Ознакомительная версия.
«Он не заслуживает ни единой унции твоей энергии. Но мы заслуживаем».
Сент-Джон вновь содрогнулся. Был ли он глуп, осмеливаясь желать чего-то большего, чем жизнь за стенами, которую он создал для себя? И еще глупее, думая, что, возможно – только возможно, – магия «Редстоуна», которая свела воедино столько людей, поможет и ему?
Не то чтобы Сент-Джон не знал, чего хочет. Объект его желаний был рядом, давая поддержку, которую он имел в детстве, когда она была ребенком. Он хотел всего, что она может дать ему, – ее любви, тепла, нежности, смелости…
Сент-Джон понимал, чего ему недостает, – ее смелости. Смелости отказаться дать злобному извращенцу власть над ним. Смелости оставить позади прошлое. Или, по крайней мере, обнести его настолько глухой стеной, чтобы оно засохло и умерло от отсутствия внимания и корма.
Прошло много времени, прежде чем Джесса сказала:
– Я беру свои слова назад.
На мгновение спазм в животе вернулся, когда Сент-Джон подумал, что она наконец увидела свет и передумала, решив расстаться с человеком, слишком травмированным для ее солнечной доброты. Но вновь обретенные знание и вера отогнали прочь эту мысль – такие, как Джесса, не сгибаются ни при каких обстоятельствах. И следующие ее слова доказали его правоту.
– Ты должен принять другое решение.
– Какое? – Он был удивлен спокойствию своего голоса.
– Я знаю, что связана в твоем уме с плохими временами. Всегда ли я буду напоминать тебе о них? Сможешь ли ты избавиться от этого?
– Ты единственное, что я хочу сохранить из прошлого.
– Ты не сумеешь преодолеть то, что случилось с тобой. Ты можешь только научиться жить с этим. «Редстоун» стал для тебя семьей, которой у тебя никогда не было. Ты доверяешь им. Это само по себе чудо.
Так оно и было. Он не осознавал этого, пока не вернулся в Сидар.
– Я знаю, – продолжала Джесса, – что тебе понадобится время от времени приходить в какое-нибудь место вроде этого, чтобы заново строить эти стены. И я готова с этим смириться.
Сент-Джон чувствовал, как все его тело стискивает какая-то яростная сила, вызванная ее словами и невероятным пониманием. Раньше он не нуждался в том, чтобы возводить стены заново, так как никогда не был достаточно близок к кому-то, для кого это имело значение.
– Я буду с этим мириться, покуда мы сможем проводить достаточно времени в других местах, – снова заговорила Джесса. – Джош говорит, что ты работаешь слишком напряженно. Что ты никогда не спишь.
– Сон… не всегда хорош.
– Кошмары? Думаю, я знаю, как с ними справиться. – Она бросила на него взгляд, от которого его пульс участился. – Поэтому ты должен решить, хочешь ли ты меня. Хочешь ли, чтобы мы были вместе?
Сент-Джон сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, и посмотрел в ясные и честные глаза Джессы. Глаза, в которых он мог видеть будущее, шанс на то, о чем он никогда не осмеливался мечтать. Но ее взгляд придавал ему смелость.
– Хочу больше всего на свете, – медленно произнес Сент-Джон.
Он видел по ее лицу, что она поняла его чувства. Поняла, что он хочет этого еще больше, чем хотел уничтожить человека, едва не уничтожившего его.
– Дети. Я не могу…
– Я видела, каким ты был с Тайлером, меня это не беспокоит. Мы можем усыновить ребенка. Или, если хочешь, будем выращивать собак.
– Работа.
– Знаю. Ты должен быть там. Пройдет некоторое время, пока маме станет лучше. Но я всегда хотела увидеть Калифорнию.
– Выборы.
– Я отозвала свою кандидатуру. – Джесса усмехнулась. – Учитывая обстоятельства, горсовет назначил временного мэра.
– Кого?
– Дядю Лэрри.
Сент-Джон заморгал и почти улыбнулся.
– Все равно я никогда по-настоящему не хотела быть мэром, – добавила Джесса.
– Именно такой человек и должен им быть.
– Тот, кто не хочет власти? Согласна. Лэрри смотрит на это как на временное, но необходимое неудобство в его жизни. Думаю, это правильная позиция.
Она протянула руку и провела пальцами по шраму. Он вздрогнул при ее прикосновении, не сумев скрыть реакцию, да он и не особенно этого хотел.
– Ты больше никому не будешь принадлежать, Дэм.
Сент-Джон покачал головой:
– Неверно.
– Что?
Он знал, в чем собирается признаться, и знал, что это правда.
– Буду принадлежать тебе. Хочу этого. Улыбка, осветившая ее лицо, заставила его подумать о долгой череде дней, когда он будет просыпаться под эту улыбку. Голосом, дрожащим от эмоций, Джесса произнесла:
– Я люблю тебя, Деймерон Сент-Джон. Так же как любила Эдама Олдена. И всегда буду любить.
Он судорожно сглотнул.
– Знаю. И это заставляет меня чувствовать себя так, как… как впервые в жизни… Я… Господи, Джесс, неужели это чувство и есть любовь? Оно такое огромное, что вот-вот разорвет меня на куски.
– Именно это и есть любовь.
– Тогда я…
Он не мог вымолвить и слова. Но для Джессы это не имело значения. Она просто смотрела на него, улыбаясь.
– Я знаю, – мягко промолвила она, отвечая на его невысказанные слова. И гораздо позже, когда солнечный свет играл на двух сплетенных друг с другом нагих телах, он нашел эти слова.
Еще позже Сент-Джон потянулся к сброшенным джинсам, полез в карман, нашел, что искал, вытащил это и показал ей.
Когда Джесса смотрела на глиняную собачку, свисающую с цепочки для ключей, которую она подарила ему давным-давно, ее прекрасные глаза расширились. А в улыбке крылось все, в чем нуждался Сент-Джон, чтобы знать о будущем.
– Это место гудит, как электропила, – сказал Джон Дрейвен, входя в кабинет босса. – Никогда не видел ничего подобного. Это правда?
Джош сидел за письменным столом, но смотрел в окно на западе, обращенное к океану. Вид был единственной роскошью в этом на редкость скудно обставленном для миллиардера кабинете, которая свидетельствовала о том, чего достиг этот человек за сравнительно короткое время. Но для Джоша всегда было важно дело, а не показуха, и Дрейвен это знал.
Долгое время Джош ничего не говорил, и Дрейвен мог только воображать, что происходит у него в уме.
– Вроде бы да, – ответил наконец Джош, все еще не глядя на своего шефа службы безопасности.
– Ты говорил мне однажды, – заметил Дрейвен, – что если услышишь о намерении Сент-Джона жениться, то поймешь, что наступает конец света.
– Очень может быть, – пробормотал Джош себе под нос так тихо, что Дрейвен понял: лучше притвориться, что не слышал этого. Наконец, Джош стряхнул оцепенение и посмотрел на него. – Вероятно, она единственная в мире женщина, которая может с ним жить. И видит Бог, Дэм это заслужил. Он заплатил за это страшную цену. – Неожиданно в глазах Джоша блеснул юмор. – А то, что он сам так удивлен и ошарашен этим, – глазурь на пироге.
Ознакомительная версия.
