– Перестаньте! – Ева обняла ее за плечи и силой усадила в кресло. – Вы не спровоцировала его. Мне совершенно не нравится, что вы так думаете. Этот сукин сын не имел никакого права так вести себя. Никто не имеет права набрасываться на вас. Он хватает тебя, связывает руки, вколачивает в тебя свой член, когда ты, беспомощная, просишь его не делать это. Это унизительно, унизительно, унизительно!
Еву вдруг охватила слабость. Она положила трясущиеся руки на стол, изо всех сил стараясь успокоиться.
– Только не сейчас! – пробормотала она. – Бога ради…
– Что с вами, Даллас?
– Ничего. – Еве понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки. – На самом деле это я должна извиниться, что поставила вас в такое положение. Я знала, что с ним что-то не в порядке.
Пибоди. подняла свой стакан двумя руками. Она все еще не полностью избавилась от шока и продолжала ощущать чужие омерзительные пальцы внутри себя.
– Он ведь прошел их проверку.
– И теперь мы знаем, что их проверка не так хороша, как они заявляют. – Ева сделала глубокий вдох, выпрямилась и повернулась. – Я хочу, чтобы утром вы швырнули это Пайпер в лицо. Лично. Настаивайте на личной беседе. Маленькая истерика не помешает. Вы можете угрожать ей, что обратитесь к прессе. Я хочу, чтобы она полностью выкупалась в этом. Посмотрим на ее реакцию. Сможете сделать это?
– Да. – Пибоди едва сдерживала подступившие слезы. – Судя по тому, как я себя чувствую, это будет несложно.
– Держите свой телефон включенным. Мы должны быть в постоянном контакте. Ваш доклад в управление можно отложить на завтрашний вечер, а пока Фини отвезет вас. Хорошо?
– Да.
Ева помолчала немного.
– А хороший был удар, Пибоди! Только в следующий раз сопровождайте его хуком. Врага надо полностью обесточить, а не просто вывести из себя.
Пибоди вздохнула с облегчением и улыбнулась.
– Слушаюсь, лейтенант.
Желая сохранить доминирующую позицию, Ева села за стол и стала ждать Рорка. Она знала, что он пошел проводить Пибоди и Фини, и, вероятно, по дороге скажет девушке несколько ободряющих комплиментов, вызвав у Пибоди сладкие эротические грезы – если Ева правильно понимала свою помощницу.
«И это лучше, – подумала она, – чем жестокие кошмары с душащими тебя руками при твоей полной беспомощности».
Теперь она поняла, что это дело было частью ее проблемы. Сексуальные преступления и жестокость от имени любви… Слишком близко к ее дому. Слишком близко к ее прошлому, от которого она так долго пытается убежать.
Теперь это прошлое встало перед ней во весь рост. В каждой жертве насилия Ева видела себя, и это было мучительно.
– Я найду этого негодяя, – сказала она вслух. – И, может быть, тогда прошлое оставит меня в покое.
Она жестко посмотрела на Рорка, когда он вошел в комнату. Он налил вина в оба бокала, которые Ева поставила для себя и Пибоди, один дал ей, второй взял себе, и сел за стол напротив нее.
– Итак, – начал он и замолчал.
– Какого дьявола ты там делал?
Рорк глубоко затянулся и выпустил струю дыма.
– В каком смысле?
– Не поясничай передо мной, Рорк!
– Но у меня это так хорошо получается, мой милый лейтенант. – Он поднял в знак приветствия свой бокал. – Кроме того, я не принимаю участия в вашей операции.
– Именно поэтому тебе нечего было делать на месте ее проведения.
– Пардон, но это мое место. – В его голосе теперь звучало раздражение. – Я часто захожу в свои заведения, чтобы служащие не расслаблялись.
– Рорк!
– Ева, это дело сводит тебя с ума. Ты полагаешь, что я ничего не вижу? Это дело не дает тебе спокойно спать – то немногое, что ты себе еще позволяешь. Ты думаешь о нем непрерывно. – Он повернулся к ней и впился в ее лицо своими великолепными голубыми глазами. – Я знаю, через что ты прошла… Боже, я обожаю тебя! Но ты не можешь требовать от меня, чтобы я стоял в стороне и притворялся, что ничего не вижу, ничего не понимаю и ничего не собираюсь делать, чтобы освободить тебя от этого внутреннего кошмара.
– Речь не обо мне, Рорк, речь идет о трех убитых людях.
– Я знаю, они все время стоят у тебя перед глазами. – Он обошел стол и сел на краешек ее стула. – Вот поэтому ты самый лучший полицейский, с которым мне приходилось сталкиваться. Эти люди для тебя – не имена и номера. Они для тебя ЛЮДИ. И у тебя есть дар представлять, что они видели и чувствовали, чему молились в последние минуты своей жизни. – Он взял ее лицо в ладони. – И именно поэтому я не отступлюсь. Черт возьми, я никогда не оставлю тебя со всем этим один на один. Принимай меня таким, какой я есть. Как я принимаю тебя.
Ева сидела безмолвно, впитывая каждое его слово, ловя его взгляд. Она не могла сопротивляться тому, что говорили его глаза.
– Прошлой зимой, – медленно начала она, – ты ворвался в мою жизнь. Я не просила тебя. Я не хотела тебя!
Его бровь вопросительно поднялась, но Ева не дала ему заговорить.
– Слава богу, ты послал к черту мои просьбы и мои желания, – пробормотала она и с нежной улыбкой посмотрела на него.
– Я тоже не просил бога о тебе, Гра…
Ева знала, что на языке его детства это означало – «моя любовь». Когда он говорил так, ее сердце мгновенно открывалось навстречу ему.
– С тех пор у меня не было дела, в которое бы ты не впутался, – вздохнула она. – Мне это не нравилось, но я иногда использовала тебя. И меня это беспокоит.
– Зато мне это нравится.
– Я знаю. – Она снова вздохнула и быстро провела ладонью по его руке. Его пульс бился ровно. – Еще меня беспокоит, что ты слишком хорошо знаешь некоторые закоулки моей души, которые я бы предпочла хранить в тайне. И мне ничего не остается, как разбираться в них.
– Ты и без меня разбиралась бы с ними, Ева. Но, надеюсь, со мной они не будут для тебя столь болезненными. Я прикрываю твою спину. Ты не можешь просить, чтобы я оставлял тебя в тяжелые моменты.
Ева вдруг с удивлением обнаружила, что ее глаза отражаются в его глазах. «Он прав, – подумала она. – То, что я часто принимала за зависимость, может быть, надо просто воспринимать как единение».
Теперь она могла рассказать ему все.
– Я знаю, что они чувствуют. Я знаю, что происходит с ними, с каждой из них, когда их насилуют – беспомощных и обнаженных. Я знаю этот страх, боль, унижение… Я не хотела бы постоянно вспоминать все это, но я вспоминаю. А потом ты прикасаешься ко мне… – Она повернулась к нему, внезапно осознав, что никогда еще по-настоящему не раскрывалась перед ним. – Потом ты прикасаешься ко мне, и я забываю все это. Я уже не чувствую того, что чувствуют жертвы, потому что… Потому что это просто ты.
– Я люблю тебя, – пробормотал Рорк. – Безумно.
– Да, и поэтому ты здесь, хотя должен быть на другом конце земли, занимаясь своим бизнесом. – Она покачала головой, прежде чем он успел что-либо сказать. – Ты был в этом чертовом баре сегодня вечером, потому что знал, что можешь понадобиться мне. Ты был там, чтобы помочь мне избавиться от этих страшных воспоминаний, мыслей и чувств. Я знаю это, черт возьми! Я полицейский и хорошо знаю людей.
Рорк хотел было что-то возразить, но передумал.
– Ладно, я повержен. Что дальше?
– Дальше… Спасибо тебе, но я работаю полицейским уже одиннадцать лет и научилась держать себя в руках. С другой стороны… – Ева внимательно посмотрела на свой стакан с вином и вздохнула. – Должна признаться, я получила настоящее наслаждение, наблюдая, как ты избивал этого негодяя, который оскорбил Пибоди. Я вынуждена была сидеть в этом чертовом фургоне. Я не могла сама выйти и растоптать эту скотину. Но мне было приятно смотреть, что ты это сделал за меня.
– Всегда рад быть вам полезным, лейтенант. Но меня беспокоит Пибоди. С ней все в порядке?
– С ней все будет в порядке. Это, конечно, потрясло ее, но она примет теплый душ, транквилизатор, если понадобится, и уснет. Полицейский в ней одержит верх, поможет выстоять. Она хороший полицейский.
