— Куда ты прёшься, французская морда! — на что Моризо, не понимая, что ему сказали, ответил:
— Je suis un médecin[33].
— Пустите его, он врач, — крикнула Вера, понимая французский, и попросила у Моризо:
— Faites quelque chose[34].
Моризо склонился над девушкой, отстранив молодого чернявого человека. Девушка находилась в болевом шоке, рана в левом плече сквозная, но артерии не задеты и, кажется, кости целы. Моризо вздохнул и оглянулся на невесту: — Нужен бинт.
Тут же принесли кусок какого-то полотна, и Моризо наложил давящую повязку, сказав Даше:
— Её нужно немедленно доставить в мой госпиталь.
Все засуетились, молодой человек, а это был Миша Винницкий, поднял Дашу на руки и отнёс её в карету. Так как места оказалось мало, вместе с Моризо уехал Бертран и сестра раненой, Вера. В госпитале Дашу положили в отдельную палату, где Моризо обработал раны антисептиком, сделал ей противошоковый укол и снова перевязал. Бертран, похлопав Рене Моризо по плечу, сказал:
— Теперь пусть отдыхает.
— Я немного посижу, — сказал Моризо. Бертран, внезапно прозрев, улыбнулся и сказал:
— Утренний обход в госпитале я сделаю сам, — и подмигнул Моризо. Вера тоже хотела остаться, но Моризо спросил её, знает ли потерпевшая французский язык, на что сестра Даши ответила: «Да».
Моризо отвёл её в свою комнату, где его поджидал Себастьян, дал неё несколько капель валерьянки и попросил её поспать, чтобы завтра она осталась, как он понял, с сестрой. Вера сопротивлялась, но потом сдалась, так как напряжённый день забирал своё.
— Как её зовут? — спросил Моризо, остановившись у порога.
— Даша, — ответила Вера, вздыхая. Доктор закрыл дверь, а Вера, приложив голову к подушке, тут же заснула сном без сновидений.
Примчавшегося Семена и Мишу, Моризо к Даше не пустил, не смея её тревожить, а порекомендовал прийти с утра, когда она придёт в себя. Разогнав всех, в том числе и Себастьяна, советовавшего доктору прилечь в его комнате, Моризо присел возле кровати Даши, всматриваясь в её лицо.
Он повторял незнакомое имя «Даша», удивляясь его мягкости и душевности и, вглядываясь в её лицо, понимал, что оно ей подходит, точно подогнанное под неё. Он не заметил, как уснул, а когда проснулся, то увидел, что уткнулся в плечо Даши. Её открытые глаза, оказавшиеся совсем близко от его лица, удивлённо смотрели на него.
— Кто вы? — удивилась она, но Моризо не понял и переспросил:
— Qu'avez-vous dit[35]?
— Кто вы такой? — переспросила она на французском языке.
— Я ваш врач, — ответил Моризо.
— Почему вы спите на мне? — спросила Даша и в её глазах мелькнули огоньки.
— Простите, я наблюдал за вами, — покраснел Моризо, а Даша хмыкнула и поморщилась — плечо отдалось болью.
— Что случилось, — спросила она.
— В вас стреляли, — доложил Моризо и, подумав, добавил: — Стреляли в вашего молодого человека, а попали в вас.
— У меня нет молодого человека, — ответила Даша и, поняв, что сказала, добавила: — Он, всего лишь, мой друг.
Моризо такое положение вещей обрадовало, что не скрылось от глаз Даши.
— Вы что, в меня влюбились? — с детской непосредственностью спросила она. Видимо, укол, который он сделал, вызвал у неё эйфорию, которая ещё не прошла.
— Вы правы, я в вас влюбился, — слегка покраснев, сказал Моризо.
— А я в вас – нет, — засмеялась Даша и снова поморщилась от боли. Они молчали некоторое время, не нарушая ночной тишины, и разглядывая друг друга.
— Как вас зовут? — неожиданно спросила Даша.
— Рене, Рене Моризо, — ответил Моризо.
Они ещё долго мило беседовали и Даша слегка флиртовала с этим взрослым наивным доктором, который, она видела по его глазам, в неё по-настоящему влюбился. Даше нравилось дразнить доктора, и эта невинная забава благоприятно сказывалась на процессе выздоровления девушки, волшебным образом устраняя последствия ранения.
Впрочем, Даша просчиталась, так как, когда она выздоровела, и Сёмён с Верой забрали её домой, на следующий день почувствовала себя не в себе и поняла, что влюбилась сама.
Её не оставлял в покое Михаил, который каждый день приходил в больницу, принося цветы и фрукты, неизвестно где взятые зимой, а теперь, когда она выздоровела, устраивал в их доме посиделки, тем более, что он сдружился с Семёном и имел с ним какие-то дела. Она, как могла, давала понять, что Михаил может быть другом, и не более, но Миша не оставлял ей выбора.
В конце концов, измаявшись за несколько дней, Даша в одно утро решительно оделась и отправилась в госпиталь.
— Ты куда? — остановила её у двери Вера, на что Даша ответила: — Мне нужно, по делам.
Оставив расстроенную сестру дома, Даша понеслась по улице, забыв, что есть извозчики или, на худой конец, трамвай, а опомнилась, когда оказалась у ворот госпиталя.
— Вы куда? — по-французски остановил её часовой у входа и она ответила: — Меня ждёт военврач Моризо.
Часовой что-то кричал позади, но Даша его не слышала, так как неслась к двери, которая неожиданно открылась, и на пороге оказался Моризо.
— Как я по тебе соскучилась! — выдохнула она, обвивая его руками за шею.
— Qu'est-ce qui ne va pas, ma chérie[36]? — спросил он, а она поцеловала его в губы и сказала на французском языке: — Как же я тебя люблю.
Не отстающий часовой требовал какую-то бумагу, а Моризо махнул на него, выругавшись, и тот, бурча что-то под нос, отправился к воротам.
***
Чтобы не расставаться ни на миг, Моризо устроил Дашу в госпиталь, и она всегда находилась при нём: помогала при операциях, записывала за ним диагнозы раненых, делала перевязки, кормила, когда он, уставший, приходил в свою комнату, находящуюся здесь же, при госпитале, а потом любила его, отдаваясь целиком, так же, как и работала.
Их идиллия не могла длиться вечно, и настал тот воскресный день, 5 января 1919 года, когда командующий французскими войсками генерал Бориус вызвал Моризо к себе. Даша женским чутьем угадала, что Моризо может не вернуться и припала к нему, стараясь слиться с ним воедино.
— Ты не вернёшься! — воскликнула она, обхватив его шею.
— Дашия, не беспокойся, — сказал по-русски Моризо, но его слова не успокоили Дашу, а наоборот, ещё больше взвинтили.
— Надень вот это, — воскликнула она, нанизывая на палец Моризо перстень, который отдала ей Вера.
— Зачем? — улыбнулся Моризо.
— Чтобы помнил обо мне, — сказала Даша, — пообещай никогда его не снимать.
— Даже во время операции? — улыбнулся Моризо.
— Не утрируй, а пообещай, — настаивала Даша.
— Обещаю, — легко согласился Моризо и добавил: — А завтра мы сходим в церковь и обвенчаемся по вашему обычаю.
