ещё один мальчик, а это в её планы не входило. Властная свекровь, которая к счастью к ним редко приезжала, и та порой вытирала слезы умиления. А уж Имран…
— Пап, — крикнул Серёжка. — Папа, ветер, пора!
Понёсся, вскидывая длинные ноги к веранде, оттуда выволок огромного воздушного змея, потащил к нам, на ходу распутывая верёвки. У меня внутри что-то екнуло, тепло разлилось, всегда так случалось, когда Сергей Давида отцом звал. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь, у меня не так. Каждый день раз за разом я постигаю счастье, и оно всегда будет удивлять меня полнотой своей эмоций.
Вставать мне уже тяжело. Остаюсь сидеть на пледе, поджав ноги, машу сыну рукой. Порыв ветра разворачивает змея так резко, что едва не сбивает Серёжку с ног, благо отец рядом на подстраховке. Небо — бесконечно голубое. Ветер треплет мои волосы, играет нашим змеем, и он кажется птицей, что рвётся в голубую даль.
Всё будет хорошо. Беспокоил меня только маленький незаметный человек. Не в правилах Давида оставлять врагов жить. Но вмешиваться я не буду. Он у меня умный. Лиза сказала, что Давид из любой заварухи выходит в плюсе, и пошутила, что не удивилась бы, если лет через десять я уже женой президента буду…
— Первая леди, — фыркнула я.
Про себя добавила — шлюха. И плевать.
— Папа, смотри! Мама!
Серёжку переполняет счастье, голову наверх запрокинул, в глазах радость, змеем любуется. Тепло затопляет меня изнутри, но теперь не только. Светлое платье стремительно темнеет, намокая. Воды отошли.
— Давид, — встревоженно я. Оборачивается, смотрит на меня. Порыв ветра стих, отдаёт змея сыну, идет ко мне. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Сначала я, — говорит он. — Это странно немного, я никогда никому этого не говорил, даже не испытывал. Но чувствую потребность сказать. Славка, я тебя, кажется, люблю.
Такой большой, умный, красивый мужчина, а смотрит пытливо, боится словно. Мне смешно и радостно, воистину, лучший день для рождения дочери.
— И я тебя люблю, — говорю я, и мне легче, я произносил эти слова десятки раз, и все ему.
— Постой, а чего у тебя платье мокрое?
Снова смеюсь, глядя на то, как испуганно округляются глаза мужа. Подхватывает меня на руки, зовёт Серёжку, несёт к дому. И чего рожать боялась? С Давидом ничего не страшно.
Конец
