— А это Шантал, моя бабка, -произнес Брэд. Фил посмотрела на портрет:
— Я не слышала о ней.
— Шантал 0Хиггинс, -горько заметил Брэд.-Полуфранцуженка, полуирландка. Еще услышишь.
Фил сочла Шантал, серебристую блондинку с капризным ртом и недовольным видом, красавицей.
— А это Джек, мой отец, -сказал Брэд. Портрет Джека, в отличие от остальных, не был формальным. Он сидел верхом на вороном жеребце. На его красивом лице играла веселая улыбка, и он являл собой превосходный образчик богатого, самоуверенного, молодого владельца ранчо.
— Он не соглашался позировать, -объяснил Брэд.-Художнику пришлось рисовать его в движении. Это-его любимый конь Вулкан. Жеребец соответствовал своему имени. Насколько я знаю, он убил одного человека.
— Убил?
— Да. Сбросил. Была вечеринка, и один парень хвастался, что может ездить верхом на ком угодно. Ну, Джек и посадил его на Вулкана.-Брэд беспечно засмеялся.-Урок пошел ему впрок.
Фил вздрогнула, подумав о том, кем надо быть, чтобы устроить такое, зная, что лошадь опасна.
— А вот моя мать, -тихо сказал Брэд.-Ребекка. Она была изображена на портрете в полный рост и столь же прелестна, как ее описывал Брэд: нежное овальное лицо, голубые миндалевидные глаза и волнистые черные волосы. Она призывно улыбалась. Облегающее шифоновое платье, зеленое, как воды Нила, было перехвачено под грудью лентами из атласа в стиле ампир, оставляя грудь полуоткрытой. В одной руке Ребекка сжимала букет кремовых лилий, а вторую свободно положила на спинку кресла. В портрете Ребекки сквозило богатство и непреодолимая чувственность: богатая обивка кресла, шифон, атлас, блеск изумрудов и бриллиантов, сама кожа изображенной женщины. Создавалось впечатление, что художник чересчур близко знал ее, что у них был роман.
— Она очень красива, -сказала Фил. Брэд пожал плечами и отвернулся:
— Да. Вот и вся семья.
— Как? Ни братьев, ни сестер, -поддразнила она.
— Их можно не брать в расчет, -резко заявил он, выходя под лучи солнца.
Было очень жарко и влажно. Фил пожаловалась, что боится растаять на солнцепеке. Они отправились купаться.
Бассейн шестидесяти футов длиной был полон синей морской воды и, казалось, переливался в бесконечность, за вершину гор. Фил нырнула, поплыла, затем, перевернувшись на спину, принялась созерцать облака, сгущающиеся в голубом небе.
— Грозовые тучи, -нахмурился Брэд.-Надеюсь, завтра будет хорошая погода. Я хотел показать тебе ранчо.
Он оказался прав. К шести часам над морем сверкала молния и остров утонул в струях дождя. Фил и Брэд, обнявшись, лежали на огромной кровати, которая была изготовлена для его матери более сорока лет назад из великолепного блестящего гавайского дерева коа. Прикосновение льняных простынь к прохладной коже казалось Фил очень чувственным, а губы Брэда, целующие ее, были еще чувственнее. Запах тропической зелени доносился из окна. Дождь настойчиво барабанил по крыше. Все казалось таким мирным. Но, когда они занимались любовью, Фил почувствовала то же напряжение, которое исходило от портрета, и удивилась, откуда оно.
На следующий день они встали с рассветом. На небе не было ни облачка. Брэд сам вел
маленькую «сессну», когда они летели на Большой Остров. Фил сидела рядом с ним, завороженная открывшимся видом. Тихий океан напоминал волнующееся покрывало, сотканное из изумрудных и аквамариновых полос. Над песчаным дном вода была бирюзовой.
Потом они летели над пиком вулкана в центре острова, над лесами, каньонами и над бескрайними равнинами, где Фил могла видеть паниоло, ковбоев, сопровождающих верхом огромные, медленно бредущие стада превосходных хирефордских коров. «Более шестидесяти тысяч голов», -гордо поведал Брэд. Они пролетели над поросшими травой лугами, над плоским берегом, окаймленным черной застывшей лавой. Тут и там виднелись ярко-зеленые банановые деревья и гордые кокосовые пальмы, изумрудные лужайки для гольфа и розовые курортные отели.
Фил подумала, что пейзаж никак не назовешь нежным: в пенящихся морских волнах, которые кидались на острые черные скалы и, крутясь, уходили обратно в неизведанные глубины, чувствовалась жестокость. Темные, поросшие лесом, ущелья и необитаемые вулканические черные скалЫ выглядели негостеприимно. Но это был дом Брэда, его наследство, его любовь.
Брэд посадил крошечный самолетик и, пока тот катился по короткой посадочной полосе, повернулся к Фил.
— Добро пожаловать на ранчо Канон, -гордо улыбнулся Брэд.
Как только они вышли, к самолету подъехал джип.
— С возвращением, мистер Кейн, -произнес сидевший там гавайец, -на голове которого красовался .большой белый «стетсон».
— Спасибо, Чарли.-Брэд пожал ему руку.-Доктор Форстер, это-Чарли Калапаани. Он управляет ранчо. Я хочу показать доктору Форстер ранчо, Чарли, -объяснил он, усаживаясь в джип.
От взлетно-посадочного поля они около десяти минут ехали по прямой, затем свернули на длинную аллею, вдоль которой росли огромные баньяновые деревья.
— Их посадил шестьдесят лет назад мой дед, — пояснил Брэд.
Они подъехали к простому деревянному дому, окрашенному в белый цвет и окруженному крытыми верандами. Внутри было темно. Крыша поддерживалась балками из полированного дерева коа. Это была олицетворенная история ранчо Канон, с мебелью, отполированной вручную, и дюжинами реликвий и фотографий ранчо и его первых работников.
— Арчер начинал на пятидесяти худших акрах земли. Там было полно оврагов, где мог потеряться скот. А через три года у него было уже три тысячи акров превосходной земли, -гордо рассказывал Брэд.-Каждый год он увеличивал свои владения. Так же поступал мой отец, и теперь ранчо занимает более трехсот тысяч акров, не считая земель в Техасе и Вайоминге.
Изучив предложенную ей карту. Фил сказала:
— Тебе теперь нечего покупать.
— О, я тоже добавил свою долю к наследию Кейнов, правда, в несколько иной манере. Но эти поля для гольфа и отели находятся на земле Канон, и я надеюсь, туризм внесет свой вклад в семейные сундуки Кейнов.
Фил усмехнулась, поддразнивая его:
— Значит, ты не только красавчик?
— Если бы ты думала так, ты была бы дурой, — неожиданно холодно сказал он.-Моя работа-это моя жизнь.
Выйдя наружу, он остановился и, прикрыв глаза рукой, посмотрел на огороженные загоны:
— Ты умеешь ездить верхом?-спросил он. При одной мысли об этом Фил расхохоталась:
— Брэд, я городская девчонка. На улицах Чикаго нет лошадей, если не считать тех, на которых ездят полицейские.
Он ухмыльнулся:
— Тогда возьмем джип.
Когда они тряслись на ухабах пыльных дорог, Брэд снова повеселел и сказал, что здесь более тысячи лошадей-полукровки, помеси и чистокровные арабы, — обитают в двух сотнях загонов; трубы нагнетают воду во множество резервуаров и хранилищ; часть склонов засеяна специальными травами и овощами, а выше, где выпадает больше дождей, растет роскошный дикий клевер.
