Как загипнотизированный, Стеблев сделал шаг. Вот оно. Вот к чему были эти загадочные звонки. Напрасно он придумывал себе оправдания, напрасно измышлял объяснения всему случившемуся. Есть на свете силы, которым наплевать на здравый смысл. Жаклин вернулась с того света, чтобы увести за собой. Она звонила и смеялась тихо и нежно, она оставила в его доме запах духов и она заботливо приготовила ему этот шприц – крошечный сосуд забвения, маленькую птичку колибри, которая присела на фарфоровое расписное блюдце, как на редкий тропический цветок. Но стоит прикоснуться, даже просто сделать шаг – и она вспорхнет, вопьется тонким клювом в голубую дорожку вены на сгибе руки, и придет за этим прикосновением покой, тишина, долгожданная встреча за пределом вечности. Разве не об этом Кирилл думал все эти дни, разве не этого ждал?
Он сделал шаг. И еще шаг, уже привычно закатывая рукав рубашки. Мешал плащ, Кирилл сорвал его, бросил на пол. В квартире было тихо, тиканье часов сливалось с гулким, горячим биением крови в висках. Он протянул руку – и опомнился.
В стену полетело блюдце из старинного столового сервиза на двенадцать персон. Что поделать, одной персоне придется обойтись без блюдца. Бедная, как же она? Шприц с отравой закатился под диван. Кирилл опрометью, словно за ним гнались все черти ада, кинулся прочь из комнаты.
Он закрыл дверь в столовую и пронесся, громко топая, в свой кабинет. Мир приобрел отчетливость, мысли вернулись на привычный круг. Какого черта! Неужели он так разнюнился, что принял всю эту дешевую мистику всерьез? Звонки по телефону, имя Жаклин, французская речь… Что бы это ни было – но голос никак не походил на голос его покойной возлюбленной, нисколько! И запах сладких духов – это не могли быть ее духи, хотя бы потому, что она не пользовалась духами, говоря, что самое лучшее – запах чистого тела и дорогого мыла… Ее запах он узнал бы из миллионов, но эти духи принадлежали не ей!
Кирилл приложил ладонь к левой стороне груди. Сердце билось громко, но ровно, и он ощутил благодарность по отношению к безотказному маленькому моторчику, который никогда в жизни его не заботил, не беспокоил и не подводил. Все хорошо. Теперь осталось разобраться – кто мог над ним так дурацки пошутить? Кому понадобилась эта мистификация?
Разумеется, можно было узнать о скандале. Из старых газет, и русских и французских. Расспросить некоторых людей, которые имели отношение к этой драме или просто о ней знали. Правда, таких можно пересчитать по пальцам – отец, его молодая жена, с которой Стеблов-старший сошелся уже здесь, в России. Ее дочь, единокровная сестра Кирилла. Эта две могли бы рассказать, если сами знали. Врачи в санатории. Но тут Кирилл понял, что совершенно не способен размышлять на эту тему. И более того – не в силах оставаться в одиночестве. Надо ехать к Ольге. Разумеется, он не станет тревожить ее рассказом о своих злоключениях, не стоит тревожить ее в нынешнем положении. Но достаточно того, что она будет рядом, обнимет теплыми руками и прощебечет что-нибудь. А расследовать это пренеприятнейшее происшествие вполне можно и завтра, ничего страшного. За это время и в голове все уляжется… С этими мыслями Кирилл выбежал из дома, где ему пришлось пережить столько ужасных мгновений.
В прихожей запах духов держался еще отчетливей, и вдруг Кирилл его узнал. Так пахла Жанна… Жанна, которой он рассказывал про Жаклин – Жаклин живую, Жаклин мертвую, Жаклин сожженную. Но зачем она подшучивает над ним? Или это месть, изящно-язвительная месть?
Юля снова задержалась допоздна. Неужели съемки так затягиваются? Хорошо бы доехать до студии, но она строго-настрого запретила мужу там появляться. Теперь у нее имелся свой автомобильчик, а приезжать за ней причин не было.
Лавров давно уже понял, что женитьба его оказалась несколько, скажем так, скоропалительна. Словно одурь нашла. Словно Юля уже давно жила рядом с ним, потом исчезла и вот вернулась – обновленная, юная и такая приветливо-равнодушная, что от этого больно сжималось в душе. Она была хороша, мила, с ней не стыдно показаться в обществе – чего ж еще? Дима не очень хорошо успел узнать в жене то, что называется внутренним миром… Но так ли это важно? Успеется потом. Хотя, надо заметить, старался. Спрашивал ее мнения о просмотренных вместе фильмах и спектаклях, о выставках, о том, какие книги ей нравятся и какие она любила читать в детстве. Но это все же дает мало представления о развитии личности. Бывает так, что прочитают два разных человека одну книгу и вынесут оттуда совершенно разные вещи!
Интересно, какой была Юля в детстве? Татьяна Витальевна в вечер перед свадьбой вспоминала об этом, говорила много и охотно. Но Лавров был в таком угаре желания, что почти не слышал ее слов. Мать жены привезла и пыталась передать ему из рук в руки альбом, где та хранила свои фотографии с детских лет. Куда же Юля положила его?
Повинуясь какому-то неведомому импульсу, Лавров встал и направился в гостевую спальню. Переплет альбома виднелся на шкафу. Вот куда ты забрался! Первые забавные фотографии – наверное, их дети будут такими же пухленькими, глазастыми, с трогательными ямочками на щеках. Первый раз в первый класс – серьезная мордашка, полускрытая пышным букетом астр. Школьные фотографии. А вот и юность светлая. Юля на скамейке, наверное, в каком-то парке, у ног сидит огромная рыжая собака. Любительский снимок – Юля вполоборота, профиль немного смазан и все же прелестный. Снимок из тех, которые делают уличные фотографы в провинции – на фоне фонтана. У Юльки на плече белый попугай с розовым хохолком. Бывает, что и с удавами фотографируют! Странно, на этих снимках Юлька вовсе не отличается красотой – рот кажется слишком крупным, волосы уложены неумело, чувствуется какая-то общая нескладность. Не выправилась еще. Но все равно красивее всех!
Школьные подружки, целая пачка фотографий с идиотскими сентиментальными автографами. Их Лавров смотреть не стал, перелистав несколько страниц. Есть любители, коллекционируют такое. Странно, что так мало кадров с театрального факультета – штук пять, не больше. Весь курс и несколько снимков из спектакля. Какого, не понять. Но вид Юли, загримированной под какую-то лубочную барышню-крестьянку, был Лаврову отчего-то неприятен. В ней чувствовалась та самая нарочитость, легкое эхо фальши, которое он слышал порой в голосе своей молодой жены… И именно эти ее интонации заставляли его порой сомневаться в верности выбора подруги жизни.
Да, все. В альбоме оставалось еще несколько чистых страниц, несколько незаполненных пластиковых гнезд. Свадебные фотографии Юля предпочла положить в новый альбом. А в этом больше ничего не появится. Вздохнув, Лавров встал и сунул альбом обратно на шкаф. Что-то мешало ему задвинуть альбом глубже. Дима резко двинул рукой, и к его ногам упал медальон. Тяжелый медальон в форме сердца. На крышке голуби соприкасаются клювами, у одного рубиновый глазок, у другого выпал, потерялся. На исподе выгравирована надпись: «Люби меня, как я тебя». Цепочка тяжелая, звенья в форме кофейных зерен. Но позвольте, как он мог тут оказаться? Лавров был уверен, что эту побрякушку, вместе с остальными Вериными драгоценностями, ее адвокат отправил Вериной сестре. Оказывается, нет. Оказывается, она осталась в доме, лежит преспокойно на шкафу. Лавров мог бы предположить, что сам сунул впопыхах безделушку на шкаф, но ведь тогда в этой комнате никакого шкафа не стояло, здесь была не спальня для гостей, а тренажерная Веры… Непостижимая загадка!
