Ознакомительная версия.
Дима проспал до темноты – на этот раз крепко, без мучительных сновидений, которые одолевали его в последнее время. Когда он открыл глаза, в спальне горел свет – Марфа зажгла настольную лампочку под абажуром и при ее свете смотрелась на себя в зеркало трюмо. Она сидела на пуфике в одной короткой комбинации, босая, держа в руках щетку для волос. Дима смотрел на нее минуты две, пока окончательно не проснулся, и за это время женщина ни разу не пошевелилась. Он видел ее отражение в зеркале – бледное, четко очерченное лицо, застывшие глаза, окруженные голубыми тенями, высокую стройную шею и на ней – тонкую золотую цепочку с кулоном из красного камня. В их первую ночь он спросил, что это за камень, и Марфа ответила – гранат.
– Я сама его купила как-то, не знаю почему. И денег лишних тогда не было… Он мне так приглянулся! Там была интересная продавщица, совсем девочка, но в камнях разбиралась. Она сказала, что это камень любви, гнева, пламени и страсти и в древности почитался священным. Когда я примерила кулон, гранат так и заиграл… Девушка сказала, что мы с камнем нравимся друг другу. Обычно я не слушаю подобную чепуху, но тогда мне показалось, что тут есть доля правды.
Теперь, в слабом свете лампы под красным абажуром, камень казался черным и непрозрачным. Неподвижность Марфы завораживала и вместе с тем отчего-то пугала Диму. Он видел, что его подруга унеслась мыслями очень далеко и вряд ли видит свое отражение в зеркале. Он окликнул Марфу, и та медленно, как во сне, повернула голову.
– Что с тобой? Мне показалось, ты спишь сидя. Который час?
– Скоро десять.
– Это что же – я проспал весь день? – Он схватился за голову – та внезапно отяжелела и разболелась. – Господи! Хотел же идти в милицию!
– Сходишь завтра. – Марфа снова отвернулась к зеркалу. – Я видела в Александрове твою мать и с нею еще двух женщин. Одна – та самая гадалка.
– Она теперь и туда ее таскает?! – Дима резко сел, свесив ноги с постели. – Этому надо положить конец! Я уверен, что отец не в курсе! Он бы такого не потерпел!
– Так скажи ему, – равнодушно предложила Марфа, продолжая любоваться своим отражением. – Я поняла, что они приезжали туда на какой-то сеанс. Вольному воля, но твоя мама может стать жертвой шарлатанки. И эта ее подруга тоже.
– Такая синеглазка, рот сердечком? С виду – ангелочек, а язык острый? Это Ирма. Всегда считал ее разумной бабой, пусть и занудой. Надо же – тоже сдурела! Ты-то, надеюсь, не веришь в эту чушь?
– Я ни во что не верю, – твердо сказала Марфа, вставая с пуфика и включая верхний свет. От неожиданности Дима зажмурился. Когда он открыл глаза, Марфа уже надела свой любимый атласный халатик с китайской вышивкой. – Или точнее – верю в то, что можно измерить. Участок я измерила, веревки по межам натянула, провозилась до темноты, сломала два ногтя, когда тесала эти колышки. Завтра же с утра найму рабочих. Пока хватит двоих. Попрошу кого-нибудь из московских знакомых с машиной, заберем их с обочины, с «рабского рынка», и в полдень они уже будут копать. Жаль, придется сюда вмешивать чужого человека, но делать нечего. Таксист арбайтеров может не взять, а свою машину я перед отъездом в Германию продала.
– И все это ты провернула, пока я дрых! – с невольным уважением заметил Дима. – Это хорошо, но… Не слишком ли ты спешишь?
– В чем дело?! – Ее глаза гневно сузились, как бывало всегда, стоило чем-то помешать ее намерениям. Эту черту характера Дима отметил уже давно. – Мы же договорились! Чего ты боишься? Расходы я беру на себя, если возмутятся соседи – шум там или еще что, – я сама разберусь. Можешь вообще туда не являться, если тебе лень! Не переживай, я тебя не ограблю!
– Не в этом дело. Люда…
– Что – Люда? – Теперь Марфа почти рычала от раздражения и была в этот миг очень похожа на красивое разъяренное животное. – Люду я тоже не ограблю! Мы же компаньоны, черт подери! За кого ты меня принимаешь?!
Она разозлилась не на шутку, и Диме еще пришлось просить прощения – иначе не стоило и мечтать о чашке кофе, в которой он отчаянно нуждался. Наконец Марфа сменила гнев на милость, и даже накормила его ужином. Яблочные оладьи, которые за пятнадцать минут появились почти из ничего, восхитили и покорили Диму, и он примолк, старательно посыпая их сахарной пудрой и один за другим отправляя в рот – кроме всего прочего, он еще и ужасно проголодался. Марфа стояла у плиты и обрачивалась лишь затем, чтобы передать ему новую порцию. Лицо у нее было замкнутым, серьезным, и думала она, казалось, вовсе не об оладьях.
– Это все-таки Бельский, – сказала она вдруг, выключая газ и прикрывая сковороду крышкой.
– Что?! – От удивления Дима едва не обжегся горячей оладьей. – Ф-ф… Что там с Бельским?
– Он знал о кладе наверняка.
– Да с чего ты взяла? Сама же говорила, что тогда бы он ни за что не продал дом. И Люда отрицала…
– Мало ли что она отрицала! – резко оборвала его женщина. Ее нахмуренные брови подрагивали от возбуждения, которое она пыталась скрыть под напускным спокойствием. – Она могла лгать!
– За ней такого не водилось!
– Вот как?! – Теперь Марфа рассердилась по-настоящему, ее губы язвительно скривились, в глазах замелькали недобрые искры. – А разве ты знал о ее замужестве, к примеру? Вы три года прожили вместе, а она ничего тебе не сказала!
– Это не ложь, а простое умолчание, – возразил было Дима, но та отмахнулась:
– Не важно, верь ей во всем, если хочешь! Я знаю одно – записку она получила через Бельского, и место ей указал Бельский, больше некому. Они были соседями, когда Людка была маленькой, верно? У него даже хранилась ее детская фотография! Я ее сегодня видела! Хранил в мансарде, под старыми газетами, будто какую-то ценность!
– Да что ты? – изумленно протянул Дима. Он, как наяву, увидел Бельского – посеревшего от пьянства, смирного, ничем не примечательного. Такие погибают от водки тысячами, и едва ли кто замечает их исчезновение, кроме самой близкой родни. – Что между ними общего? Откуда у него могла взяться та записка?
– А откуда она могла взяться у кого угодно другого? – парировала Марфа. – Откуда вообще берутся такие вещи? Ясно же – они появляются случайно и попадают к случайным людям. Люда говорила, что записку отдал ей совсем темный, простой мужик? Твои слова! Так это был Бельский! Нам повезло, что он не смог ничего прочесть… А вот насчет клада… Он что-то явно слышал. Может, еще от бабки, а та – от своей. Если они коренные, местные, то вполне возможно, что сказка о кладе передавалась из поколения в поколение. А тут еще нашлась записка!
– Так зачем он взял за дом пятьдесят тысяч, если мог получить… Страшно подумать сколько.
Ознакомительная версия.
