Ознакомительная версия.
– Лори… ты совсем другая сейчас, – прошептал он, целуя меня в шею.
– Хуже?
– Перестань…
– Я боялась, что ты не приедешь, – вдруг призналась я, пряча лицо на его груди.
– Лори… ты совсем девочка еще. Неужели ты так и не поняла, что я изначально затеял это все ради того, чтобы быть с тобой? Чтобы ты стала моей? Да, каюсь – я поступил не совсем чисто и честно, но я слишком много о тебе слышал. Мне казалось, что ты немного не такая. А когда я впервые тебя увидел, понял – ты совсем не та, какой тебя рисовал Костя. Ты беззащитная и слабая, ты вынуждена играть по тем правилам, которые тебе противны. Скажи… чем он держал тебя, почему ты не уходила?
– У него архив. Все снимки, но с лицом. И видеозаписи, о которых я даже не подозревала до тех пор, пока он мне не прислал фрагмент по почте. Если это попадет в руки моего мужа – мне конец. Я потеряю все – семью, клуб, долю в бизнесе. От меня отвернутся все, кто меня знал.
– Сволочь… – Джер даже зубами скрипнул. – Мне он преподносил это несколько иначе.
– Разумеется…
– Лори, я тебе обещаю: с тобой ничего не случится. Я сделаю ради этого все, – он берет мои руки в свои и чуть сжимает.
От его ладоней идет тепло, мгновенно накрывающее меня полностью, как плащом. Руки, прикосновения которых я так боялась пару лет назад, сейчас становятся источником покоя и уверенности. И его слова, произнесенные без всякого пафоса, без рисовки («ты увидишь, как я крут, малышка»), заставляют меня верить. Я хочу ему верить, потому что он не может обмануть. Он рассказал мне то, о чем на его месте любой другой умолчал бы.
Как я могу не верить – после всего?
Мне не хочется уходить… наверное, впервые за долгое время я понимаю, что хочу провести ночь с мужчиной. Хочу этого сама, а не потому, что он этого ждет. Всю ночь, до утра, чтобы проснуться вместе, вместе пойти в душ, позавтракать. К счастью, я вижу, что и Джер не настроен меня отпускать. Он курит, сидя на подоконнике, и через небольшую щель в отодвинутой шторе по его телу скользит мягкий луч фонаря, покачивающегося на ветру.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – говорит Джер, не глядя на меня.
– Я могу остаться.
Вместо ответа он спрыгивает с подоконника, подходит ко мне и целует. Я не помню, чтобы с Костей когда-то столько целовалась – мне вообще это не очень нравится, а его постоянные притязания типа «ну, поцелуй же меня» просто раздражали. Джер не просит… он подходит и берет сам. Почему я постоянно их сравниваю? Это так тяжело, оказывается.
* * *
Дома я оказалась только после обеда – мы никак не могли расстаться, все время находили какие-то новые поводы. И говорили, говорили…
Джер оказался настолько интересным собеседником, что время летело незаметно. Мы почти не спали ночью, забывшись ненадолго только под утро. Кстати, оказалось, что никакой он не рубщик мяса, хотя в юности и подрабатывал этим на рынке. Сейчас он – один из совладельцев довольно известного мясокомбината. Это открытие меня удивило, и я никак не могла взять в толк, почему он сразу мне об этом не сказал, зачем позволил думать о себе как о примитивном животном с двумя инстинктами. Джер только посмеялся:
– Эх, Лори… если бы ты знала, сколько раз я накалывался подобным образом! С моей внешностью – ты ведь понимаешь… Зато стоило сказать, как я деньги зарабатываю, и все – Брэд Питт рядом со мной – уродливый карлик. Ненавижу это в женщинах. – Он даже кривится, как будто что-то вспомнил.
Какая глупость… Как можно не увидеть того, что у него внутри? Ведь он – умнейший, тонкий, очень образованный и грамотный. Хотя… Я вот поначалу тоже думала о нем не совсем то, что сейчас. Но зато его сообщение о деньгах вообще никак меня не тронуло. Я девушка вполне обеспеченная, во всяком случае, на собственные прихоти мне хватает.
– Скажи… а зачем ты мне сейчас в этом признался?
Джер закурил, откинулся на подушку:
– Не знаю. Захотел проверить.
– Ну и как? – Я вдруг почувствовала какую-то враждебность по отношению к нему.
Что за проверки? Зачем? Побоялся, что я окажусь такой, как все? Неужели было непонятно, что я не такая уже хотя бы потому, что и образ жизни у меня несколько иной?
– Лори, ты сердишься.
Даже не спросил – констатировал. И в его тоне мне послышалась обида. Обиделся он! А я, что я должна чувствовать?!
Огромная ладонь ложится на мое запястье, сжимает и тянет, и я падаю на кровать, попадая прямо в его объятия:
– Не сердись. Да, я был не прав. Очень не прав.
– Больше не проверяй меня.
– Больше не буду.
Совершенно нечем заняться. Зачем-то достаю с верхней полки шкафа коробку с туфлями. Это совершенно новые ярко-красные лодочки, абсолютно не пригодные в обычной жизни – ну, куда в таких? Но я их увидела на витрине и поняла – все, не уйду, пока не куплю. Обуваюсь, делаю пару проходов мимо больших зеркальных дверей шкафа. Халат, конечно, диссонирует… Сбрасываю, облачаюсь в кружевное боди черного цвета. Лицо бледное на фоне черных волос и белья. Беру помаду, рисую кроваво-красный рот. М-да…
Хочется пить. В холодильнике обнаруживается только литровая бутыль кефира. Ха-ха – нулевой жирности, как будто я сижу на жесткой диете. Наливаю в широкий бокал для «Маргариты», брожу по квартире, отпиваю кефир и цокаю каблуками красных туфель. Изысканное безделье, нечего сказать…
Звонок в дверь. Я заметалась по квартире, наскоро сбрасывая туфли и натягивая халат, попутно вытирала рукавом помаду. Кто это?
Звонок повторился, потом еще и еще раз. Я с опаской посмотрела в глазок – на площадке стоял Костя. Внутри все замерло. Я не собиралась открывать ему, даже разговаривать не собиралась. Это означало только одно – он будет трезвонить до тех пор, пока либо у соседей не сдадут нервы и кто-то из них не позвонит в полицию, либо я не сдамся и не открою. А поскольку я сдаваться не планирую…
Я ушла в спальню, забилась под одеяло с головой и закрыла глаза. Трезвон продолжался, и, похоже, Костя настроился взять меня измором. Внутри словно горела красная лампочка, предупреждавшая меня – не смей подходить к двери, не смей открывать ему, не впускай его больше ни в квартиру, ни в жизнь. Хватит, довольно. И я изо всех сил вжималась в кровать, чтобы не дать себе подняться. Меня разрывало… Одна часть внимала внутреннему голосу, но вторая… Вторая стремилась туда, к нему. Я все-таки любила его, и теперь понимала, что запуталась, стала заложницей собственной жалости, своих чувств, так старательно скрываемых столько лет. Наверное, я заслужила то, что он сделал, – потому что много лет изводила его молчанием и не давала ни малейшей надежды. Наверное, поэтому он и задумал все эти съемки, снимки, фотосессии – чтобы хоть там, перед объективом, иметь возможность быть со мной. Я запуталась сама и его тоже запутала…
Ознакомительная версия.